— Ты ее читал? — спросила как-то Гоар Виктора.
— Да, читал, — ответил он. — Книжка интересная, но в ней высказан ряд положений, с моей точки зрения, в корне неправильных.
— Неужели? Ведь это такой маститый автор!
— Фосс делит всю математику на две части: чистую математику и область приложений к ней…
— Что же в этом неправильного?
— Такое деление, конечно, не вызывает возражений, ибо каждая теоретическая наука имеет параллельную себе в области наук практических. Но далее Фосс говорит, что к области приложений математики относятся геометрия и механика, чистая же математика есть наука о числе. Тут он допускает ошибку.
— Какую?
— Чтобы ответить на твой вопрос, Гоар, потребуется много времени. Продолжим разговор в другой раз. Я спешу.
Большой радостью для них был приезд в Ленинград матери и младшего брата Левона.
Гоар рассказывала матери:
— Виктор очень много работает. Он увлечен наукой, это научный энтузиазм, о котором — помнишь? — не раз говорил папа. Учеба занимает у него едва ли треть его времени и внимания. Остальное он отдает целиком и полностью науке: берется за очень сложные дела, знакомится с различными учеными Ленинграда. Я боюсь, что он слишком перенапрягается.
— Я не очень сведуща в ваших делах, Гоарик, — отвечала мать, — но я давно опасаюсь, что Виктор нещадно расходует свои силы и преждевременно переутомляет себя научными занятиями. Надо осторожно поговорить с ним тебе или вашим друзьям. А скоро приедет отец. Впрочем, — усмехнулась Рипсиме Сааковна, — отец едва ли нам поможет. Как бы не получилось наоборот!
А Виктор, подобно тяжелоатлету, свободно владеющему штангой, находил удовольствие в трудных учебных и научных занятиях. Но, ожидая, пока придет ходатайство о допуске в Пулковскую обсерваторию, он работал в другой, случайно обнаруженной им астрофизической обсерватории.
И продолжал посещать кружок молодых мироведов. А однажды в беседе с товарищами по кружку с сожалением сказал, что хорошо бы ему поскорее получить доступ в обсерваторию.
— Зачем же ждать! — воскликнул его однокашник, уже давно заметивший, что их друг из Армении серьезно интересуется астрономией. — Разве ты не знаешь, что в том самом здании, где помещается «Российское общество любителей мироведения», есть такое учреждение, как Институт имени Лесгафта. Это не учебный, а чисто научный институт. В нем несколько отделений: анатомическое, ботаническое, зоологическое, микробиологическое, физиологическое, химическое, экспериментальной патологии, физического образования… Имеется еще и астрофизическое отделение с астрофизической обсерваторией, которой ведает Гавриил Андрианович Тихов.
Вскоре Виктор лично познакомился с Г. А. Тиховым. Он, конечно, знал, что это крупный ученый, который еще в 1909–1910 годах применил светофильтры для изучения Марса и открыл избирательное, или, как говорят, селективное, межзвездное поглощение света. Знал он и то, что Тихов — основатель новой науки — астроботаники, что им разработана шкала для оценки интенсивности и цвета околосолнечного ореола. Ученый оказался общительным человеком. Он подробно расспрашивал Виктора о его занятиях в Тифлисской обсерватории у Судакова.
— Этот опыт вам здесь пригодится, — заметил профессор. — А теперь — немедленно за работу. Вот моя статья «Метод призматического спутника в фотографической фотометрии звезд». Постарайтесь сами определить постоянную призматического спутника по фотографии Плеяд, полученной при помощи бредихинского астрографа в Пулкове. Запишите, пожалуйста: «Пластинка № 2278».
Когда Виктор прочел статью, ему дали пластинку, лупу с подставкой для пластинки, карту и каталог Плеяд. Юноша работал два часа. Они запомнились надолго. Еще бы: он выполнял важную работу в стенах ленинградского научного учреждения. Ощущение, что это сближает его с большой наукой, необычайно бодрило.
Подошел Тихов и сказал:
— Все идет хорошо! Полученные данные вы можете взять домой для дальнейшей обработки, а через неделю представите их нам. Хорошо?
«…Сегодня был в Институте имени Лесгафта, — с радостью сообщал Виктор отцу. — Определял яркости звезд Плеяды. В настоящее время в институте ведется большая работа по точному фотометрированию различными способами 300 звезд Плеяды. Одним из способов определяю яркости и я. Таким образом мне надо сделать 300 измерений. Я уже сделал 70 измерений. В лаборатории даже удивляются, как я сразу перешел на такую большую работу. Вычисление затмений подвигается медленно. Пока вычислил всего 10 затмений».
Незаметно наступила зима. Молодой южанин постепенно привыкал к холодам. В один из таких ноябрьских дней свершилось долгожданное: Виктор побывал в Пулковской обсерватории.
Основанная в 1839 году, Пулковская обсерватория заслуженно считалась в прошлом веке среди других астрономической столицей мира.
«Наконец-то, наконец-то!» — ликовал Виктор, шагая в обсерваторию.
