— Доверяем, — Андрей успел первым, даже Маринку опередил. Его дети согласно закивали.
— Доверяем, — слаженным дуэтом выдали Маринка с Наташкой.
— И мы с Анной тоже, — это уже Антон.
— Я тоже доверяю, — с небольшой задержкой завершил референдум Фриц.
— Вот видите, Григорий Петрович, — Вайсс торжествовал. — Мне остаётся только принять выбор самих членов команды и согласиться с ним. Вам, если вы хотите работать в команде, тоже придётся с этим согласиться. Конечно, вы имеете право и отказаться, но в таком случае уже я буду вынужден обратиться в соответствующие инстанции. И вы прекрасно понимаете, каким моё обращение будет. Вас же, Павел Сергеевич, и вас, дамы и господа, я прошу принять Григория Петровича в команду. Он сильный и крепкий, а у вас всё-таки четыре дамы, прошу меня простить.
Так, что-то я не понял. Вроде Кащей уже назначил нам Авдеева? Или всё же и правда это зависит от меня лично и от нас всех? А может, недобитый оккупант устраивает мне ловушку, перекладывая на меня ответственность за решение? С него станется, в интригах, смотрю, Кащей тот ещё спец… Но и мы не лаптем щи хлебаем, знаете ли. Вспомнился Пётр Первый, установивший правило, что на военном совете высказываются по порядку чинов, начиная с самого младшего, чтобы человек говорил то, что думает, не находясь под давлением начальственного авторитета. У нас никаких чинов и званий нет, зато есть очерёдность попадания в команду. Я бы, конечно, постарался без Авдеева обойтись, но кто его знает, девчонок у нас и правда много, лишний мужик не помешал бы…
— Наташа, что скажешь? — формально она как раз последняя по времени зачисления.
— Я… я согласна, — ну да, ей же потом всё равно здесь работать, как и Авдееву.
— Валентин? — Михайловы и Диллингер попали к нам одновременно, так что тут будем ориентироваться по возрасту.
— Согласен, — отозвался самый младший Михайлов.
— Людмила?
— Согласна.
— Фриц?
— Да, я согласен.
— Андрей?
— Соглашусь.
— Антон?
— Не против.
— Аня?
— Тоже согласна.
— Марина? — так, и что делать, если она будет против?
— Согласна, — какое трогательное единодушие! Хотя, в общем-то, всё понятно — большинство Авдеева толком и не знает, Наташка не хочет обострять, тем более, её-то родство с директором надёжно защищает от нездорового внимания Григория Петровича, Маринка его, мягко говоря, недолюбливает, но, должно быть считает меньшим злом, чем если бы Кащей велел правнучке следить за нами… А соглашусь-ка и я с мнением коллектива!
— Добро пожаловать в команду, Григорий Петрович! — я через стол протянул Авдееву руку.
— Спасибо за доверие! — мы с Авдеевым сцепили ладони, после рукопожатия он встал и церемонно отвесил общий поклон.
— Чудесно! — директор сиял как новенькая монета. — За это следует выпить! Крепких напитков не предложу, это вы, если захотите, без меня устроите. Могу предложить пива или вина — красного и белого.
Вина захотели Маринка, Наташка и Мила, все втроём белого, остальные попросили пива. Хельмут Францевич снова скомандовал в телефон по-немецки и уже через несколько минут секретарша расставляла перед нами стаканы и бокалы — как говорится, кому что.
— За вас, дамы и господа! — стоя провозгласил Хельмут Францевич. — За вашу замечательную команду! И за наше общее дело!
Описание некоторой сутолоки, возникшей из-за желания всех нас обязательно чокнуться с директором, я, пожалуй, опущу. Пиво оказалось тем же «Рыжиком», как и в прошлый раз, господин директор снова изволил проводить нас до дверей приёмной, вновь попрощался за руку с мужчинами и приложился к ручкам милых дам, в общем, всё завершилось на бодрой мажорной ноте. Что ж, пусть и не всё мы узнали, но куда как больше, чем раньше. Значит, послезавтра…
Глава 21. Сверху вниз
Всё-таки секретарша у Кащея Бессмертного и сама в некотором роде волшебница. Не нарушив скромную торжественность прощания своего шефа с дорогими гостями, она прямо в ходе того самого прощания умудрилась вернуть нам ключ-карты и при этом их не перепутать — каждый получил именно свою. Авдеев тут же пояснил, что информацию на картах нам переписали и теперь у нас есть доступ на все этажи.
— А давайте пройдёмся по этажам небоскрёба! — радостно предложила Маринка. — Поднимемся на лифте на двадцать первый, спустимся на первый, а потом сразу на обед! Интересно же!
— Хорошо, — неожиданно легко согласился Григорий Петрович. — Но, пожалуйста, все вопросы задавайте только мне, говорить ни с кем из работников не пытайтесь, — ага, и коллективу, в который так неожиданно для себя попал, попытался понравиться, и про любимую секретность не забыл, получается. В народе же идея Маринки нашла самый положительный отклик, мы немедленно всем скопом загрузились в большой лифт и поехали на двадцать первый этаж. Ну да, в этом «Новом поколении» мы будем проходить этажи снизу верх, а сейчас спустимся сверху вниз. Так, чисто для разнообразия.
