Задавать на общем собрании вопросы одним из его участников так, чтобы и сами вопросы, и ответы на них были слышны всем остальным — тоже прерогатива начальства, вот и я спросил при всех Фрица и Андрея, были ли они в музее. Про предка Фрица я уже знал, а тут и Андрей рассказал, что нашёл на музейных стендах фотографию своей бабушки, работавшей на строительстве нашего замечательного небоскрёба поварихой. Что ж, тоже лишний кирпичик в пьедестал для себя, любимого.
На фига, спросите, мне это руководящее место? Ну… А почему нет, собственно? Не то чтобы я прямо так уж стремлюсь плюхнуться в директорское кресло, но получить такое право было бы неплохо. Как я понимаю, претендентов на место Кащея Бессмертного найдётся немало, и если я не захочу расставаться с Москвой, то за добровольный отказ от прав на директорство УСД смогу выторговать себе немало плюшек. Да и коэффициент при начислении зубов, вполне возможно, ещё поднимут как капитану команды, а это тоже плюс. Опять же, а кому ещё той командой руководить-то? Я же всё-таки во всех этих упражнениях с межреальностной рассинхронизацией из нас всех самый опытный!
Кстати, вовсе не обязательно нацеливаться именно на директорское кресло. Как я понимаю, право сидеть на любом другом руководящем месте в небоскрёбе тоже можно будет абсолютно добровольно уступить за энное количество мучного и сладкого. Тут ведь что главное? Главное — это самое право получить. Насколько я понял из бесед с Авдеевым и Вайссом, для этого нужно иметь правильную родословную, то есть быть прямым потомком кого-то из строителей небоскрёба, отличиться в «Новом поколении» и обратить на себя благосклонное внимание начальников пока ещё действующих. Хотя… Пожалуй, первое условие надо немного расширить. Пример Андрея Михайлова показывает, что нужно быть потомком не только строителя, но любого человека, на стройке работавшего. Бабушка Андрея, например, сама небоскрёб не строила, но она кормила тех, кто строил, и вот её внук здесь. И ещё, если я правильно понял Фрица, его дед утверждал, что во время строительства произошло нечто из ряда вон выходящее, и, похоже, ещё одним условием является работа кого-то из предков на строительстве именно в то время, когда это случилось. Да, так будет правильно.
Что ж, с этим условием у меня всё в порядке. А оно тут едва ли не главное. Если уж ФСБ терпит на директорской должности в Управлении Специального Домовладения недобитого немецко-фашистского захватчика, а до того его терпело даже КГБ, такой вывод напрашивается сам собой. Впрочем, с Хельмутом Францевичем случай вообще особый — он-то даже не потомок строителя, а самый настоящий строитель небоскрёба и есть. И раз уж этот долгожитель свою благосклонность мне выразил, то и тут у меня позиции неплохие. Есть ещё, правда, Авдеев, а с ним, как подсказывает oмне чутьё, всё будет несколько сложнее. Кстати, что-то не верится, что он и правда служит в УСД ведущим специалистом, очень похоже на то, что другую контору, он здесь представляет. Та контора тоже на три буквы называется, но немного другие. Что же, остаётся только хорошо показать себя в «Новом поколении», но ведь лидеру команды это сделать проще, не так ли?
Сказать по правде, определился я со своими целями буквально на ходу, в промежутке между разговором с Маринкой и походом в «Три ступеньки». Спасибо моей боевой подруге — как раз её желание зарядить Наташку на выяснение причастности предков к великой стройке меня к этим мыслям и привело. Ну как обычно — одно за другое цепляется, мысль за мысль, и вот результат. Кстати, Маринка, не иначе, тоже что-то такое сообразила, раз захотела выяснить, входит ли она сама в число потомков небоскрёбостроителей. Она у меня умная, убеждался уже не раз и не два.
…Разошлись мы, сытые и довольные, ближе к шести, ещё какое-то время затратили на неспешную прогулку до почти уже родного небоскрёба, где и расползлись по номерам. Мы с Маринкой забрались в ванну и принялись старательно отмокать, чтобы к приходу Наташки на нас не давила тяжесть съеденного и выпитого. Вот в ванне я и поделился с подругой своими коварными замыслами.
— Паша, ты гений! — Маринка пришла в полный восторг. — Даже я до такого бы не додумалась!
Я с показной скромностью наклонил голову. Ну насчёт «даже я», это Маринка, пожалуй, через край, хотя…
— А до чего ты всё же додумалась? — задал я простой вопрос.
— Да ни до чего, — честно призналась Маринка. — Мне, Паш, информации не хватает, чтобы до чего-то толкового додуматься. А я не такая умная как ты, чтобы почти что на пустом месте так хитро всё выстроить…
Признание Маринкой моих заслуг и её восхищение мощью моего разума мне, ясное дело, понравились, но, самое смешное, она тут права. Не только в признании и восхищении права, но и в оценке ситуации — я же и сам мало что знаю. Но тут мне вспомнился какой-то древний грек[6], большой любитель поумничать, как это тогда было у них в Древней Греции модно. Однажды этот грек публично заявил, что точно знает, что ничего не знает, а когда его ехидно спросили, почему же он в таком случае считает себя умнее других древних греков, ответил, сделав честные глаза: «Потому что они даже этого не знают». У меня сейчас появилась историческая возможность оказаться умнее того грека, и я ею тут же воспользовался, приступив к мысленному составлению списка всего того, чего я пока что не знаю.
