– Выходит война нас разоряет? – ошарашенно посмотрел на меня брат.
– Я вижу, реальным делами тебя папенька покуда не нагружал? – сочувственно посмотрел я на него. – Прости, дружище, и… добро пожаловать в реальный мир!
– И что же делать?
– То, о чем я тебе уже битый час толкую. Заканчивать эту идиотскую войну как можно скорее, причем, с как можно меньшими потерями для нашего и без того не слишком богатого отечества! Поэтому и предлагаю добить турок, пока они вместе с Парижем и Лондоном находятся в прострации.
– Так-то оно так... – задумчиво пробормотал Мишка. – Но ведь твои корабли нуждаются в починке?
– Далеко не все. Отряд Новосильского почти не пострадал, а это, как ни крути, семь линейных кораблей. Плюс мой «Несравненный» … если хорошенько напугать Абдул-Гамида, он вполне может пойти на сепаратный договор. И тогда причина войны исчезнет сама собой!
– Даже не знаю… боюсь, отец не согласится.
– Именно поэтому ты и нужен мне в Питере! Молодой, дерзкий, с заслуженными в бою орденами! Ты ведь – великий князь! Одно твое слово будет весить больше, чем все велеречивые речи толпящихся вокруг трона сановных ничтожеств!
– Боюсь, ты преувеличиваешь мое значение. Я ведь не цесаревич…
– Как раз Сашка для этого и не годится. Наш старший брат слишком уж мягок. Это, кстати, очень даже хорошо, но только в мирное время, а сейчас надобно действовать.
– Хорошо, – скрепя сердце согласился Михаил. – Просто очень жаль, что придется пропустить капитуляцию…
– Не придется. Думаю, он сдадутся уже завтра.
– Но почему?
– Во-первых, потому что после прибытия я первым делом послал к союзникам парламентеров, которые и сообщили им все последние новости. А во-вторых, потому что три наименее пострадавших и потому легко узнаваемых трофейных парохода «Инфлексибл», «Фейри» и «Магеллан» сейчас стоят на виду у них в Карантинной бухте, подтверждая свои присутствием эти печальные вести. Так что в Питер ты с большой вероятностью поедешь не один, а вместе с герцогом Кембриджским и принцем Наполеоном.
– Невероятно! Знаешь, я не перестаю восхищаться твоим умом и энергией. Нет, правда, за что бы ты ни взялся, все получается! Может даже удастся налет на Константинополь. Хотя, помяни мое слово, папа не согласится. Не говоря уж о том, что дорога займет много времени и когда я прибуду в Петербург ситуация может очень сильно измениться.
– А кто тебе сказал, что я буду ждать до того момента? Нет, братец, ты будешь моим адвокатом перед августейшим папенькой, когда все закончится!
– Ладно, – уступил моему напору Мишка. – Если союзники капитулируют, немедленно отправлюсь в столицу и … будь что будет!
Вскоре выяснилось, что я не ошибся. Прибывшие следующим утром парламентеры, сделали еще одну попытку выторговать свободный выход хотя бы для командного состава, после чего помявшись, согласились-таки на безоговорочную капитуляцию. Согласно ей в плен попало немногим больше 25 тысяч солдат, офицеров и генералов трех союзных армий. Больше всего, конечно, французов.
Вместе со сдавшимся ранее Обсервационным корпусом Боске (от которого осталось едва 6 тысяч штыков и сабель), а также захваченными в плен моряками и перебежчиками у нас оказалось более сорока тысяч человек, многие из которых оказались истощены и нуждались в срочной медицинской помощи.
– Вот что, господа, – решительно заявил я сразу после принятия капитуляции. – Есть мнение, что пленных нужно как можно быстрее вывезти во внутренние губернии. Так сказать, во избежание. Речь, разумеется, о более или менее здоровых. Больных и раненых, а также медиков для их излечения придется оставить в Крыму. Какие будут соображения на этот счет?
– Согласен, – кивнул вернувшийся к должности начальника штаба Корнилов. – Вывезти же их легче всего морем. Часть в Таганрог и Азов, другую в Одессу и Николаев.
– Это может быть опасно, – покачал головой Новосильский. – Вдруг противник снова пожалует? Отобьет, чего доброго, своих солдат назад.
– Пустое! Сил у них теперь мало и быстро их не увеличить. Мы же для ускорения можем задействовать все имеющиеся у нас пароходы. Благо их количество несколько увеличилось!
Последние слова адмирала были встречены одобрительными смешками. Захваченные нами трофеи и впрямь были достаточно многочисленны. Шутка ли, больше двадцати пароходов! Правда, многие из них нуждались в том или ином ремонте, но и оставшихся исправными тоже хватало.
– А может пешим порядком погнать? – предложил любивший прикинуться простачком генерал Тимофеев. – Ать-два, левой, дойдут как-нибудь с божьей помощью. А нет, значит так им на роду написано!
– Помилуйте, Николай Дмитриевич, – бросился возражать ему командующий 3-м корпусом. – Теплого обмундирования у них нет, да и мы им ничего дать не можем. Мои солдаты уж на что ко всему привычны, а и то не все дошли. А уж европейцев мы и половины живыми не доведем…
– И что с того? – не унимался Тимофеев, успевший за время войны отрастить на союзников огромный зуб. – Любят у нас Европе в рот заглядывать, а по мне, если Лондон с Парижем проклятым завтрева в тартары провалятся, так я и не охну!
