- Ты что, смеёшься?
- Никакого тут смеха нет. Пригласил бы её по-культурному в кино или на танцы… Бестолковые вы тут все.
- Я думал, ты чего-нибудь деловое предложишь, - с досадой сказал Митя. - Разве она со мной пойдёт? Первое дело - рыжий. Второе - ноги коротки, ростом ниже её. Танго, например, прикажет танцевать - разве у меня получится танго?
- Не обязательно танго, - сказала Нюра. - Рассказывал бы ей что-нибудь. Когда не надо, так голова шумит от твоего разговора.
- Разговор у нас тоже с ней не выйдет. Она такие слова произносит, что и не поймёшь не пообедавши. На собрании сегодня сказала «апломб». А ты знаешь, что такое апломб?
- Апломб - это когда дурак считает себя сильно умным, - вдруг сказал Андрей.
- Вот кому с ней надо дружбу завести, - встрепенулся Митя. - Правда, Андрей Сергеевич. Парень ты рослый, слова знаешь…
- Ты это всерьёз? - спросил Андрей.
- Конечно, всерьёз. Андрей Сергеевич, мы всем нашим коллективом будем тебя просить.
- Прекрати эти разговоры, - оборвал его Андрей и ещё ниже надвинул на глаза кепку.
Но разговор в вагоне Андрею пришлось вспомнить через несколько дней, когда постройком организовал культпоход молодёжи в цирк. Строителей пошло много, и когда стали рассаживаться, получилось так, что места Андрея и Нины оказались рядом. Было ясно, что перед выдачей билетов Митя провёл солидную организационную работу. «Ладно, завтра я с ним поговорю!..» - подумал Андрей.
Представление началось. На арене бегали сытые лошади, гулко стуча ногами о парапет и забрасывая зрителей первого ряда опилками. Дирижёр махал палочкой, смотря вниз, и в паузах музыканты переворачивали валторны и вытряхивали из них слюни.
Андрей рассеянно смотрел то на оркестр, то на людей в униформе, то на рыжую голову Мити, сидевшего далеко, во втором ряду, чувствовал запах духов, исходящих от Нины и настойчиво молчал.
- Что вы такой хмурый? - спросила она.
- Есть с чего хмуриться: заваливаем план. К этому трудно привыкать… - сердито ответил он и снова замолк.
На арену вышел человек во фраке и сказал: «Антракт». Нина сразу поднялась и пошла к проходу. «Наверное, совсем уходит, - подумал Андрей. - Не надо бы мне так грубить». Минут через пять подошёл Митя и нахально спросил: «Ну как?» - «Никак», - ответил Андрей, и Митя, хитро ухмыльнувшись, удалился. Прозвучал первый звонок, потом второй, а Нины всё не было. Наконец, когда дали третий звонок, она появилась, держа в руках белый фунтик. Добравшись до своего места, она улыбнулась и сказала:
- Будем есть прямо из кулька. Хорошо?
В фунтике оказались конфеты - клюква в сахарной пудре. Андрей съел несколько штук, чтобы показать, что он перестал сердиться.
- Вы тоже живёте в общежитии? - спросила Нина.
- Да.
- Учитесь?
- На втором курсе заочного. Скоро сопромат начнётся. Говорят, самый трудный предмет. Остальное всё ерунда.
- Когда я училась, наши студенты говорили: «Кто сдал сопромат, тому можно жениться», - и хотя она сказала это без всякой задней мысли, Андрей почувствовал, что ей вдруг стало неловко, и разговор потух. Так они молчали до самого конца представления, и, только глядя, как крутятся на никелированных трапециях мужчины в матросских костюмах, Нина проговорила: «Интересно, часто ли здесь проверяют подвеску тросов?» И Андрею стало жаль её.
Когда они вышли на улицу, Андрей спросил:
- Можно я провожу вас?
Они пошли по Цветному бульвару. Держа её под руку, Андрей чувствовал, какая она лёгкая, и ему казалось удивительным, как это её не сдувает ветер с узких ригелей. Они молча свернули на Садовое кольцо. Над домами темнело беззвёздное небо. У большого дома министерства, во всех окнах которого горел свет, наискосок к тротуару стояли лакированные «ЗИМы» и «победы». Дожидаясь полуночных своих начальников, шофёры настроили приёмники в машинах, распахнули дверцы и слушали последние известия. Кравцова жила в переулке недалеко от площади Маяковского. Переулок был тёмный, и только над воротами светились жестяные фонарики, в которых были прорезаны номера домов.
- Что это за ящик висит? - спросила Нина.
- Это постовой телефон, - ответил Андрей. - По субботам у нас в общежитии самодеятельность. Приезжайте.
- Приеду как-нибудь. А зачем постовой телефон?
Андрей понимал, что они разговаривают только потому, что неудобно всё время идти молча, и Нина чувствовала, что он понимал это, и оба ощущали неловкость.
Дом, в котором жила Нина, был старенький, трёхэтажный, с облупившейся штукатуркой. На первом этаже помещалась прачечная.
- Когда отходит ваш поезд? - спросила Нина.
Андрей посмотрел на часы.
- Через час двадцать минут приблизительно. Сейчас электричка ходит редко.
- Ну так заходите ко мне. Зачем вам столько времени сидеть на вокзале?
- А можно?
- Если вас приглашают, значит, можно, - назидательно сказала она.
В комнате, куда они вошли, под абажуром со стеклянными слёзками горела яркая лампочка, освещая накрытый для ужина круглый стол. На свежей скатерти симметрично стояли три тарелки и на подставочках лежали ножи и вилки. На самой середине стола блестела ваза с яблоками. «Вон как люди-то живут!» - подумал Андрей, увидев возле каждого прибора салфетку, продёрнутую в кольцо.
