Я успел выпить две чашки чаю и закусить их неучтённым количеством печенек, пока Маринка освободилась. В приёмную она вышла вместе с директором, прижимая к себе старую потёртую картонную папку для бумаг и такой же пакет, что был выдан Антону, только уже вскрытый. Выглядела Маринка полностью погружённой в себя, что для этой бойкой блондинки было совершенно необычно, не сказать бы как-то резче. Я, во всяком случае, такой её не видел.
— Я понимаю, Марина Дмитриевна, для вас это неожиданно, — подобной мягкости и доброты в голосе Кощея Бессмертного я раньше тоже не слыхал, — но не надо так переживать. Просто привыкните. Идите, идите, Павел Сергеевич вас ждёт, — Вайсс прямо-таки по-отечески приобнял Маринку за плечи и аккуратно повернул её ко мне. Ну ни фига себе! Это что вообще такое было-то?!
Впрочем, приставать к Маринке с расспросами на глазах у секретарши, тоже, кажется, слегка обалдевшей от столь нестандартного поведения своего шефа, я не стал, а просто повёл блондинку на выход.
— Марин, ты чего?! — Наташка, как оказалось, ждала нас в коридоре. — Что он тебе такого сказал?
— Потом, Наташ, всё потом, — тихо вздохнув, ответила Маринка. — Слушай, а у вас тут спиртное крепче пива купить можно? Мне бы сейчас самое оно было…
— Нет, сейчас не продают, — мотнула головой Наташка. — Запретили до особого распоряжения. У меня тут дома есть немного настойки, вишня на коньяке, принести?
— Давай, — согласилась Маринка.
Мы проехались на лифте до пятого этажа, подождали там Наташку, заскочившую домой за обещанной выпивкой, и скоро уже оказались у себя в номере. Заметив краем глаза продолжение чудес местного сервиса в виде трёх конвертов из бухгалтерии, лежавших на столе, я занялся более важным в данных обстоятельствах делом — усадил Маринку на кровать и метнулся сполоснуть стакан.
— А себе? — сказала Маринка, получив в руки почти наполовину заполненный густо-бордовой жидкостью стакан. — Я же не алкоголичка, в одиночку пить…
Я посчитал эти слова за уверенное начало возвращения подруги в её обычное состояние и быстро сполоснул ещё пару стаканов. Уж не знаю, душила ли Наташку жаба или она решила, что Маринке сейчас это нужнее, но мне и себе она плеснула совсем по чуть-чуть, ну разве только ненамного больше, чем чисто символически. Мы чокнулись, и Маринка, крепко зажмурившись, решительно выпила свою дозу залпом.
— Э-э, погоди! — отобрать у себя стакан она Наташке не дала. — Ещё налей, только немножко.
Наташка налила, опять всем, на этот раз поровну. Хорошо хоть, мне и себе чуть побольше, чем в первый раз.
— Малюев, — выдала Маринка, столь же быстро и беспощадно расправившись со второй дозой спиртного.
— Что — Малюев? — не поняла Наташка.
— Мой прадедушка — Малюев, — пояснила Маринка. Охренеть! Да уж, теперь-то я готов был понять её состояние…
— Это который наш небоскрёб изобразил? На той самой картине? — захотела уточнить Наташка.
— Угу, — подтвердила Маринка. — Наташ, а у тебя ещё осталось?
Наташка молча разлила остатки. Получилось совсем понемногу. Но губа у Маринки не дура, это точно. Уж на что меня любителем сладкого алкоголя назвать сложно, но тут и мне придраться было не к чему, уж больно удачно изготовители выдержали баланс между сладостью и горечью напитка, обеспечив его приятнейшим вкусом. В итоге пилась настойка куда как легче обычного коньяка, да и любого другого крепкого алкоголя тоже, а вот Маринке очень скоро придётся за эту лёгкость расплачиваться качественным и далеко не лёгким опьянением. Впрочем, ей-то как раз это и нужно, если я правильно понимаю.
Но это потом, чуть позже. Сейчас Маринка на глазах выбиралась из того состояния, в которое попала, познакомившись с неизвестными страницами собственной генеалогии, и у неё появилось желание поделиться с нами своими чувствами.
— Вот! — она принялась развязывать шнурки папки. — Хельмут Францевич подарил!
Внутри папки оказались рисунки, которые Маринка принялась аккуратнейшим образом раскладывать на столе. Выполнены они были на самых разных видах бумаги, преимущественно не особо качественной, работал рисовальщик тоже разными инструментами — карандашом, пером и тушью, углём, ещё в какой-то технике, которую я со своими скромными познаниями в художествах опознать не смог. Однако же о сохранении рисунков явно позаботились — наклеили их на листы толстого картона, одинаковые по размеру, чтобы они в папке не тёрлись друг о друга, а вдобавок переложили листами кальки. Почти все рисунки изображали людей, причём изображали мастерски, улавливая и передавая настроение и самого художника, и людей, ему позировавших.
— Это прабабушка, — пояснила Маринка. С рисунка смотрела куда-то в сторону совсем молоденькая девушка, восемнадцати лет я бы ей точно не дал. Смотрела задумчиво и мечтательно, будто стараясь разглядеть будущее. Кажется, я понял смысл — девушка хочет увидеть свою дальнейшую судьбу, но с автором рисунка эта судьба никак не связана, потому и смотрит она не на него, а в сторону. «Люба Петрова» — гласила подпись.
