Особенно много внимания требуют финансовые вопросы. Надо сказать, что я и прежде, не понаслышке зная о нравах, царящих в интендантских кругах, старался их контролировать. Но теперь все эти «прошения», «отношения» и «требования» захлестнули меня с головой.
Армия ежедневно потребляет совершенно дикое количество муки, крупы, масла и мяса. Не говоря уж о сене и фураже для многочисленных лошадей. Причем, у строевых одна норма, у гужевых другая, а ведь есть еще непонятно откуда взявшиеся вьючные верблюды!
Разумеется, для всего этого хозяйства у меня есть трудящийся не покладая рук штаб, но ведь его надо постоянно контролировать. Поэтому практически каждое утро начинается с одного и того же. На пороге кабинета появляется Федя Юшков, под мышкой у которого папка с документами, с которыми мен нужно ознакомиться. Причем новости, как правило, не самые приятные.
– Что у нас плохого? – поинтересовался я.
– Отчего же непременно плохие? – с непроницаемым выражением на лице отвечал мой верный адъютант. – Есть и хорошие-с! Прошедшей ночью командами охотников были захвачены два вражеских офицера и три нижних чина.
– Допрашивали?
– Так это... – на миг смешался Юшков. – Француза пока тащили, малым делом не придушили, отчего он теперь говорить не может. А с англичанином и вовсе удар случился!
– Браво!
– Так на все божья воля!
– Аминь! Это что?
– Осмелюсь доложить, в Угличском полку выявлены случаи заражения холерой.
– Час от часу не легче. Меры приняли?
– Так точно!
К слову сказать, эффективного лечения от холеры пока нет и, насколько мне известно, до появления антибиотиков не будет. Вакцин тоже нет… [2] Лечат по большей части кровопусканиями и употреблением внутрь лекарств на основе ртути.
– А что Пирогов?
Великий ученый вместе со своими сподвижниками прибыл около полутора недель назад, немедленно получив все полноту власти по медицинской части. Следствием этого стали с одной стороны, улучшение положения в госпиталях, а с другой небывалый вой среди причастного к этой теме начальства.
– По мнению Николая Ивановича, нижние чины чрезмерно утомляются и от того становятся слабы. Кроме того, не хватает и зимнего обмундирования, а ведь ночами уже изрядно подмораживает. Но самое главное, недостаток питания…
– Да, он мне говорил. Ладно, пиши приказ. С завтрашнего дня, то есть с 29 октября, для сбережения здоровья и предупреждения простудных заболеваний, всем строевым нижним чинам повышаются нормы выдачи провианта. Мяса с полуфунта до трех четвертей, полугара две чарки вместо одной. Приказ зачитать во всех ротах, сотнях, батареях…
– Где же столько сыщем, ваше высочество? – вопросительно посмотрел на меня Юшков, не хуже моего знавший о наполнении продовольственных складов.
– Хлебным вином пусть Станюкович поделится. На флотских складах его довольно. Ну а на мясо скот пустим. Судя по отчетам провиантской комиссии к нам целые стада гонят.
– Дай-то бог.
– Что-нибудь еще?
– Так точно-с. Вот извольте видеть, донесение от ротмистра Эльстон…
Ротмистр Феликс Эльстон числился ни много ни мало, адъютантом военного министра графа Чернышева и прибыл вместе с моими братьями. Но в отличие от большинства их спутников слыл человеком дельным, а потому получил отдельное задание – отправится на провиантские склады в Бахчисарай, чтобы расследовать справедливость жалоб на недостачу в поставках сухарей и круп.
– Ну и что?
– К донесению приложены ведомости за подписью чиновников Симферопольской Комиссии, из которых видно, что войскам действительно недопоставлено на 25 октября сухарей 1751 четвертей и круп 150 четвертей.
– Это за какой срок?
– С момента высадки союзников…
– Они там что, совсем ох… погоди-ка, это ведь не первая жалоба на них, верно?
– Так точно-с. Вы тогда еще распорядились на первый раз отдать управляющего и провиантмейстера под арест на неделю каждого.
– То есть, с первого раза не дошло? Ну, что же, видит бог, я хотел по-хорошему. Управляющего Симферопольской Провиантской Комиссией статского советника Стратановича и обер-провиантмейстера коллежского советника Сервирога за явное нерадение и нераспорядительность по получению данного приказа подвергнуть немедленному аресту и доставить в Севастополь для придания Военно-Полевому суду!
– Что?! – едва не выронил от неожиданности перо Юшков.
– Ты чем-то недоволен?
– Что вы, ваше высочество, но…
– Никаких, но! Если эти мерзавцы творят такое, находясь рядом со мной и зная, что об их грязных делах в любой момент может стать известно даже государю, то что же позволяют себе иные? Нет уж, с меня хватит!
– Поднимется шум…
– Вот и прекрасно! Пусть все знают, что шутки кончились. Воровство во время войны ничем не лучше измены!
– Ни в коем случае не смею перечить. Более того, всем сердцем поддерживаю. Вот только…
– Что еще?
– Не знаю даже, Константин николаевич, как вам докладывать…
– Давай сюда, – отобрал я у него бумаги и принялся за чтение.