– Соглашусь с генералом Реадом, – пресек возникшие среди присутствующих смешки Липранди. – Не стоит проявлять излишней жестокости.
– Тогда пусть прежде хоть завалы разберут, – буркнул старый генерал.
– А вот с этим соглашусь. Прекрасная идея! И завалы, и свои же траншеи пусть засыпают, и снаряды, коих в городе разбросано множество, тоже собирают.
– Я вас услышал, господа! Если позволите, добавлю еще парочку предложений. В первую очередь следует убрать офицеров и генералов. Без них солдаты не более чем неорганизованная масса. Далее, следует отделить из прочих пленников, имеющих востребованные у нас специальности. В первую очередь, разумеется машинистов и кочегаров. Кроме того, мастеровых всех видов. Кузнецов, механиков и всех, кого только сможем сыскать. Работы много и умелые руки лишними не будут.
– А если не согласятся? Все же работать на врага во время войны – бесчестье.
– Предложим выбор между благородным голодом и сытым коллаборационизмом.
– Будет хорошее жалованье, пойдут! – согласился Корнилов. – Только вот…
– Тебя что-то смущает?
– Если составить машинные команды из бывших врагов, не сбегут ли они вместе с трофеями?
– А кто говорит, что их нужно оставлять без присмотра? Разумеется, будем контролировать каждый шаг. Или использовать там, откуда не сбежишь. В Азовском море, например.
– Ваше императорское высочество, позвольте мне изложить некоторые соображения, – поднялся со своего места наш главврач Пирогов.
– Конечно, слушаем внимательно, Николай Иванович.
– Зима на носу, у нас и своих раненых – тысячи после недавних боев, а у противника того больше. Но что еще хуже, у союзников лютует холера, особенно плохи дела у британцев. Медикаментов на всех не хватит, да и мест в госпиталях. Хуже того, теперь, когда нас не разделяет линия фронта эпидемия угрожает распространиться и на нашу войска! По сию пору нам удавалось сдерживать заразные болезни, вводя строгий карантин для рот и батальонов в коих отмечались случи появления инфекции. Но теперь… Мы можем понести потери от побежденного противника во много раз выше, чем прежде было от их пуль и снарядов!
– Так и что с того? – вопросительно посмотрели на прославленного хирурга генералы, в представлении которых высокие санитарные потери были делом само собой разумеющимся.
– Скажу больше, – не обращая внимания на их недоуменные взгляды, продолжал Николай Иванович. – У меня нет и тени сомнений, что больные и раненые пленные просто не переживут зиму. И что, позвольте спросить, скажут об этом в Европе?
Последний аргумент, кажется, подействовал. Выглядеть варварами в глазах просвещенного Запада не хотел никто. Кроме, разве что…
– А давайте отправим их в Константинополь! – не задумываясь, ляпнул Тимофеев.
– В каком смысле? – удивился никак не ожидавший подобного предложения Пирогов.
– В прямом. Погрузить на какие-нибудь баржи или хоть захваченных в Балаклаве купцов, да и отправить от греха подальше всю эту холерную сволочь!
– Но позвольте, ведь в таком случае непременно случится эпидемия, просто не у нас, а в Турции…
– А что в этом дурного?
– План, его превосходительства, не лишен остроумия, – с усмешкой заметил Корнилов, – но при этом совершенно неосуществим. Стоит нашим судам показаться в Золотом роге, как их немедленно арестуют. Что же касается, как вы изволили выразиться, захваченных в Балаклаве купцов, так они тоже уже наши и терять их…
– Боитесь призовые потерять?
– Попросил бы! – вспыхнул адмирал.
– Господа, – растерянно посмотрел на спорщиков Пирогов. – Одумайтесь! Мы же не дикие монголы, чтобы закидывать чумные трупы в осажденную крепость?
– А что и чумные есть?
– Тише, господа, – пришлось призвать к порядку расходившихся спорщиков, пока те и впрямь не додумались до применения бактериологического оружия. – Давайте все-таки дослушаем уважаемого Николая Ивановича.
– Да я, собственно, все. Хотел просить о дополнительных ассигнованиях, чтобы пресечь возникновение эпидемии и высокой смертности, а тут…
– Что тут скажешь. Военные они ведь как дети.
– Ваше императорское высочество, – обратился ко мне подошедший Юшков, нарушая торжественность момента.
– Чего тебе, Федор Осипович? – постаравшись скрыть нахлынувшее раздражение задал вопрос своему верному адъютанту.
– Прибыл генерал от инфантерии Николай Николаевич Муравьев, недавно назначенный наместником Кавказа и главнокомандующим Отдельным Кавказским корпусом. Просит о срочной встрече. Говорит безотлагательная необходимость.
– Хорошо, проводи его в кабинет, я сейчас поднимусь туда.
Интересно, что же такое мне желает озвучить Муравьев, да еще и столь срочно? Ну что ж, послушаем.
[1] Поскольку на гербах России Австрии и Пруссии были изображены черные орлы, их альянс называли «Союз Черных орлов».