- Ниночка, ты одна? - раздалось из соседней комнаты.
- Нет, у меня гость, мама. В дверях показалась маленькая седая женщина и, ещё не видя Андрея, но уже улыбаясь, стала отыскивать его близорукими глазами.
- Меня звать Ирина Максимовна, - проговорила она радостно. - Хотите вымыть руки? Сейчас будем пить чай.
Вслед за ней появился только что вернувшийся с работы отец Нины, Василий Яковлевич, высокий и мрачный, ничему не удивляющийся мужчина в расстёгнутом коверкотовом кителе с железнодорожными погонами. Он сел за стол, отодвинул локтями тарелки, ножи и вилки, сразу нарушив красивую симметрию, и спросил Андрея отрывисто:
- Вместе с ней работаете?
«Видно, строгий у Нины Васильевны батька. Если бы знал, что она у нас творит, здорово бы ей досталось», - подумал Андрей и ответил осторожно:
- Вместе, да не рядышком. Она наше начальство.
- Ну и как она? Действует? - снова спросил Василий Яковлевич так, словно Нины не было в комнате.
Нина с беспокойством посмотрела на Андрея.
- Ещё как действует! - ответил он, успокаивая её своим взглядом. - У нас в Сибири про таких говорят: не согнёшь, не сломишь…
- Слава богу, хоть отца не подводит, - сказал Василий Яковлевич.
- Она у нас всегда хорошо училась, - заметила из соседней комнаты Ирина Максимовна.
- Довольно, мама, - раздражённо проговорила Нина, и Андрей с удивлением заметил: в её характере есть отцовская непреклонность. - Диплом и производство разные вещи… Почему вы из Сибири уехали, Андрей Сергеевич?
- Учиться хотел, а бабка не велела. Книг не велела покупать. Бывало, куплю книжку, номерок поставлю, будто из библиотеки взял - тогда ничего… А потом и про это догадалась и всё пожгла, только «Спутник сварщика» оставила. Переругался я с ней, зашил деньги в подкладку, стащил на кухне буханку хлеба и пошёл на станцию.
- Правильно сделал, - сказал Василий Яковлевич, разламывая яблоко пополам сильными пальцами.
- Ну, пришёл на станцию - до Москвы нормальных билетов нет. Есть одни мягкие. Распорол подкладку - все деньги на билет отдал.
- У вас решительный характер, - сказала Нина. - Вам, наверное, нравится там, наверху?
- Каждого человека характер направляет на свою работу. Ведь вам почему достаётся? Потому что ваш характер под нашу работу немного не подлаживается.
- А всё-таки достаётся? - усмехнулся Василий Яковлевич.
- Бывают и у неё, как и у всех, недостатки, - поправился Андрей. - Но ведь её работа тяжелей нашей. У неё совсем особая работа. Вот мы недавно брали обязательства, чтобы план выполнить - у нас о плане забота, а она взяла такое обязательство, чтобы мы ни разу на гвоздь не напоролись. Кому - план, а кому - гвозди.
- Как же вы всё-таки в Москву без денег ехали? - спросила Нина, стараясь увести разговор от неприятной темы.
- Так я же сказал, - у меня буханка хлеба была. Ну а потом пассажиры помогли. Утром просыпаюсь, слышу, внизу беседуют: вербовщик жалуется на свою профессию. Спрыгнул я вниз, вижу - сидит вот такой дяденька, кабачковые консервы зубами открывает. А вечером, когда я «Спутник сварщика» достал, он сразу понял, что я за птица, и стал меня в свою организацию привлекать. Златые горы сулил. Не то что хлеба давал - кипяток сам носил. И так до самой Москвы. Но я не пошёл к ним. Уж больно здорово расписывал. Думаю: чего-нибудь здесь не так. Ну, приехал в Москву…
- Чайку, пожалуйста, - проговорила Ирина Максимовна, входя в комнату с чайником.
Тут только Андрей вспомнил про поезд, посмотрел на часы и заторопился.
Нина проводила его до двери.
- Через порог не прощаются, - сказал Андрей.
- Да всё равно, - махнула рукой Нина, - хуже не будет.
«А всё-таки трудно ей живётся, - подумал Андрей, - хоть и салфетки в кольцах».
- А вы не теряйтесь, - проговорил он, переступив обратно в коридор. - Никакой беды в этом нет. Хорошая работа, как хороший конь, - не сразу к человеку привыкает. Ну, до свиданья!.. А за своими ребятами я сам стану приглядывать.
Нина заперла за ним и стояла в коридоре, удивляясь внезапно нахлынувшей на неё непонятной тоске, стояла до тех пор, пока не замер стук шагов по ступенькам, пока не хлопнула тяжёлая парадная дверь. Потом она вошла в столовую, принялась за ужин и, дождавшись, когда родители легли спать, уселась на подоконник, на своё любимое с детства место, и, глядя в чёрное небо, украшенное редкими разноцветными звёздами, задумалась. В комнате было тихо, только тоненько позвякивали слёзки абажура, когда проезжал грузовик, да на стене тикали часы, медленно и солидно. Время шло. Чтобы отвлечься, Нина решила составить проект приказа, который Роман Гаврилович просил представить ему завтра. Она села за письменный столик, за которым когда-то зубрила таблицу умножения, плакала над задачками, не сходящимися с ответом, делала курсовые проекты, обмакнула ручку в фарфоровую «непроливайку» с переводной картинкой, написала: «…во время уборки мусора в цокольном этаже центральной части здания произошёл несчастный случай с бригадиром разнорабочих», задумалась и вдруг поняла причину своего плохого настроения. «Ну, конечно, это оттого, чт