– Это, несомненно, так, но все же дело не быстрое. К тому времени, их армия в Крыму или капитулирует или, пардон, сдохнет с голоду!
– Эти бы слова, да богу в уши! Нет, господа, боюсь, дальше нам придется обходиться без вмешательства высших сил. Поэтому надо как можно скорее найти все уцелевшие корабли противника и постараться их уничтожить.
– Но ведь победа и без того у нас в кармане! Стоит ли рисковать, давая сражение, успех которого вовсе не обеспечен…
– Вот значит как? – помрачнел я. – И многие ли из вас так думают?
Ответом мне было сконфуженное молчание. Обведя взглядом всех присутствующих, я вдруг понял, что весьма значительная часть их, вовсе не настроены на драку с англо-французами, а предпочли бы и дальше отсиживаться в гавани. Исключения тут разве что Корнилов, Бутаков, да я сам! И это на моем флагмане. Что уж тут говорить об остальной части эскадры…
Набрав в грудь побольше воздуха, я хотел было как следует выругаться, но тут меня прервал прибежал прибежавший с верху мичман Федор Нарбут.
– Ужасные вести, господа!
– Что еще? – похолодел я. – Англичане отбили Балаклаву? Липранди разгромлен? Да не молчи, что б тебя через…
– Его императорское высочество погиб…
– В каком смысле? – не сразу сообразил я. – Да говори же яснее!
– Погиб великий князь…
– Кто?!
– Николай Николаевич!
Первым побуждением было облегченно вздохнуть. По сравнению с перечисленными бедами, эта, на мой взгляд, была самой незначительной. В конце концов, Николаша был братом Косте, а вовсе не мне. К тому же, насколько я помнил историю, ничего хорошего из жуира, бонвиана и бабника Николая так и не вышло. Не слишком удачно руководил войсками, затем бросил жену и сожительствовал с балериной, а, в конце концов, сошел с ума, и остаток жизни провел под наблюдением врачей.
И все же в груди заледенело, как будто его жизнь и он сам и впрямь что-то для меня значили. В голове вдруг возникли детские воспоминания предшественника. Оказывается, не слишком уверенный в себе Костя, любил самоутверждаться за счет своих младших братьев, неоднократно насмехаясь над ними и даже поколачивая. И хотя потом ему всякий раз становилось стыдно, делать этого не прекращал…
– Ваше императорское высочество, что с вами?!
– Что?! – очнулся я, глядя на обеспокоенных штабных.
– С вами все хорошо?
– Вполне.
– Прикажете, возвращаться в Севастополь?
Если честно, хотел отказаться, но потом вдруг понял, что, если не отправлюсь немедля на берег и не попрощаюсь с братом, ни я, ни Костя никогда себя этого не простим.
– Кто сообщил о случившемся?
– С «Молодца» просигналили…
– Я перейду на него. Командование примет Владимир Алексеевич. Приказываю продолжить поиски противника, а в случае нахождения немедленно атаковать и уничтожить. Всем ясно? Выполнять!
– Константин Николаевич, – счел необходимым предупредить меня Корнилов. – Идти без прикрытия эскадры может быть для вас опасно!
– Не опасней, чем сражаться с противником.
[1] Штатный состав полка русской пехоты середины 19 века – 4 батальона в каждом из которых от 700 до 900 младших чинов.
[2] Генрих IV был первым представителем этой династии.
Глава 16
Отпевали Николая в одной из немногих церквей, не получивших до сих пор никаких повреждений от обстрелов – Храме Архистратига Михаила. К слову сказать, мне приходилось его видеть в своей прошлой будущей жизни. Само здание практически не изменилось, если не считать мраморных панелей на стенах, с наименованиями отличившихся во время Первой обороны частей. Проститься с великим князем пришли не только местное начальство, но почти весь гарнизон и местные жители.
Затем тело брата необходимо отправить в Петербург, так что Пирогову с помощниками пришлось потрудиться над бальзамированием. Больше всех горевал, конечно, Мишка, с которым у нас случился тяжелый разговор.
– Это моя вина, – тяжело вздохнул я, когда мы остались одни.
– На все божья воля, – еле слышно ответил младший брат. – Это была наша жертва.
– Может и так. Но, чтобы этих жертв не стало слишком уж много, ты должен вернуться в столицу. Утешишь родителей, станешь опорой Александру. Вокруг него вьется слишком много разной сволочи, а он слишком мягок.
– Ты так говоришь, как будто…
– Никто не знает когда придет этот день и этот час. [1] Война еще не окончена.
– Да, – с необычным для него жаром заговорил Миша. – Ты не щадишь ничьи жизни, ни свою, ни чужие. Каждый день посылаешь людей на смерть…
– Веду!
– Что?!
– Это генералы посылают своих солдат в бой. Адмиралы ведут. Но я понимаю, о чем ты.
– Нет! Не понимаешь! Мы с Николаем всегда хотели быть такими как ты! Такими же умными и деятельными. Не бояться, не только иметь, но и высказывать свое мнение. Ты не представляешь, как он обрадовался, когда узнал, что отправится к тебе. Будет воевать под твоим началом!
