Хитренько поглядев мне в лицо, Марина улыбнулась.
— Какой ты быстрый, — похоже, это она не в укор. — А где конфеты с букетами?
— Необычной блондинке — необычные ухаживания, — нашёл я отговорку.
— Теперь, значит, это называется ухаживаниями? — она притворно вздохнула. — Боюсь даже представить, что будет, когда ты начнёшь всерьёз… Но за «необычную блондинку» спасибо, я оценила.
— Кстати о необычных блондинках, — начал я, когда мы вернулись в комнату. — Анекдот. Идут две блондинки…
— Паша, — игриво-угрожающим тоном прервала она меня, — я не настолько долго с тобой знакома, чтобы уже захотеть тебя убить. А ты сейчас к этому о-о-очень близок…
— Ты сначала послушай, потом уже обо всякой уголовщине мечтать будешь, — возразил я и продолжил: — Так вот, идут, значит, две блондинки, одна другой и говорит: «Нет, понимаешь, когда межмолекулярный резонанс переходит на субатомный уровень…». Вторая: «Шухер, мужик идёт! Давай про сериалы!».
Смеялась Марина долго, смеялась звонко, заливисто и настолько заразительно, что вскоре и я смеялся вместе с ней.
— Ох, Паш, ну ты и выдал! — даже когда Марина отсмеялась, способность нормально говорить вернулась к ней не сразу. — Такого я про блондинок точно не слышала! Умеешь удивить, умеешь…
Я самодовольно хмыкнул и наклонил голову — мол, всё для вас, милая барышня, обращайтесь в любое время, у нас ещё есть.
Пирожные, которые я успел купить с утра до прихода Марины и Авдеева, и от того Авдеева благоразумно припрятанные, опять-таки произвели на Марину должное впечатление и стали поводом для очередной шутливой пикировки.
— Знаешь, Паша, я твой коварный план раскусила, — снова вернувшись в своих манерах к образу блондинки из анекдота, сказала она. — Тебе нравятся толстые женщины и ты хочешь меня раскормить, чтобы никому другому я не была интересна! Признавайся!
— Ох, Марин, боюсь, когда ты растолстеешь, меня женщины уже вообще интересовать не будут. Если, конечно, ты сумеешь растолстеть, а я смогу до такого дожить, — завернул я комплимент.
— Что-то ты, Паша, сегодня весь такой внимательный и обаятельный… Мне уже боязно, что же такое коварное ты задумал, — озабоченность Марина изобразила тоже этакую блондинистую. — Ой, а ничего, что я тебя Пашей называю? — как бы спохватилась она. Эх, похоже, всё-таки дело идёт по её сценарию… Да и фиг с ним, — подумал я. Пусть и по её, даже интересно! Хм, а если попробовать вот так…
— Да ничего, нормально, — успокоил я её. — Главное, чтобы не Павликом.
— А почему не Павликом? — как бы обиделась она.
— Не одобрю, — напустив на себя вид злодея из детского спектакля, пробасил я. — А то и накажу.
— Ммм… — Марина аж закатила глазки, но тут же деловито осведомилась: — В угол поставишь или отшлёпаешь?
— Вообще-то мне нравятся оба варианта, — я представил стоящую в углу задом ко мне Маринку, соблазнительно переминающуюся с ноги на ногу, — но отшлёпать было бы, пожалуй, интереснее.
— Ка-акой ты стро-о-огий… Павлик, — демонстративно хлопнув ресницами, протянула она.
Обманывать женщин я всегда считал делом низким и недостойным. Обещал — выполняй. Поэтому Маринка не успела даже толком пискнуть, как оказалась лежащей поперёк моих коленей попой кверху.
— Ай! — взвизгнула она, задрыгав ногами, когда моя ладонь с размаху припечаталась к круглой попе. — Ай! Ай! Ай! — ещё, ещё и ещё раз. — Прекрати! Больно же!
— Это кому тут больно? — возмутился я. — Я вот, между прочим, руку об тебя отбил!
— Так тебе и надо, садист! — тут она злорадно хихикнула и снова взвизгнула после нового шлепка.
Не знаю, что там ощущала Маринка, а у меня ладонь и правда горела. Поэтому от продолжения экзекуции я уже скоро отказался, перейдя от кнута к прянику, в нашем случае — от шлепков по задничке к её поглаживанию. Барышня попыталась вертеться, за что была шлёпнута еще раз, не так уже сильно, затем мои поглаживания перешли под юбку, Маринка протяжно охнула и приподняла попу, чтобы мне было удобнее её гладить.
— Может, всё-таки поможешь даме раздеться? — томно поинтересовалась она через какое-то время.
В процессе оказания затребованной помощи мы всячески раззадоривали друг друга, что называется, словом и делом, и потому с избавлением от одежды началось такое… Подробности я, уж извините, приводить не буду, даже не просите. Скажу лишь, что такую отвязанную и образцово-показательную незакомплексованность, это чтобы не сказать грубее, я ни у кого из многочисленных своих прежних подруг припомнить не смог.
…Когда у меня получилось не только посмотреть на часы, но и понять, что именно они показывают, я даже не поверил своим глазам. В полный хлам мы умотались чуть меньше, чем за три часа, успев за это время не помню уже сколько раз побывать на пике наслаждения.
— Н-ну ты силё-о-он… — кое-как произнесла Маринка, с трудом усевшись. — Отделал так отделал…
— Ну знаешь, что-то другое с такой, как ты, было бы просто неприличным, — одарил я её ответным комплиментом.