— Похожа, — заключила Наташка, несколько раз переведя взгляд с рисунка на Маринку и обратно.
— Да, — охотно согласилась Маринка. — Похожа. Но тут даже не в этом дело…
— А в чём? — нестройным дуэтом спросили мы с Наташкой.
— В чём… — Маринка покачала головушкой и усмехнулась. — Дело, дорогие мои, в том, что это сенсация, вот в чём! Графика Малюева вообще никогда известна не была, только живопись! А тут — вот она, да ещё не один лист и не два! Это же бомба! Я привезу в Москву бомбу! Да они там все охренеют и обзавидуются, хи-хи…
Сладкий зевок прервал Маринкину речь. Блин, нам, вообще-то, через два с небольшим часа на обед идти, а её развозить начинает. Проблемка, однако…
— Паш, Наташ… я это… посплю чуток… — с глуповатой улыбкой оповестила нас Маринка. — Вы меня разденьте и делайте потом, что хотите, только не со мной, хи-хи, — лениво усмехнулась она собственной шутке. — За полчаса до обеда разбудите, хорошо?
Раздев Маринку, мы уложили её в постель и прикрыли одеялом. Заснуть она умудрилась прямо в процессе раздевания, мои прогнозы относительно действия настойки оказались безошибочными. У самого у меня никаких признаков опьянения не наблюдалось, у Наташки вроде бы тоже, видимо, выпитое нами до некоей критической массы не дотягивало.
— Хорошая она, — Наташка явно любовалась спящей подругой. — Вот даже не знаю, повезло ей или как…
— Повезло, — выразил я свою уверенность. — Она и правда всю художественную Москву на уши с этими рисунками поставит.
— Это да, — согласилась Наташка. — Здорово всё-таки получилось, что этот Малюев её предок… Для Маринки прям подарок! Рада за неё, честное слово!
Я с некоторым удивлением посмотрел на Наташку.
— Паш, я правда рада, — улыбнулась она. — Я же вас люблю. И тебя. И её. А без Марины тебя бы у меня просто не было…
И как, спрашивается, мне было на такое реагировать? Да одним-единственным способом! Хорошо хоть, успели с тем реагированием закончить и даже более-менее привести себя в порядок ко времени, назначенному Маринкой для её пробуждения…
Глава 37. Двадцатый этаж — дело близится к концу
То ли мы быстро, всего за один прошлый выход, привыкли к хорошему, то ли попросту тупо обленились, но тот факт, что планшет предлагал нам пройти до очередного лежбища полосатых контейнеров аж три километра, восприняли чуть ли не как оскорбление. Нет, ну правда же, обидно!
Однако солнечная, но не слишком жаркая погода и снова обнаруженная нами чистота города несколько примирили нас с этакой напастью, которую, благодаря удачному стечению обстоятельств, можно было превратить в очень даже приятную прогулку.
Особо мы не торопились, разглядывая похорошевшие пейзажи. Надо же, завтра у нас последний выход, и всё… Похоже, мы ещё не осознавали это в полной мере, ну да ничего, успеем. Интересно, что планшет выводил нас на ту самую улицу, что потом переходила в дорогу, ведущую за город. Ходили мы уже по той дороге, было дело… Впрочем, сейчас из города выбираться не придётся. Если, конечно, не врёт планшет, но он в таком ни разу пока замечен не был.
Пару автоматов мы всё-таки прихватили, но они так и не пригодились. Попалась нам небольшая стайка силенов, с десяток, наверное, но на гордое звание приключения встреча с ними уже никак не тянула, да и прибирали они межреальностный мусор на заметном от нас удалении. Девчонки им даже руками помахали, совсем, понимаешь, осмелели. Впрочем, и силены повеселили нас своими глазищами. Ну да, теперь-то это воспринималось уже весело. Меняются времена, да…
По пути команда как-то сама по себе разделилась на группы по интересам. Мы с Авдеевым и Андреем шли впереди, изредка перебрасываясь короткими фразами исключительно по делу. Идя с нами почти вровень, Антон с Валентином обсуждали какие-то особенности упражнений с гантелями в домашних условиях. Как я понял, Антон выступал в роли консультанта-эксперта. Ну это да, этот может… Левее нас и слегка приотставая, Наташка, Анька и Милка увлечённо беседовали о своём, о женском. Ну, это я так думал, потому как очень уж тихо они шушукались, явно не желая делать свой разговор достоянием чужих ушей. И замыкали нашу нестройную процессию Маринка с Фрицем, оживлённо общавшиеся на дикой смеси русского и немецкого языков. Ничего удивительно в этом я не видел — именно Фриц вчера наиболее эмоционально отреагировал на рассказ Маринки о внезапно обнаружившемся родстве, и причины такой реакции я прекрасно понимал.
Вот тоже, кстати, вопрос — с картиной-то что делать? Продавать её после всего как-то не особо и хотелось, а уж допускать вывоз малюевского шедевра из России не хотелось вообще. Хотя видел я тут один вариант, вполне меня устраивающий, но об этом потом, не раньше, чем послезавтра.
Сегодня нас ждали один контейнер полегче, два потяжелее и один большой, но совсем лёгкий. Интересно, а как телеглавцам передают оплату за это добро? Почему никогда не привлекали к этому нас? Кое-какие соображения по данному поводу у меня имелись, ещё в отчёте своём их изложил, но что-то ответа пока нет. Так что если сегодня после возвращения Кощей Бессмертный меня не позовёт, придётся самому напрашиваться на приём…