– Успокойся, пожалуйста…
– А ты послал его под начало этого старого дурака Рыжова!
– Не забывай об этом, Миша, когда сам станешь командующим. И будешь посылать в бой молодых ребят, под командой старых и заслуженных идиотов.
– Ты думаешь, я стану командующим?
– Конечно. Вспомни семью, в которой мы родились. Нам всем суждено оказаться наверху, но далеко не все смогут принести на этих высоких постах пользу.
– А как же…
– Николай уже принес. Он станет легендой – первым царским сыном, павшим в бою за отечество! Зримым показателем того, что наша семья разделяет со своей страной не только триумфы, но и испытания!
В ту ночь мы так и не легли, проговорив до самого утра. Сначала обсуждали важные вещи, потом стали вспоминать нашу прежнюю жизнь, детские шалости. Причем, вспоминал, конечно, в основном Мишка. Я их почти не помнил, а потому предпочитал отмалчивался, давая выговориться своему брату.
А утром нам сообщили, что союзники прислали парламентеров. Причем не каких-нибудь штабных, а двух представителей правящих домов. Принца Жозефа Наполеона и герцога Георга Кембриджского. Вполне вероятно, союзники рассчитывали польстить моему самолюбию, и добиться тем самым каких-либо уступок. В другое время эта тактика, возможно и принесла бы переговорщикам успех. Беда лишь в том, что в отличие от не чуждого определенного тщеславия Кости, я не испытывал к своим «собратьям по классу» ни малейшего пиетета.
Сын «короля Яремы» [2] оказался невысоким, склонным к полноте молодым человеком тридцати двух лет от роду, с одутловатым лицом и аккуратно прилизанными жидкими волосами. Говорят, что внешне он похож на своего гениального дядю и судя по сохранившимся портретам это действительно так.
Одет в теплый на вате синий сюртук с эполетами и орденом Почетного легиона на груди, а также высокие кавалерийские сапоги. На голове обычное для французов кепи с примятым околышем. Во Франции принц Наполеон Жозеф Шарль Поль Бонапарт, граф Медона, граф Монкальери, считается записным либералом, антиклерикалом и, как следствие, одним из самых активных сторонников антирусской партии. А еще он известен под комично-детским прозвищем Плон-Плон.
Второй парламентер на три года старше, тоже не высок, хотя и довольно крепок. Голова успела практически полностью облысеть, зато борода как у какого-нибудь вологодского купчины. Добавьте к этому выдающийся нос и выражение крайнего упрямства на породистом лице, и картина станет полной. Облачен в традиционный для британцев красный мундир, перехваченный слева направо через плечо темно-синей лентой «Благороднейшего ордена Подвязки».
Службу этот похожий на породистого бородатого терьера аристократ начинал в армии Ганновера, причем сразу полковником. Славится своей неразборчивостью в связях. И бог бы с ним просто сожительствовал с актрисами, этим сейчас никого не удивишь, но он еще и женился на одной из них, забыв испросить разрешения царственной кузины. В связи с чем, его дети считаются незаконнорожденными.
Сразу скажу, что ни малейшей симпатии к ним обоим я не почувствовал. Да, врага можно уважать или даже сочувствовать ему, как, например, к выловленному из моря Лайонсу. Слишком уж жестокой оказалась судьба к этому амбициозному и отнюдь не бесталанному адмиралу. Сначала потерял сына, затем корабль, а с ним вместе и свободу.
Другое дело эти два напыщенных представителя высшей расы, смотрящих на меня с таким видом, будто одно их появление должно было осчастливить всю Россию, а заодно и меня паче всякой меры. Нет, ребята, если вы уж сами не в состоянии понять в какое дерьмо угодили, придется вас в него макнуть!
– Для начала мы бы хотели выразить соболезнования в связи с гибелью вашего храброго брата – принца Николая, – начал француз.
– Тронут вашим участием, господа. Не угодно ли чаю или чего-нибудь покрепче с дороги? Сегодня довольно холодно.
Переговоры проходили в моем доме, в той самой комнате, главным украшением которого являлось застрявшее в стене ядро. С нашей стороны присутствовали Корнилов, Липранди, Васильчиков, Тотлебен и неизменный мой адъютант Юшков. Говорили все на-французском, благо этот язык был хорошо знаком всем присутствующим.
– Лорд Раглан, равно как и вся британская армия скорбит о потере этого молодого и храброго джентльмена, – с небольшой задержкой добавил Георг.
– Полагаю, у вашего командующего, равно как и его офицеров есть и более весомые поводы для скорби. Господа, мой брат был славным молодым человеком, подававшим большие надежды, которым теперь не суждено осуществиться. Но он погиб защищая свое отечество от вторгнувшихся в него завоевателей, и теперь находится в лучшем мире. Мы же пока еще здесь, а потому предлагаю перейти к делу. В конце концов, мы с вами люди военные и не должны терять время на дипломатическую болтовню!
– Хорошо сказано, месье! – едва не захлопал в ладоши Плон-Плон, не так давно бывший чрезвычайным и полномочным послом своего двоюродного брата в Испании. – Готов подписаться под каждым вашим словом! А вы, Жорж?