— Ты что? — встревожился я, когда Маринка резко остановилась и с крайне недовольным видом принялась озираться по сторонам.
— Воняет, — пояснила она и её аж передёрнуло. — Ты разве не чувствуешь?
Вообще, с запахами я как-то не дружу. С любыми. Чтобы я что-то унюхал, оно должно либо благоухать так благоухать, либо вонять так вонять. Вот примерно так я Маринке и собирался объяснить, но на полуслове осёкся, заметив нездоровое шевеление в придорожных кустах. Почему нездоровое? А какое же ещё-то?! Сдёрнув «ксюшу» с плеча, я разложил приклад, снял оружие с предохранителя, поставив на автоматический огонь, передёрнул затвор и вскинул автомат к плечу, намереваясь причесать кусты парой коротких очередей.
— А вдруг там кто-то есть? — некстати подала голос Маринка.
— Не говори под руку! — рявкнул я и нажал на спуск. «Ксюша» легонько ткнула отдачей в плечо и с суховатым треском плюнула свинцом. Да, если кто в кустах и был, то точно не люди. Люди так не воют.
С каким-то шипением и хрипом оттуда вывалились четверо… Да уж, правильно этот ходячий телевизор обозвал их квазигуманоидами. Больше всего они походили на худых и остриженных горилл, передвигаясь, подобно тем обезьянам, на полусогнутых задних конечностях и вытянутых передних. Вот только пасти у них больше смахивали на собачьи… Мускулистые, покрытые грязно-бурой короткой шерстью, с большими жёлтыми глазищами, твари выглядели довольно мерзко, а воняли так вообще отвратительно. Кусты ещё шевелились, видимо, в кого-то я там попал, но не убил.
Вели себя блокхи странно — развернувшись цепочкой и преградив нам дорогу, не старались напасть, зато на все четыре голоса издавали различные звуки, постепенно переходящие от шипения и хрипа к жалобному и относительно мелодичному подвыванию. Даже странно было слышать такое от столь мерзких тварей. Впрочем, отвлекаться на эти песни я не стал и короткими очередями расстрелял всех четверых. Да уж, походы в тир даром не прошли, с инструментом управился. Чёрт, как-то всё получилось очень уж легко… Осторожно и медленно я двинулся к валявшимся блокхам, чтобы выдать всем по контрольному выстрелу и добить, наконец, тех, кто всё ещё подавал признаки жизни в кустах. Маринке я велел занять место за моей спиной, держась на некотором удалении. Откровенно говоря, оставались опасения, что где-то поодаль прячутся и другие твари, но, как очень быстро выяснилось, опасался я совсем не того…
Ближайший ко мне блокх лежал спиной вверх. Я поменял магазин, перевёл «ксюшу» на одиночный огонь и выстрелил ему в затылок. Продолжая периодически бросать взгляды на шевеление в кустах и вообще стараясь отслеживать обстановку, подобрался ко второму, валявшемуся на боку, и продырявил затылок и ему. Третий, точнее, третья тварь развалилась на спине, раскинув передние конечности и медленно суча по земле задними. Я уже зашёл сбоку, чтобы выстрелить в висок, но тут она повернула ко мне голову и открыла глаза.
…Где-то на задворках сознания я слышал Маринкин голос, совершенно не понимая, что она говорит. На тех же задворках я ощущал, что автомат держу в опущенной руке, и он, гад, такой тяжёлый, что держать его дальше сил уже нет. Желтые глазищи манили, звали, притягивали к себе и я сделал шаг к ним. Потом ещё один. Тварь подняла руку, должно быть, приветствуя меня, и я сделал ещё шаг…
Страшный удар грома — и я еле успел увернуться от взмаха передней конечности гадины, заканчивавшейся короткими острыми когтями. Почему-то автомата в руках не было, зато рядом стояла Маринка, держа обеими руками револьвер.
— Это мой мужчина! Поняла, сука?! Мой!!! — прохрипела она и выстрелила ещё раз. А ничего себе барышня стреляет — дырка во лбу у твари уже имелась, вторая пуля вошла в правый глаз, ещё полностью не закрытый. Да уж, правильно телеголовый сказал, что главная опасность тут — гипноз… Подобрав автомат, я покончил с последним блокхом. Или последней? Да какая, к чертям собачьим, разница! А нет, ещё же кусты…
В кустах блокхов оказалось двое — один уже не шевелился, но по пуле в голову получили оба.
— Не пугай так меня больше, — хрипло прошептала Маринка. — Слышишь, не пугай!
— Прости, больше не буду, — я притянул её к себе и обнял. — Спасибо, Марин. Спасибо.
— Ничего, — она уткнулась лицом мне в грудь и как-то подозрительно захлюпала. — Ничего, — и тихонько заплакала. — Охрипла, пока кричала, так и не докричалась до тебя, — шмыгая своим милым носиком, рассказывала она, — вот и пришлось самой.
— Пойдём, — сказал я. Маринка согласно кивнула, но так и не сделала ни шагу, пока тщательно не вытерла слёзы.
