Она подошла поближе.
– Ты чего ругаешься?
Попугай, склонив голову к плечу, молча рассматривал ее подслеповатыми глазками; потом высунул наружу голову. При этом он издавал нежные свистящие звуки. Оля с опаской потрогала пальцем жесткие сине-зеленые перышки. Попугай, закатив глаза, высунулся еще дальше. Он, видимо, собирался упасть в обморок от удовольствия.
– Киви, не приставай к девочке! – сказала появившаяся Риека.
Попугай проворно втянул голову в клетку и пронзительно заверещал:
– Кар-р-раул, кр-р-ошка! Былдрю! Былдрю! Былдрю!
– Сейчас, моя ласточка! Сейчас, мой мальчик! Сейчас мамочка даст тебе зернышек и сладкий сухарик! – запричитала Риека, доставая попугая из клетки и усаживая себе на плечо. Попугай, нежно посвистывая, зарылся клювом в ее короткие волосы. Оля раскрыла рот, рассматривая Риеку: босая, длинноногая, в ярко-красном распахнутом кимоно и попугаем на плече. Хороша!
– Жрать охота, – сказала Риека. – Я, как расстроюсь, мету как не в себя. Ты как?
Обстановка на кухне была под стать комнатной: распахнутые дверцы шкафчиков, опрокинутые коробочки со специями, пустые банки с яркими этикетками, рассыпанные зерна. Риека, нисколько не смущаясь, отпихнула ногой ящик с пустыми пивными бутылками, сгребла со стола гору немытой посуды, с грохотом обрушила в мойку.
– Ко мне тут соседка ходит прибираться, сейчас к дочке уехала, – пояснила. – Дочка у нее родить должна. А у меня руки не доходят, то репетиции, то спектакли. Так и живем.
– Дур-ра! – сказал попугай.
– Посажу в клетку! – пригрозила Риека. – Вроде должна вернуться на днях. – Она с треском распахнула окно и высунулась наружу, сбив с подоконника бутылку йогурта: – Теть Паш! Вы уже дома?
Ей никто не ответил.
– Ч-ч-черт! – повторил попугай и, мелко кивая головой, зачастил: – Былдрю! Былдрю! Былдрю!
– Не вернулась. Ну что за день, а? Да, да, сейчас, сейчас, моя лапочка, сейчас будем кушать!
– Что такое «былдрю»? – спросила Оля.
– Это – «благодарю». Киви хочет кушать и благодарит мамочку. Сейчас, мой хороший! Сейчас, моя ласточка!
Смахнув крошки с блюдечка, стоявшего на столе, она насыпала туда проса и семечек.
– Давай, мальчик! – пригласила попугая. Тот шумно перелетел с ее плеча на стол и поковылял к блюдечку. А Риека принялась доставать из холодильника свертки и банки и нюхать их.
– Сыр? Бр-р! Ну и вонь! Творог? Вроде ничего, берем! Печень трески? Берем! Колбаса! Наташ, нарежь, пожалуйста, а я сварю кофе. И не давай ему жрать колбасы, он дурной, хватает, что видит. Однажды чуть лапти не сплел – хлебнул виски!
– И что? – спросила Оля.
– Ничего! Сутки в отрубе был, я уже думала, кранты.
Наконец кофе был готов, стол накрыт, и девушки уселись обедать.
– Ешь, не стесняйся! – командует хозяйка. – Я, вообще-то, на диете, ну да ладно, все перегорит. Денек не того-с, надо снять стресс.
– Что такое «Касабланка»? – спрашивает Оля.
– Кабаре.
– Ты работаешь в кабаре?
– Уже нет. Папа Аркаша меня выпер, сама видела. Теперь я безработная.
– Он показался мне хорошим человеком, – сказала Оля.
Риека, перестав жевать, уставилась на нее. Щека ее была раздута, как от флюса.
– Папа Аркаша? Вообще-то, ничего. Бывают хуже. То есть режиссер он, конечно, классный, с фантазией, и баб офигенно чувствует. – Она задумалась на миг, потом добавила: – Я вот чего думаю, может, он голубой?
Оля пожала плечами.
– Уж очень он баб чувствует! Знаешь, эти голубые дадут форы любой бабе. И задом вертят, и глазки строят. Искусство! Хотя, с другой стороны, он был женат… да и сейчас у него какая-то шмара проживает…
– А кем ты работаешь?
– Танцовщицей. Богиня Майя.
Оля украдкой скользнула взглядом по длинным обнаженным ногам Риеки – ярко-красное кимоно распахнулось и явило миру черные кружевные трусики, – и содрогнулась, представив себе шалман с пьяной публикой, гогот, звон стаканов.
Риека рассмеялась:
– Да нет, у нас в «Касабланке» нормально. «Касабланка» – театр! Аркашка классный режиссер. Он даже из этой безмозглой Барби конфетку сделал. А Орландо подобрал чуть не на улице, полумертвого. Сотворил номер – публика кипятком писает. Я уже не говорю о моей Майе. Художник от Бога! Правда, у него крыша едет, сильно торчит на ретро. Ой, да все мы с приветом! Ага? А ты у нас кто?
– Никто. Я здесь совсем недавно, несколько дней. Приехала к подруге, у ее мужа бизнес. Обещал мне работу…
Она вздохнула, от души надеясь, что ее голос звучит естественно. Оля органически не переносила лжи, и сейчас ей было очень стыдно. Авантюристическая жилка начисто отсутствовала в ее характере.
– И чего?
– Уехали куда-то за границу.
– И чего теперь?
– Не знаю. Домой, наверное.
– А дома?
– Может, вернусь в библиотеку. Если возьмут.
– Ты библиотекарь? Оно и видно. А сейчас ты где? В гостинице?