Это оказалось донесение от командующего IV пехотным корпусом генерала Данненберга, о случившееся во вверенных его командованию войсках прискорбном случае. Некий поручик Толубеев, служивший прежде в запасном батальоне Подольских егерей, был прикомандирован во время войны к Астраханскому пехотному полку. Следуя к месту службы, он ухитрился проиграться в пух и прах на одном из постоялых дворов, после чего не нашел ничего лучшего, как изготовить подложное письмо от имени вышеупомянутого генерала Даннеберга. В котором именовался его адъютантом князем Трубецким и явился с этим письмом к обер-криг-комиссару IV корпуса коллежскому советнику Коломийцеву, от которого и получил по нему семьдесят пять тысяч рублей серебром. Некоторое время спустя, опомнившийся чиновник поднял шум, после чего злоумышленник был найден и чистосердечно во всем признался.
– Сколько? – на всякий случай уточнил я.
– 75 тыщ!
– Ай да, сукин сын!
– Не смею спорить. Но каково будет ваше решение?
– Тут и думать нечего, Коломийцеву выговор за глупость, а Толубеева под суд.
– За такое каторга полагается.
– Время военное, нечего кадрами раскидываться. Пойдет в арестантские роты, а там посмотрим. Ладно, если это все…
– Не совсем, – тонко улыбнулся Федор и выложил стойко приберегаемые им на конец доклада списки на производство, представления на награды и тому подобные приятные вещи.
Не знаю, что он этим добивается, может, что я устану, и не буду придираться. Если так, то зря. Доставшаяся мне от Кости память позволяет припомнить все даже самые незначительные нюансы. И если в реляции о некоем сражении особо отмечен какой-нибудь высокопоставленный офицер, которого там и близко не было, то написавшего в самом скором времени могут ожидать неприятности по службе, а «герой» получит возможность продемонстрировать свою храбрость на практике.
Правда, в последнее время, такие фокусы случаются все реже и реже…
– Позвольте, ваше императорское высочество? – выглянул из-за тихонько приоткрывшейся двери Трубников.
– Как вам не стыдно, Константин Васильевич! – ревниво посмотрел на чиновника Юшков, искренне считавший доступ ко мне своей исключительной собственностью.
– Очень стыдно, Федор Осипович, – повинился тот. – Но уж больно дело безотлагательное!
– Заходи, мы уже закончили, – велел я, подписывая последние листы. – Рассказывай, что у тебя случилось?
– Да у меня, собственно все хорошо, – расплылся в улыбке неофициальный глава русской журналистики. – Просто появилась одна совершенно гениальная идея!
– Ты меня пугаешь.
– Вас и в мыслях не было, но бьюсь об заклад, что неприятелю сей прожект придется не по вкусу!
– Даже так?
– Именно! Все дело в том, Константин Николаевич, что европейцы, изволите ли видеть, народ весьма меркантильный, но не слишком богатый!
– Ты издеваешься?
– Никоим образом! Хотя, виноват-с, я не обо всех жителях Старого Света, а токмо о солдатах.
– В каком смысле?
– В самом прямом. Французская армия, как известно, формируется за счет призыва, которому теоритически подлежат все граждане Второй республики… виноват, империи. Однако же на практике, мобилизуются только беднейшие слои, а люди сколько-нибудь состоятельные имеют возможность выставить вместо себя заместителя, чем активно пользуются.
– Положим, что так, а дальше?
– А дальше британцы, вроде бы нанимающиеся за деньги, но на деле подвергающиеся насильственной вербовке. Причем, деньги не сказать, чтобы большие, а служба тяжелая. Да что там говорить, у них нижних чинов секут не хуже нашего, даром, что просвещенные мореплаватели!
– Куда клонишь?
– Все просто, ваше высочество. Раз уж они так бедны, то отчего бы их не переманить?
– Каким образом?
– Элементарным! Раскидать на их позициях прокламации, в которых написано, что всякий перешедший на нашу сторону с оружием, получит участок земли в собственность и известную сумму подъемных. Каково?
– Даже не знаю, что тебе сказать…
– Да что тут толковать! – обескураженно развел руками не ожидавший такой реакции Трубников. – Идея ведь преотличнейшая! К тому же наше правительство и так постоянно зазывает к нам переселенцев, причем на таких же условиях. А тут они уже прибыли, да еще и винтовку с собой прихватят. Сплошной профит… Или вы беспокоитесь, что в Крыму земли не хватит? Так ее здесь много, да и распределять ее будут уж после войны. К тому же есть еще, Кавказ, Поволжье, Сибирь, наконец!
– Нет, это все понятно, – покачал я головой. – Лучше скажи мне, а что получат после победы наши?
– Пардон, кто?
– Наши солдаты, матросы. Те самые которые прямо сейчас за Отечество кровь проливают. Что им даст Родина за свою защиту?
– Боюсь, я вас не понимаю, – растерянно развел руками журналист.
– В том-то и беда, братец. Привыкли мы, что народ государству всегда и все должен, а о том, чтобы наоборот и мысли нет. Сам посуди, если мы вражескому солдату, пришедшему на нашу землю с оружием, столько всего после войны дадим, то своему, если, по справедливости, надобно как минимум вдвое! А где взять?