Глава 8. На новом месте
Дальше всё было проще и скучнее, зато обошлось без угроз и опасностей. Мы топали и топали вдоль железной дороги, старательно переставляя ноги, по моим ощущениям, часа два. Почему по ощущениям? Да потому что часы, что мои наручные механические, что в обоих наших телефонах, тупо стояли. Сразу вспомнилась математическая шутка про то, что стоящие часы дважды в сутки показывают точное время, но в наших условиях толку от того точного времени было если и не ноль, то очень к нему близко. Притопав на какую-то станцию, где не висело даже таблички с её названием, мы остановились, огляделись, присели передохнуть на лавочке, и тут к нам опять явился всё тот же пухлощёкий телеглавец.
Порадовав нас известием о том, что вот уже в самое ближайшее время пресловутая синхронизация будет восстановлена, он настоятельно порекомендовал вернуться в стоячее положение и предложил разоружиться, клятвенно заверяя, что никакой надобности в оружии у нас теперь не будет. Честно говоря, отдавать стволы совсем не хотелось, но товарищ предложил компромиссный вариант — он будет стоять рядом с нами вплоть до того самого восстановления, и если что, успеет снова нас вооружить. Делать нечего, пришлось согласиться.
Простоял он так минуты две, а затем снова мгновенно сгустился туман, стало опять холодно и сыро, и мы вновь оказались всё в том же Кирове у нашего вагона. Надо ли говорить, что мы немедленно вернулись в купе и больше ни на каких остановках не выходили?
С нетерпением накинувшись друг на друга, мы самозабвенно соединялись, празднуя торжество жизни над смертельной угрозой, которой обернулось для меня не шибко, как я считал, серьёзное приключение. Да, обошлось всё благополучно, но если бы не Маринка…
— Слушай, боевая подруга, ты где стрелять-то научилась? — кое-как отдышавшись после очередного триумфа жизнелюбия, спросил я.
Довольно хихикнув, видимо, по поводу «боевой подруги», Маринка не без гордости ответила:
— Паш, ну я же на искусствоведение пошла только ради будущей работы. А так я и сама рисовала, так что у меня и рука твёрдая, и с глазомером всё в порядке. Ну, а стрелять меня учил, получается, ты же сам.
Должно быть, Маринка уловила, что я не вполне понимаю, как могут быть связаны успехи в рисовании с успехами в стрельбе, потому что схватила телефон и, порывшись в его электронных закромах, показала мне несколько своих рисунков, изображавших молоденьких и очень симпатичных девчонок-спортсменок.
— Это ты чем? — поинтересовался я, слегка прибалдев от тонкости и чёткости прорисовки.
— Тушь и тонкое стальное перо.
— Да ты прям на все руки, — подпустил я лести.
— Да-да, — Маринка кивнула, тряхнув золотой гривушкой. — Теперь вот ещё и стрелять умею!
— Ты у меня много чего умеешь, — почувствовав себя в силах продолжать наши упражнения, я притянул Маринку к себе…
Устроившись отдохнуть после демонстрации Маринкой определённой части своих умений, я подумал, что неплохо было бы найти и ещё какие-то совместные занятия для нас двоих, а то так можно просто чисто физически друг от друга устать, и подобная перспективка меня лично не особо радовала. С другой стороны, Маринка уже один раз спасла мне жизнь и пока что ни разу не покушалась на какие-то нежелательные действия с моим мозгом, а такое тоже многого стоит. Ладно, — подумал я, — поглядим ещё, что там у нас будет дальше… В любом случае, определиться тут можно будет не сегодня и не завтра.
…Как и обещал Авдеев, в Зухове нас действительно встречали — до крайности симпатичная, несмотря на очень высокий, прямо-таки баскетбольный, рост, но почему-то грустная женщина примерно Маринкиного возраста представилась Натальей Матвеевной Кушнарёвой и сразу устроила игру в гляделки с Маринкой. Или Маринка с ней — я как-то не отследил, которая из них начала первой. А вот сдалась первой как раз Кушнарёва, но и Маринка ответила на отвод глаз соперницы лёгким, еле заметным благодарным кивком. Вот что они выясняли, спрашивается? Кто больше имеет прав на меня? Так тут вроде никаких вопросов и быть не может. Кто на свете всех милее, всех румяней и белее, как писал классик? Это уже ближе, но без гарантии. Короче, тот самый случай, когда надо просто принять, что женщин иной раз хрен поймёшь…
Проиграв Маринке битву взглядов, Наталья Матвеевна предложила пройти к ожидающей нас машине. Хм, а вот это правильное решение — я бы, конечно, и пешком прошвырнулся, но у мелкого моросящего дождика на сей счёт имелось явно противоположное мнение.
Ясное дело, едва мы с Маринкой вышли из здания станции, как начали вертеть головами в поисках небоскрёба — увы, безуспешно.
— Нет, наш домик отсюда не видать, — на секунду грустное лицо Натальи осветилось доброй солнечной улыбкой. — Но сейчас мы к нему и поедем.
Ехать пришлось довольно долго через какую-то промзону не шибко приятного вида. Впрочем, если кто покажет приятную на вид промзону, с интересом погляжу… Но вот это нагромождение унылых кирпичных и бетонных коробок и заборов с колючей проволокой поверху закончилось, и мы медленно поехали по утопающим в зелени кварталам с двух- и трёхэтажной застройкой, каковые можно встретить во многих и многих малых городах.
— Вы простите, что я тут не разгоняюсь, — подал голос водитель Юра, совсем молодой парень. — Здесь кошки постоянно бегают, боюсь, под машину попадут.