Профессор Сергей Костинский принял юного астронома любезно и, так как было уже поздно, уговорил его остаться ночевать.
— Никуда мы вас не пустим на ночь глядя. А с утра осмотрим обсерваторию.
Вечер прошел за разговорами, потом в числе других Виктор слушал доклад директора обсерватории Иванова, вернувшегося из заграничной командировки. Очень хотелось узнать о работах зарубежных астрономов.
…Первая зима в Ленинграде была для Виктора богата событиями и переживаниями. Конечно, делались лишь первые шаги: и в научной работе, и в ученье. Занятия в Педагогическом институте шли как положено. Особенно охотно посещал Виктор лекции профессора Фихтенгольца.
— Это хорошо, что ты слушаешь видных профессоров, — хвалил Виктора отец, тоже переехавший в Ленинград. — Я уверен, что ты хорошо понимаешь, что значит «всестороннее, глубокое, научное образование». Быть ученым — не значит быть узким специалистом. Узость специальной подготовки сковывает познавательный процесс, преграждает путь к широкому научно-философскому творчеству. Для расширения познания требуется большая эрудиция и широкая осведомленность, дабы творческие силы могли развиваться вширь и вглубь. Современное миропонимание отличается синтетическим единством. Отсюда — настоятельная необходимость знать все сопредельные с избранной специальностью науки. Советую тебе по мере возможности прослушать все дисциплины, которые так или иначе могут соприкасаться с избранной тобой специальностью. В частности, тебе необходимо изучить теоретическую физику и все разветвления математики.
— Я согласен с тобой, отец, — отвечал Виктор. — Я решил прослушать все основные курсы по математике. Кроме того, постараюсь не пропускать занятия по теоретической физике и другим смежным дисциплинам, необходимым студентам-астрономам. Вообще же, ты знаешь, меня очень интересует космогония. В этой науке много неразрешенных вследствие слабости математического анализа проблем. Трудности, которые приходится тут испытывать, делая математический анализ, Джинс называет «ужасными». Здесь переплетаются всевозможные комбинации сложных задач, и перед ними пасовали величайшие математики. Необходимо овладеть вершинами математических знаний, чтобы приняться за разработку этих проблем.
Духовная связь отца с сыном все крепла, ей не могла помешать занятость обоих.
— Папа, — сказал однажды Виктор, — у меня есть самостоятельная математическая работа, изложенная в нескольких тетрадях. Мне бы хотелось показать ее кому-нибудь из математиков. Что ты посоветуешь?
Отец тут же отправился к профессору Кояловичу.
— Профессор! Мой сын учится в институте имени Герцена. Говорят, он не лишен математических способностей. Вот работа, выполненная им. Прошу вас ее посмотреть и сказать, представляет ли она научную ценность.
Профессор ответил:
— Оставьте мне работу. Я основательно с ней ознакомлюсь и сообщу свое мнение вашему сыну. Прошу прислать его ко мне дней через пять.
Виктор с нетерпением ждал назначенного профессором срока и немного волновался. Он возвратился от Кояловича поздно вечером в мрачном настроении.
— Не вышло? — понял отец.
— Коялович признал, что у меня все выполнено хорошо и изящно, но ничего не поделаешь, это не открытие, — огорчился Виктор.
Отец успокаивал:
— Эти неудачи, умеряющие необузданность твоей мысли, постепенно вырабатывают стиль твоего мышления. Ты становишься осмотрительнее, терпеливее и хладнокровнее.
После успешного окончания первого курса Виктор перевелся в университет. Теперь он студент второго курса физико-математического факультета Ленинградского университета, где представлялась возможность получить фундаментальные знания по теории вероятности, теории множеств, математическому анализу.
Виктор взволнован: он публикует свою первую статью в научном журнале. Автор не честолюбив, но ему приятно думать, что теперь во всех научных библиотеках, всем астрономам мира будут известны его мысли, расчеты, доказательства. Пусть даже это маленькая капля, внесенная в море научных знаний.
С первых курсов юноша уже мечтает об аспирантуре. И конечно, о Пулковской астрономической обсерватории.
Виктору восемнадцать лет. Совершеннолетие! Это событие было торжественно отмечено в кругу семьи и друзей. Все говорили, что им найдено достойное призвание, которому стоит посвятить жизнь.
Виктора интересовали многие темы, хотелось заглянуть в разные тайники науки. Уже были сделаны наброски нескольких научных работ. Одна из них, предназначенная для сборника студенческих статей математического кружка Ленинградского университета, была почти закончена.
Уже давно молодой ученый нацелился на своих идейных противников. Повод дал английский астрофизик Эдуард Артур Милн. Тридцатилетний англичанин уже прославился в научном мире. Он опубликовал свою работу о лучистом переносе энергии в звездных атмосферах. Этот труд хвалили многие солидные научные издания. Вскоре в журнале английского астрономического общества была опубликована статья студента Виктора Амбарцумяна. Надо полагать, она была написана достаточно обоснованно и остро, если почтенный журнал счел полезным ее напечатать. Статья в форме памфлета