Удивительнее всего была невероятная избирательность стихии. Она, казалось, специально выбирала стоянки союзного флота. При том, что на северо-западе Черного моря и в Одессе царили тишь да гладь. Ураган прицельно ударил по крымскому побережью от Балаклавы до Евпатории и по Босфору, нанеся нашим противникам совершенно невообразимый ущерб.
К тому же потери неприятеля не ограничивались погибшими кораблями и людьми. Множество судов лишились мачт с парусами, на некоторых пароходах сгорели от непривычных нагрузок машины, другие получили повреждения корпусов. Более того, в ряде случаев, капитанам ради спасения своих кораблей пришлось отдать приказ выкинуть за борт пушки, лишая их тем самым возможности защищаться.
Не будь у нас под рукой боеспособного флота, все это, несомненно, сошло бы союзникам с рук, позволив со временем минимизировать потери. Но теперь для них близился час расплаты!
Как ни странно, досталось и тем, кому посчастливилось укрыться внутри бухты. Так сорвавшийся с якоря «Мэдуэй» протаранил своим мощными бортами корму американского парусника «Звезда Юга» едва тем самым не утопив его. Но самая примечательная история приключилась с пароходом «Эйвон». Лавируя между потерявшими управления парусниками, он несколько раз столкнулся сначала с «Вандерер», затем на него навалился лишившийся всех мачт «Кенилворт», но все же уцелел. Счастливо уклонившись от всех опасностей, он сумел-таки прорваться в узкое горло Балаклавской бухты, избежав тем самым верной гибели.
Немногие спасшиеся со своих разбитых или затонувших судов моряки направились в лагерь, в надежде найти там помощь или хотя бы согреться, но суровая непогода лишила их даже такой малости. Превратившаяся в военный город Балаклава оказалась полностью разрушена. Здания и портовые сооружения обрушились. Все до единой палатки сорваны, и унесены прочь безжалостным ветром. Более того, порывы последнего оказались настолько сильны, что переворачивали и разбивали обозные повозки, вырывали с корнями деревья и кусты и даже уносили прочь зазевавшихся или ослабевших людей.
К чести британцев следует отметить, что все свалившиеся на них невзгоды они переносили с неизменной стойкостью присущей их нации. Даже моряки на гибнущих кораблях боролись до последнего пытаясь спасти свои суда, пассажиров и грузы. Солдаты также неизменно оказывали помощь попавшим в беду товарищам и союзникам.
А вот французы подобным хладнокровием похвастаться не могли. Составлявшие гордость их Интендантства – щитовые домики, собранные буквально накануне шторма, не смогли долго сопротивляться разошедшейся стихии и разлетелись по всей округе, усеяв своими обломками. Лишившиеся крыши над головой солдаты впали в панику и разбежались по окрестностям в поисках укрытия. И если найти его не удавалось, они продолжали метаться, как будто от этого мог быть какой-либо прок.
Что же касается турок, то они хоть и не поддались панике, но при этом нисколько не старались оказывать кому-либо помощь. Оставаясь с восточным фатализмом на своих местах и вверяя свою судьбу исключительно заботам Всевышнего. К слову сказать, из-за того, что лагерь османских войск оказался в глубине полуострова в небольшой ложбине под защитой гор, их палатки практически не пострадали.
Воспоминания непосредственных участников событий, описывая события 1 ноября, рисуют поистине апокалиптическую картину. Ветер был так силен, что мгновенно сорвал все палатки, рванув их вверх, словно кусочки бумаги. Под его порывами даже камни отрывались от земли, круша все на своем пути. Большие бочки, поднятые в воздух, летали повсюду, как шары для крикета. Тяжелые фуры подняло в воздух вместе с мулами.
Больничные шатры уносило вместе с больными. Стоявшие в карауле солдаты в ужасе прыгали в ямы и втыкали штыки в землю, стараясь удержаться у поверхности. В Балаклаве все деревья были вырваны с корнем. Лорд Раглан, оказавшийся с подветренной стороны одного из немногих уцелевших до сей поры строений, с любопытством наблюдал, как сначала улетела прочь черепица, затем за ними последовали стропила, а под конец сами собой разобрались кирпичи, из которых была сложена труба.
Позднее, впрочем, в воспоминаниях участников тех событий проскальзывало нечто вроде черного юмора. Особенно любили вспоминать многострадального доктора Робинсона. Дело в том, что сей достойный муж уже который день страдал от мучавшей его диареи, а потому, несмотря на ужасный холод, был вынужден спать в одних кальсонах, поскольку штаны его вследствие заболевания буквально стояли колом и были решительно ни для чего более не пригодны.
Разразившийся шторм унес сначала его палатку, потом ставшие знаменитыми штаны и, наконец, самого мистера Робинсона. Причем, последний во время полета пытался удержать в растопыренных руках свое одеяло, отчего со стороны немного напоминал персонажа из восточной сказки, летящего на ковре-самолете. Дело наверняка кончилось бы плохо, но, к счастью, на помощь врачу пришел слуга. Уцепившись за ногу пролетавшего мимо хозяина, он сумел его удержать, после чего они оба свались в осеннюю крымскую грязь.