— С такой, как я?! — вскипела она. — Это кто это и когда это у тебя была такая, как я?!
Нет, ну вот же зараза! Уж я её, казалось, совсем заездил, так нет же, ещё остаются силы к словам цепляться.
— Да у меня таких целое войско было, — говорил я подчёркнуто пренебрежительно, очень, однако, внимательно, следя за Маринкиным лицом, и едва на нём стали проступать первые признаки бури, тут же пояснил: — В мечтах.
— Ох, добрая я сегодня что-то, — с облегчением выдохнула Маринка. Она, похоже, и сама была рада устранению повода для скандала. — Прощаю. Давай, веди даму в ванную…
После водных процедур на Марину напал конкретный жор. Все пирожные, кроме одного, чудом доставшегося мне, она слопала с устрашающей скоростью.
— Я не толстею, я восстанавливаюсь, — пояснила она, заметив моё лёгкое обалдение. — Слушай, а мы правда в Зухов поедем?
— Ну, если Авдеев оформит приглашение, то поедем.
— Вот было бы классно пожить в малюевском небоскрёбе! — размечталась Марина, сладко потянувшись.
— Да уж, неплохо бы, — согласился я.
— Жалко деньги с продажи терять, — вздохнула она. — Но интересно же!
Терять ей жалко, понимаешь… Как будто она их уже имеет! Но вслух объяснять разницу между «терять» и «не получать» я не стал. Куда интереснее было любоваться голой Маринкой — одеваться она так и не стала. Зато стоило мне подумать и решить, что всё произошедшее с нами можно и нужно повторить, как она сразу же вспомнила, что завтра у неё деловая встреча с Диллингером, и надо бы перед ней отдохнуть и набраться сил, а сделать это по-настоящему можно только дома. Засобиралась, в общем.
На мою шуточку насчёт того, пройдёт ли деловая встреча с немцем в том же формате, что и со мной сейчас, Маринка неожиданно выдала крайне жёсткий, пусть и в мягкой упаковке, ответ:
— А это, Пашенька, не твоё дело. Пока не твоё. Хочешь получить право задавать мне такие вопросы — ты уж постарайся, ладно?
И что это было такое? — думал я, проводив Маринку. Впрочем, ясно я понимал одно: как бы ни сложилось у нас дальше, скучно с этой блондинкой не из анекдота мне точно не будет.
Ах, да… Не знаю, какого цвета стринги надевала Маринка в день нашего знакомства, но сегодня на ней были ослепительно-белые. Можно сказать, свадебные…
Уставшая и довольная, Марина плюхнулась в кресло. Уфф, день сегодня у неё выдался нелёгким, зато полезным. С Фридрихом Диллингером она встретилась с утра в галерее, с которой сотрудничала последние несколько лет. Сложностям, возникшим с покупкой «Рассвета в Зухове», немец, понятное дело, не обрадовался, и это она ему ещё не сказала, какие именно нарисовались сложности… И правильно сделала, что не сказала, не всё и не всем надо знать. Зато за две других доступных Заплавской картины Малюева господин Диллингер предложил такие цены, что и владельцы сразу же согласились их продать, и её комиссионные выглядели более чем привлекательно. Дальше они с Диллингером и юристом заехали к обоим, и сейчас комиссионные смотрелись ещё лучше, потому что уже упали ей на карту, а обе картины ожидали своего отбытия в Германию в кабинете той самой Эльвиры Максимовны, через постель которой Марина попала в галерею.
Кстати, о постели… Хорошо вчера с Пашей получилось! Марина поймала себя на том, что прокручивая в памяти подробности вчерашнего приключения, широко, в пол-лица, улыбается. Нет, ну правда же, всё было классно! Паша доволен, что взял её и показал, кто тут главный, но произошло-то это именно и только потому, что так захотела она! И после того, что у них было, он, как и любой нормальный мужчина, просто обязан ощущать вместе со своим превосходством и некоторую вину перед нею… А из мужчины, свою вину перед дамой пусть и не осознающего, но всё равно чувствующего, можно та-а-акие верёвки вить… И раз он будет считать себя главным, то сам же ей в этом полезном деле окажет всяческую помощь. Уметь надо с мужчинами, уметь!
Что ж, продажу «Рассвета в Зухове» вчерашний эпизод не ускорит, зато в Зухов она теперь точно поедет. Павел этого Авдеева в лепёшку расплющит, но заставит и ей сделать приглашение. Нет, надо же, она своими глазами увидит малюевский небоскрёб и даже побывает в нём!
Чтобы немного унять преждевременное пока что волнение, Марине захотелось выпить. При мужчинах Марина крепкий алкоголь никогда не пила — не надо им знать, что она иной раз любит залить в себя вискарика или коньячку. Почему-то почти все мужчины считают, что если женщина любит выпить чего покрепче, то и ноги должна раздвигать по первому требованию. Нет, перед Пашей она не против и раздвинуть, но лучше пусть он каждый раз это заслуживает, а не думает, будто получить её тело можно за энное количество спиртного. Уж больно хорошо он заслуживает, да.
Марина налила себе немножко виски и выпила. Ей не раз говорили, что по вкусу виски мало отличается от хорошего русского самогона, и она в очередной раз вспомнила, что так и не проверила пока эти слова на собственном опыте. Ну в самом деле, как будет смотреться такая блондинка, покупающая самогонку? И где вообще её покупать? Это ж куда-нибудь в деревню надо ехать, целая проблема!