– Господи, да тут бы просто свободу объявили, – вздохнул начавший понимать в чем дело Трубников.
– Ладно, – решился я. – Идея твоя и впрямь недурна. Так и быть пиши свои прокламации. Потом покажешь. Можешь обещать молочные реки с кисельными берегами. Денег, правда, не обещаю. За штуцера, если целые принесут, так и быть заплачу, но не более! Кстати, а как думаешь доставлять сии «прелестные письма»?
– Да, найдем как. В пушку зарядим и выстрелим!
– Что? – озадачено посмотрел я на журналиста, после чего не выдержав расхохотался! – Ступай, артиллерист. Придумаем, что-нибудь.
Забегая вперед, могу сказать, что хоть и не сразу, но затея Трубникова сработала. Чем хуже у союзников шли дела, тем больше появлялось перебежчиков, в одной руке которых была зажата прокламация с обещанием бесплатного земельного участка в империи, а в другой заветный штуцер.
[1] Bonmot – острота (фр.)
[2] Первая вакцина создана в 1890-х годах франко-российским биологом Владимиром Ароновичем Хавкиным.
Глава 9
Война – двигатель прогресса, – сказал или вернее скажет один умный человек. [1] Ведь именно там востребованы новшества, двигающие вперед научные знания. Недавно я, как и все жители Севастополя имел возможность в очередной раз в этом убедиться. Стрелявшая до сих пор только по укреплениям Сапун-горы Ланкастерская батарея англичан открыла огонь по остававшейся до сих пор невредимой Корабельной стороне, а также бухте.
Разумеется, точность этих номинально нарезных орудий оставляла желать лучшего, ибо попасть они могли лишь в цель величиною с город, но вот дальность впечатляла. По странному стечению обстоятельств, ни один военный объект или хотя бы просто солдат при первом обстреле не пострадал, но зато одна из «удачно» пущенных бомб разрушила чей-то маленький домик, убив заодно всех его обитателей, включая трех маленьких детей.
Несмотря на то, что смерти и разрушения случались каждый день, жители города и в особенности моряки приняли это несчастье близко к сердцу. На скромные похороны пришли все, кто смог, из-за чего они больше походили на манифестацию.
Случившаяся трагедия заставила меня на мгновение отвлечься от свалившихся на мои плечи после начала осады забот, и вспомнить, наконец, о своем, как бы пафосно это ни звучало, предназначении. Близился, если можно так выразиться, день «Ч». Правда, пока об этом знал только один человек.
Как ни мало помнил о ходе «Первой обороны Севастополя», про бедствия, принесенные стихией союзникам, я знал. Собственно говоря, весь мой план с самого начала был построен именно на этом послезнании. Первый пункт требовал сохранить эскадру как боеспособную силу. Второй – накопить войска, чтобы иметь возможность нанести решительный удар, как только сложится благоприятная обстановка. И, наконец, последнее по порядку, но не по значению – дождаться того самого, великого и ужасного шторма, а дальше… будет видно!
Если все получится, у нас будет шанс хотя бы ненадолго завоевать господство на море, после чего высадившиеся на наш берег интервенты окажутся обречены.
Именно поэтому я каждый день с волнением и надеждой поглядывал на барометр, совершенно не радуясь последним относительно теплым денькам и не по-осеннему ласковому солнышку. И вот, вроде бы началось.
– Господа, – без обиняков обратился я к собравшимся по моему приказу в кают-компании «Парижа» всем командирам и начальникам эскадры. – У меня нет ни малейшего сомнения, что в самом скором времени погода резко ухудшится и на Крым обрушится шторм. Возможно даже ураган, а потому настоятельно требую, что все вы приняли надлежащие меры для сохранения вверенных вашему командованию боевых кораблей и судов.
– Штормами на Черном море никого не удивить, – пожал плечами Нахимов. – Но поскольку мы в бухте, опасности никакой нет-с!
Большинство присутствующих тут же поддержали своего адмирала одобрительными репликами и кивками.
– Тем не менее, на всех парусниках следует поставить вторые якоря и быть в готовности вытравить канаты. Пароходам же, помимо этого, следует принять возможно более полный запас угля и держать котлы под парами, на тот случай если понадобится дать ход!
– Откуда такая уверенность, ваше императорское высочество? – удивленно посмотрел на меня даже обычно не возражающий Корнилов.
– Связи с небесной канцелярии, если ты, Владимир Алексеевич, об этом, у меня нет. Но этот приказ должен будет выполнен безотлагательно. Кроме того, все экипажи следует довести до штатной численности, а больных списать на берег. Это понятно?
– Но отчего такая спешка?
– Настоятельно рекомендую всем присутствующим не терять времени. Не хочу никого пугать, но …
Надеюсь, что намек все поняли. Во всяком случае, замолчали и делают вид, что прониклись. Вот только Нахимову неймется.
– Если уж мы ожидаем шторм, – снова начал он свою любимую песню. – Не следует ли убрать мины-с?
С тех пор как взлетел на воздух «Агамемнон» адмирал относится к минам с благоговейным ужасом и мечтал только о том, что их от греха подальше снимут и больше никогда применять.