Другой пациент с таким же диагнозом – мичман Вуд, попытался отползти на руках под защиту невысокой каменной стены, служившей прежде оградой у сада, но не удержался и начал взлетать. К нему тут же кинулись два матроса, успевшие повиснуть у него на руках, после чего все трое грохнулись на землю, перед стеной, о которую то и дело разбивались в щепки бочки и даже камни.
Досталось от стихии и начальству. Так командующий 2-й бригадой Легкой дивизии Броуна Джордж Буллер вылетел из своей палатки одетый лишь в кальсоны и нательный крест, чем несказанно удивил наблюдавшего за этой картинной капеллана преподобного Эндрю Бойла. Мгновенно миновав расположение собственного соединения, он, таким необычным образом добрался до коновязи кавалерийского полка, где благополучно приземлился прямиком в навозную кучу.
Приближенный лорда Раглана бригадный генерал Джеймс Бакнел Этскорт, сумел спастись, ухитрившись вцепиться в поддерживающий его шатер столб. А оказавшегося не таким ловким адъютанта Четвуда каким-то чудом поймали в целой миле от места событий.
К вечеру ураган начал стихать, но это принесло весьма мало облегчения, поскольку сразу же стало заметно холоднее. Ливень вперемешку с зарядами снега сменился на непроглядную метель. Раскисшую землю подморозило и укрыло белым. Лишившиеся каких-либо укрытий люди, принялись собирать обломки древесины, чтобы разжечь костры и хоть как-то согреться.
Некоторым посчастливилось найти разбитые бочки или ящики с провиантом, и тогда в воздухе разносился умопомрачительный запах поджаренной на костре солонины и свежезаваренного кофе. Кусок сухаря в такой ситуации выглядел как настоящее сокровище, а глоток горячего варева куда соблазнительнее грядущего спасения души. Впрочем, нельзя не признать, что пережившие весь этот ужас союзники вели себя более чем достойно, не только не затевая драк, но зачастую делясь последним.
Тем временем, русская эскадра усиленно готовилась к выходу. Все от адмиралов, до последнего матроса были заняты делом, понимая, что другого такого случая нанести противнику поражение, может уже и не представиться. Но перед тем, как выйти в море, я снова собрал в штабе все местное начальство, как морское, так и сухопутное.
К этому времени со всех сторон стали поступать донесения, что множество вражеских судов самых разных классов и назначения оказались выброшены на берег или стояли в близи лишившись мачт и возможности управляться. Большинство же боевых кораблей ушли в море, чтобы переждать ураган там. Наша же эскадра благодаря своему расположению и заблаговременно принятым мерам практически не пострадала и была готова сразиться с неприятелем.
А поскольку ни для кого не было секретом, что бурю предсказал никто иной, как великий князь Константин, меня встретили с таким восторгом и благоговением, будто видели, по меньшей мере, святого апостола.
– Господа! – начал я, обращаясь ко всем собравшимся. – Как вам уже всем хорошо известно, обрушившаяся на Крым буря нанесла нашим врагам значительный урон. Можно даже сказать, что Небо проделало за нас с вами большую часть работы. Но как говорят в народе – на бога надейся, а сам не плошай! И потому просто необходимо закончить начатое высшими силами до конца!
Сразу скажу, последние слова понравились далеко не всем. На лице того же Станюковича можно было ясно прочитать народные мудрости совсем другого толка. Дескать, от добра – добра не ищут, и поспешать надо медленно, а во все еще бурном море, чего доброго, и потонуть можно. Но, по крайней мере вслух он ничего не сказал.
– К тому же, – продолжал я. – Хочу напомнить, что несколько кораблей союзников получили значительные повреждения во время недавней бомбардировке, после чего были уведены на ремонт.
– В Константинополь? – Спросил кто-то из присутствующих.
– Не все ли равно, – усмехнулся необычайно довольный предстоящим делом Корнилов. – В любом случае, работы у вражеских ремонтников скоро прибавится. Наверняка среди тех, кто сумел уйти в открытое море, тоже достаточно получивших повреждения и течи. Не говоря уж о том, что их наверняка разбросало в разные стороны, так что на починку и сбор потребуется известное время.
– Все верно, Владимир Алексеевич. – Благосклонно кивнул я. – А потому не будем терять времени. Завтра же на рассвете выходим в море и наносим визит в Камышовую бухту. Даже без подзорной трубы хорошо видно, что у французов там несколько кораблей на берегу. Все их необходимо уничтожить, после чего можно будет наведаться и в Балаклаву. Бьюсь об заклад там пострадавших не меньше.
– Ваше императорское высочество, – подал голос Истомин. – А что прикажете делать, если встретятся те, кого не вынесло на берег?
– Ты о чем, Владимир Иванович?
– Ну как же-с, – немного смутился контр-адмирал. – Допустим найдем транспорт на плаву, но с поломанными мачтами. Что ж его тоже топить? Жалко!
– Особенно призовых, – ухмыльнулся в усы Корнилов.