Бывать в сталинских высотках мне по жизни приходилось, на самые верхние их этажи тоже пару раз забирался, а потому и здесь ожидал увидеть на двадцать первом этаже сплошь технические помещения, безлюдье, тишину и полумрак. А вот, что называется, фиг тебе как образ жизни! Да, и тут последний этаж оказался вроде как техническим, но встретил он нас необычным многолюдьем и кипучей деятельностью. Рабочие в опрятных синих комбинезонах тянули какие-то кабели, подключали их к вмонтированным в стены щитам или втаскивали концы в кабинеты, где, надо думать, подсоединяли к какому-то оборудованию, лаборанты и лаборантки в белых халатах что-то высматривали в тех самых щитах и таскали туда-сюда непонятного назначения приборы и пластиковые контейнеры, в общем, жизнь била ключом и не похоже, чтобы по голове.
— Что, Григорий Петрович, смотрю, тут у вас готовятся к старту «Нового поколения»? — спросил я, чего уж греха таить, с этакой подковырочкой.
— Сами же видите, — в тон мне ответил Авдеев, изобразив самую вежливую улыбку. Ну что, молодец, удачно отмахался, будем считать, что счёт у нас с ним один-один…
Двадцатый этаж выглядел абсолютно точно так же. Нет, интересно всё-таки, в чём смысл всего происходящего? Неужели они тут умеют управлять этими своими межреальностными синхронизациями без телеглавцев? А что, очень даже похоже — обходились же оба приключения в небоскрёбе без телеголовых помощничков. Или в небоскрёбе они научились справляться сами, а на удалении от Зухова уже нужны эти ходячие телевизоры? Ну, подумать об этом будет время и попозже, а пока что продолжим нашу экскурсию…
На девятнадцатом этаже происходило то же самое, с той лишь разницей, что мы стали свидетелями забавного происшествия. Один из тянувших кабель рабочих столкнулся с совсем юной девочкой в белом халате, ну и матюгнул её — типа, внимательнее надо быть. Девочка отступила на пару шагов, нехорошо так посмотрела на трудягу и своим мелодичным голосочком обложила его сложноматерными конструкциями. Оторопевший от такого поворота мужик уронил конец кабеля себе на ногу, так прямо даже матюгнуться забыл, стоял, бедолага, с разинутым от изумления ртом да ушами хлопал, пока красавица не скрылась за какой-то дверью. Лихая девчонка, ничего не скажешь! Андрей тут же достал телефон и стал что-то в нём набирать. Авдеев недовольно заглянул в экран и тут же его рот растянулся в плотоядной ухмылке. Когда мы вернулись в лифтовый холл, Андрей принялся показывать телефон всем желающим. Глядя, как фыркнула его дочка и заржал сын, я начал понимать, в чём дело, и когда очередь дошла до меня, понял, что не ошибся — товарищ записал по памяти краткую и эмоциональную речь девочки. А уж когда Фриц потребовал разъяснений и Маринка шёпотом стала ему втолковывать, а может, даже переводить, мы все от души улыбались, сдерживая смешки, любуясь сменой впечатлений на лице нашего немецкого товарища…
Восемнадцатый этаж встретил нас не особо ласково — в лифтовом холле стояли аж трое то ли росгвардейцев, то ли ещё каких силовиков, все в чёрном, в бронежилетах и касках, двое вообще с автоматами. Пускать нас они сравнительно вежливо, но вполне себе непреклонно отказались, а когда Авдеев показал старшему корочки, тот сверился со своим планшетом, который затем и продемонстрировал Григорию Петровичу, да ещё так, чтобы нам не было видно.
— Пойдёмте дальше, на этаж нас с вами всё равно не пропустят, — с некоторой озадаченностью сказал Авдеев. Надо же, и для него тут, оказывается, есть закрытые зоны. Или без нас его бы пропустили? Да кто ж теперь разберёт…
На семнадцатом этаже мы обнаружили то самое безлюдье, которое я ожидал увидеть на двадцать первом. Провода и тут густо змеились по полу и стенам, но никто ничего никуда не тащил, видимо, здесь это было уже пройденным этапом. То же самое мы застали и на шестнадцатом, с той лишь разницей, что по коридору перемещались люди в белых халатах, выходя из одних дверей и заходя в другие, то есть какая-то не очень понятная работа шла здесь полным ходом.
Ту же самую картину осмысленной целенаправленной деятельности, только без тянувшихся по полу проводов, мы увидели на пятнадцатом и четырнадцатом этажах. Ну разве что на пятнадцатом белые халаты переходили из одной комнаты в другую почаще, а на четырнадцатом, соответственно, пореже. Тут и Мила рискнула спросить Авдеева, что эти люди делают.
— Работают, — лаконично ответил он. Ну вот, а то мы прямо подумали, что они таким замысловатым образом развлекаются…
Тринадцатый этаж подтвердил незавидную репутацию своего несчастливого номера — на него, как и на восемнадцатый, нас не пустили такие же, как и там, строгие охранники, и опять без каких-либо объяснений. На этот раз вид у Авдеева был вполне понимающий, никакого удивления он не показал. И с чего бы это? — задался я вопросом. То ли Григорий Петрович на ходу привыкает к новой обстановке, то ли вот в данном конкретном случае знает, в чём дело, знает и молчит, зараза такая? Ладно, сделаю в памяти зарубочку, может быть, со временем и с этим разбираться придётся.