Оля кивает. Замечание Риеки кажется ей обидным.
– Понятно. – Риека задумалась. – Ешь давай, – сказала она, видя, что Оля перестала жевать. – Главное, головку держать. И кураж! А ты очень нежная, тебе надо все на блюдечке, знаю я таких.
Оля отложила бутерброд и поднялась.
– Ты куда? – удивилась Риека.
– Мне пора, спасибо. – Оля пошла из кухни.
– Куда? – Риека схватила ее за локоть. – Я ж по-хорошему! У меня мать такая же неприспособленная. Сядь! – Она силком усадила Олю на табуретку. – Если бы не я, она бы давно с голодухи померла.
Оля закрыла лицо руками и расплакалась; ей было стыдно, но она ничего не могла с собой поделать. Она плакала, некрасиво всхлипывая и икая.
– Да что ж ты ревешь! – закричала Риека, вскакивая. – Не реви, а то я тоже! Я ж по-хорошему… Давай по коньячку! – Она достала из шкафчика бутылку; плеснула коньяк в чашки. – Сейчас вмажем!
– Кар-р-раул! Кр-р-рошка! – заголосил вдруг попугай, боком доковылял до чашки Риеки и проворно сунул туда голову.
– Пошел вон! – заорала Риека, хватая чашку. – В клетку посажу!
– Кор-рова! – огрызнулся Киви, поворачиваясь к ним задом и при этом смахивая своим роскошным хвостом солонку и опрокидывая бутылочку с соевым соусом.
Оля засмеялась сквозь слезы.
– Убью! – рявкнула Риека и схватила попугая; тот ущипнул ее за руку, она громко взвизгнула и понеслась из кухни.
– Кор-рова! Кар-р-раул! Дур-р-ра! Тур-р-рист пр-роклятый! – орал попугай. – Жиззз пр-р-ропащая!
– Ну, скотина! – запыхавшаяся Риека вернулась в кухню. – Иногда на него находит. Это он из-за тебя перевозбудился. Ну, давай! Бери! – Она взяла чашку.
– Почему он говорит «турист проклятый»?
– Это про моего покойного мужа, он у него враг номер один.
– Твой муж умер?
– Живой, что ему сделается.
– А-а, – протянула озадаченная Оля и взяла чашку.
– Приходящий он у нас, туда-сюда, туда-сюда! То он со мной не может, то он без меня не может. За нас!
Они чокнулись чашками и выпили. Оля закашлялась, и Риека сунула ей кусок сыра.
– Почему же враг?
– Не знаю. Ненависть с первого взгляда. Физиология. Или химия.
– А где он сейчас?
– У своей мамочки. Отдыхает от меня. – Риека закатилась, сгибаясь пополам от переполнявших ее чувств, оглушительным бухающим «ха-ха-ха», делая долгие паузы после каждого «ха». Из комнаты ей вторил пленник Киви, резко и пронзительно выговаривая: «Ха-ха-ха!»
– Переживем! – заключила Риека, отсмеявшись. – Без машины только стремно. У меня прав нет. Учил он меня! – Она всплеснула руками. – Учитель, блин! Достал! «Давай жми!» «Не гони!» «Жми!» «Не гони!» И главное, все такие нервные! Чуть что, сигналят, подрезают, водить ни хрена сами не умеют. А ты водишь?
– Вожу. Не очень еще, правда.
– А права?
– Есть, конечно.
– Настоящие? Сама получала или купила?
– Я на курсы ходила, муж заставил. Настоящие.
– Ты замужем?
– Была. Уже нет.
– Ну и правильно. Без мужика легче прожить. Слушай… – Она задумалась на миг. – Слушай, иди ко мне экономкой и шофером, а? Дуй в гостиницу за шмотками и обратно, у меня сегодня гости, а этот срач я до новых веников не разгребу!
Как ни странно, но родное «до новых веников», которое часто повторяла Старая Юля, решило дело, и Оля согласилась.
«Риека, конечно, странная девушка, – подумала она, – но – личность! Такой палец в рот не клади, как говорит Старая Юля. Помочь, в случае чего, сможет…»
И она отправилась в гостиницу за вещами.
Глава 4Новые знакомства и девичьи разговоры при полной луне
К восьми вечера стол был накрыт, а в квартире наведен относительный порядок. В вазе стояли кудрявые розовые космеи, сорванные Риекой в ящике на балконе. Сияла люстра, хотя за окном было еще светло, что придавало гостиной торжественный вид. Сверкал хрусталь и матово отсвечивал на белой скатерти мельхиор; гипюр на окне «дышал» от легкого вечернего ветерка. Риека поставила свой любимый диск «Вечер при свечах» Ричи Клейдермана и взволнованная носилась из спальни в гостиную, представая перед Олей каждый раз в новых туалетах. Киви принимал самое живое участие в показе мод. Он хохотал, хлопал крыльями и кричал гадости на разные голоса.
– Ну, как? – спрашивала Риека, появляясь перед Олей в ярко-красном полупрозрачном пенджабском костюме – шароварах и тунике, щедро отделанных золотой парчовой каймой.
– Кошмар! – кричал хриплым басом Киви, которому передалось волнение хозяйки.
Оля выключала пылесос, критически рассматривала Риеку и говорила:
– Красиво, но для первого визита, я думаю, слишком экзотично. Тысяча и одна ночь. В самый раз для гарема.
– То, что надо! Мужика нужно бить наповал! Как только войдет – бац! Гарем… ты бы знала. Библиотекарша! – фыркала Риека и бежала переодеваться. Появлялась через минуту в коротеньком платьице из шкуры фальшивого леопарда и сандалиях с ремешками, до колен оплетающими ее длинные ноги. – Ну?
– Копья не хватает! И в Африку охотиться на слонов.