— Паш, — вклинилась Маринка в мои умствования, — я вот что подумала…
— И что же? — ладно, поразмышлять я ещё успею.
— Ну я примерно посчитала… Получается, тут надо искать не моих дедушек и бабушек, а прадедушек и прабабушек.
Хм, а ведь и правда… Я приблизительно прикинул смену поколений предков боевой подруги, исходя из её возраста, и у меня получилось, что Маринкины дедушки-бабушки родились или перед самой войной, или во время неё, или вскоре после. Ну да, в любом из этих случаев строить небоскрёб в Зухове они не могли. А вот прадеды и прабабки — запросто.
— Я же про них вообще ничего не знаю, — сокрушённо призналась Маринка.
— Ну я же говорил, зарядим сегодня Наташку, пусть организует поиск, — про себя я подумал, что поискать среди строителей предков ещё и Антона Волкова тоже неплохо бы. И что если родство Маринки и Тонны с небоскрёбостроителями всё-таки подтвердится, я лично этому не удивлюсь.
Время до окончания Наташкиного рабочего дня ещё оставалось, и я, пока Маринка что-то делала со своим лицом, вернулся к списку неизвестного.
Первое место в этом списке уверенно заняло желание узнать, что же такое-этакое таинственное и необычное случилось во время строительства. Если учесть, что воздействие неизвестного мне события продолжается не только на тех, кто там был, но и на их прямых потомков, набор вариантов поначалу смотрелся как-то очень уж невесело. Мог быть выброс какого-то излучения. Могло быть химическое отравление или биологическое заражение. Нет, слова «отравление» и «заражение» мы уберём нахрен — во-первых, чтобы не пугали, а, во-вторых, потому что не соответствуют они действительности. Ничего страшного ни с кем же не произошло! Вон на Хельмута Францевича поглядите — жив, для своих лет ещё и здоров, опять же, пребывает в здравом уме и твёрдой памяти. Всем бы нам быть такими в его года, да и просто дожить до тех лет неплохо бы… Известные мне лично потомки строителей тоже выглядят вполне здоровыми. Но в межреальностную рассинхронизацию при этом попадают только так. Кстати, очень похоже, что не только попадают, но и как-то управлять этим попаданием способны — что-то я во время пожара ни Авдеева, ни Наташу среди нас не видел, да и директора тоже. А они же среди присутствующих наверняка не единственными были, кто имеет прямое или генетическое отношение к строительству небоскрёба… То есть из вопроса о том, что произошло, естественным образом вываливался целых ворох других вопросов: как это действует, чем грозит и, как говорится, тэдэ и тэпэ.
Интересно, а был ли мой дед знаком со сварщиком Вайссом? И почему под фото деда в музее не указано, кем он на стройке работал? Вот, кстати, у самого Вайсса надо будет и спросить при случае…
Ещё интересно, есть ли где-нибудь потомки Ковальского, который Малюев. И если есть, почему они не среди нас? Уж кому-кому, а им-то здесь самое место. Интересно, когда и при каких обстоятельствах Хельмут Вайсс стал директором УСД. Интересно, чем в небоскрёбе вообще занимаются те, кто тут работает. Впрочем, этот вопрос мне на ум уже приходил. В общем, вопросов набирается куда больше, чем ответов. Ладно, будем выяснять в процессе, так сказать, представленья…
Наташка пришла к нам какая-то озабоченная, совсем, видать, на работе запарилась, бедненькая. Мы сразу потащили её в кроватку, раздевая на ходу, и принялись избавлять нашу подругу от стрессов, обеспечивая администраторшу приятными ощущениями и положительными эмоциями. Старания наши даром не пропали, и вскоре тщательно протерапированная Наташка уже совсем не походила на замотанную офисную планктонщицу. Тем не менее, полностью освободить её от того состояния, в котором она к нам явилась, у нас не вышло.
— Наташ, ты сегодня что-то совсем замотанная, — озаботилась проблемами подруги Маринка. — Поделись, может и полегчает. А то я тебя кое о чём попросить хотела…
— И о чём же? — заинтересовалась Наташка.
— Ну, не знаю… — Маринка изобразила неуверенную задумчивость. — Ты можешь узнать, ну или кого-то попросить узнать, был ли кто из моих предков среди строителей небоскрёба?
— А, решила всё-таки поинтересоваться, — оживилась Наташка. — Это ты правильно, такое знать лишним не будет, раз уж с нами связалась.
— Так сможешь? — поднажала Маринка.
— Ну, что кто-то из твоих тут работал, это и так ясно, — начала Наташка, но Маринка тут же её перебила:
— Это почему?
— Потому что ты здесь, — хихикнула Наташка. — Не поняла, что ли, до сих пор?
— У вас тут что, одни свои работают?! — изумилась Маринка. Чёрт, я же и сам мог бы догадаться!