– Уберем, Павел Степанович, обязательно уберем. После войны. Но твоя правда, опасность того, что мину сорвет с якоря и потащит вглубь бухты существует. Поэтому к вышеперечисленным мерам следует добавить еще одну. На каждом корабле иметь караул с заряженными ружьями, для того чтобы расстрелять адскую машинку, буде случится такая надобность. Ну и следить, конечно, за морем. Куда ж деваться…
В какой-то мере, я был согласен с опасениями моряков. Была бы возможность их безболезненно дезактивировать так бы и сделал. Но чего нет, того нет. А если начать тралить, так англичане с французами узнают об этом в тот же день. Так что будем решать проблемы по мере их поступления.
Наконец, наступило 1 ноября, когда по моим прикидкам должен был начаться шторм. Но случилось странное. Сначала сменивший направление ветер почти полностью очистил небо, а затем он и вовсе ослабел, отчего очередной осенний день вместо ненастного стал погожим.
Первой мыслью было, что кое-кто не выдержал свалившейся на него ответственности и все-таки сошел с ума. Конечно же, было понятно, что само мое появление в этом времени передавило добрую сотню разных бабочек и, вне всякого сомнения, изменило реальность и будущее, но ведь не погоду же?!
Тем не менее, факт бы на лицо. Ветер почти стих, море спокойно, солнышко светит, а все побывавшие на недавнем совещании посматривают на меня как на дурачка. Нет, в слух этого, разумеется, никто не скажет, но ведь на лицах все крупным планом написано!
Плюнув на все, я непонятно для чего вышел из штаба и как был, с непокрытой головой и без шинели, побрел по улице, не обращая никакого внимания на окружающих. Встречные военные вытягивались во фронт и козыряли, немногочисленные статские кланялись или снимали шапки, а я все шел, не зная, куда себя деть и что дальше делать.
– Константин Николаевич! – пробился откуда-то свыше чей-то голос, после чего я очнулся и понял, что вышел к морю, бьющему волнами о ступени Графской пристани.
– Что?
– Константин Николаевич, вы меня слышите? – снова спросила барышня в которой я с удивлением узнал Дуняшу.
– Да, конечно. А что вы здесь делаете? – наверное, в первый раз за все время после попадания перешел я на «вы», изменив бесившей поначалу Романовской привычке тыкать всем, кто ниже по происхождению.
– А вы?
– Гуляю…
– Я тоже!
– Чудно. Давайте гулять вместе.
– Хорошо. – Не стала жеманиться барышня. – Но отчего вы в таком виде? Где ваша фуражка? Неужели ее унес ветер?
– Разве теперь дует ветер?
– Да что с вами? – всплеснула руками сестра милосердия. – Неужели вы совсем ничего не чувствуете? То есть, конечно, с утра он совсем стих, а теперь дует и прехолодный! Вам надобно немедленно вернуться в… а откуда вы пришли?
– Ваше высочество! – едва не сбил меня с ног непонятно откуда взявшийся Воробьев. – А мы вас обыскались! Это ж надо, никто не видал куда ушедши!
– Да уж, – неожиданно нервно рассмеялся я. – Хороша охрана! Проворонили великого князя!
– Вася, – тихо шепнула матросу Лужина. – Константину Николаевичу нехорошо. Надо вернуть его домой…
– Не извольте беспокоиться, барышня, – обеспокоенно отозвался тот. – Все сделаем в лучшем виде!
А между тем погода, как будто отвечая моим самым затаенным желаниям, и впрямь начала портиться. Сначала усилился ветер, быстро затянувший еще недавно почти чистое небо тучами. Затем повалил снег пополам с дождем, а к вечеру разразилась настоящая буря. Та самая, которую я так ждал!
Не знаю уж, к добру или к худу, но события той ночи совершенно испарились из моей памяти. Помню лишь, что Воробьев, раздобыв где-то повозку, отвез нас домой. Я же все это время смеялся, старался подставить лицо под хлеставшие с неба хлопья мокрого снега пополам с дождем. В общем, вел себя максимально неадекватно.
Потом, уже на месте, перепуганный моим исчезновением Юшков напоил меня то ли глинтвейном, то ли водкой с перцем, после чего я, не раздеваясь упал на кровать, и, накрывшись с головой, уснул и не просыпался до самого полудня. Когда же пришло время пробудиться, понял, что на улице бушует непогода, а стало быть, все идет так же, как в оставленной мною реальности. Как ни странно, звуки, издаваемые скрипящим под порывами ветра домом, совершенно меня успокоили и придали сил действовать дальше. Нужно только что-нибудь съесть и привести себя в порядок…
– Рогов! – крикнул я, вызывая вестового.
Примерно полминуты на мой зов никто не отзывался, но потом послышался шум, и в спальню ворвался сначала всклокоченный Иван, за ним кто-то из лакеев, дежурный адъютант и еще несколько человек.
– Ваше высочество, как вы себя чувствуете? – обеспокоенно спросил Федор.
– Прекрасно!
– Опять изволили спать не раздеваясь, – горестно вздохнул камердинер.
– А вы, по всей вероятности, рассчитывали на легкое ню? – не смог удержаться от шутки я, обведя веселым взглядом собравшихся.