Около полуночи Маренич привез Олю домой. Он остановил машину у подъезда, заглушил мотор и сказал:
– Хотите, я провожу вас до двери?
– Не нужно, – ответила Оля, – я сама.
– Ну, тогда, помашите мне в окно, – настаивал он, – я должен знать, что у вас все в порядке.
Оля кивнула. Он помог ей выбраться из машины. Она, не прощаясь, пошла к подъезду. Он стоял у дома до тех пор, пока в квартире на пятом этаже не зажглись окна, после чего сел в машину вставил ключ в замок зажигания и… задумался.
Непонятная история… Что же все-таки произошло на самом деле? Странная женщина эта Марта… явно не в себе после смерти мужа… надо будет через пару дней позвонить, узнать как она…
Оля с трудом дотащилась до квартиры – ей казалось, она выпотрошена заживо. Лифт не работал. Она отперла дверь, бросила на пол каменно-тяжелую спортивную сумку с деньгами и пошла в ванную. Вылила в ванну полбутылки шампуня, отвернула кран. Пока наливалась вода, сделала себе кофе и бутерброд. Потом притащила из кухни в прихожую табуретку, подставила под дверь, положила на нее таз, сверху большую кастрюлю и на самый верх еще одну, поменьше.
Она лежала в теплой ванне, закрыв глаза. Рядом, на скамеечке, лежал пистолет. Она помнит, что так делал герой какого-то американского фильма. Правда, это ему не помогло, и в конце концов его застрелили. Она сделала хитрее, она выстроила в прихожей пирамиду, которая, в случае чего, обрушится и разбудит весь дом.
Несмотря на усталость, она долго не могла уснуть. Вспоминала события бесконечного дня… думала, что она, кажется, стала очень богатой женщиной… она нашла подвеску, она сумела… она это сделала… как героиня триллера… Оказывается, она способна постоять за себя… вооружена и очень опасна… Она кладет руку на живот и говорит тому, кто внутри:
– Держись, все уже позади! Мы это сделали. Все будет хорошо. Ты мне веришь?
И когда наконец сознание ее начало медленно ускользать в небытие, раздался резкий звонок домашнего телефона. Оля замерла в ужасе. Телефон продолжал звенеть. Она, как автомат, поднялась с постели и достала из-под подушки пистолет.
– Але! – врывается в ухо громкий визгливый женский голос. – Але, Анька?
– Кто это? – спрашивает Оля растерянно.
– Анька, ты? – кричит женщина. Она не совсем трезва и страшно возбуждена. – Ну, где ты там? Ждем тебя, Вовчик, Шамилька, Люська, все тут! Давай, хватай тачку и к нам! Пошел вон! – визжит вдруг женщина и закатывается хриплым хохотом. Слышен грохот перевернутой мебели, звон разбитой посуды, громкие голоса, музыка…
– Вы ошиблись номером, – говорит Оля и кладет трубку. Садится за стол Арнольда, кладет рядом с собой серебряную игрушку. – Вот и все, вот и все… – говорит она себе. – Так и будешь жить, вздрагивая от ужаса… судьба твоя теперь такая… как загнанное животное… и этот несчастный родится в страхе, и в страхе жить будет… не получается свободы!
Оля сидела за столом Арнольда в одной ночной рубашке, босая. В квартире было холодно. Из открытого окна тянуло запахом дождя и грибов. В природе уже чувствовалась осень. Она сидела неподвижно, уставясь в темноту, жалея себя, неродившегося малыша, которого она обрекает на подобную жизнь, Кирюшу… Старую Юлю…
– Долги… нужно платить. Заплати и закончи, ради бога, эту бесконечную историю… Сергей сказал, что не виноват… Он, может, и убийца, но лгать и изворачиваться не будет! Бог с ними, с деньгами, живут же люди, какая-никакая работа есть… у Старой Юли пенсия… Прорвемся! Так говорила мама…
Глава 6Прощание
Около полуночи де Брагга постучал в дверь кабинета своего друга и делового партнера Константина Крыникова. Костя был не один. В кабинете вместе с ним находился неприятный малый, смеривший де Браггу с ног до головы хамским взглядом. Здесь, кажется, происходило что-то вроде совещания.
– Заходи, Басти! – Костя сорвался с места ему навстречу. – Иван, – обратился он к парню, – на сегодня все, отбой. Устал до чертиков! Голова совсем не варит, договорим завтра.
– Я зашел попрощаться, – сказал де Брагга, когда парень вышел. – А ты, я вижу, и по ночам работаешь?
– Иногда приходится, у нас тут ЧП!
– Что-нибудь серьезное?
– Погиб один из моих людей, другой ранен.
– Как он погиб?
– Конкуренты. Взрывчатку подложили в машину. У Ивана появились кое-какие соображения насчет того, с кого спросить… вот и засиделись. Не хочется, чтобы тебя за дурака держали. Ну ничего, за мной не заржавеет. Отвечу так, что… – Стук в дверь прервал его на полуслове. Он вопросительно взглянул на де Браггу и крикнул: – Войдите!
На пороге кабинета возник Маренич. Сдержанно поздоровался с де Браггой и положил на стол небольшой сверток.
– Пофартило? – обрадовался Костя, разворачивая сверток. Оттуда показался знакомый замшевый мешочек, а из него нетерпеливые Костины пальцы вытащили подвеску с красным камнем. От возбуждения Крыников даже привстал, обошел стол и похлопал Маренича по плечу: – Молодец, Владимир Григорьевич, хорошая работа!
Де Брагга с любопытством наблюдал за лицом начальника СБ. Оно оставалось бесстрастным.
– Ты, Владимир Григорьевич, садись, – хлопотал Крыников. – Мы сейчас все вместе прямо тут и отпразднуем. Обмоем покупку! – Он достал из тумбы письменного стола пузатую черную бутылку и четыре хрустальные рюмки. Разлил коньяк. – Прошу, – передал одну де Брагге, другую пододвинул Мареничу, а в одну опустил подвеску.
«Надеюсь, она не растает», – подумал де Брагга.
Крыников, подняв рюмку, рассматривал на свет янтарную жидкость, в которой покоилась подвеска.
– Странная история с этой цацкой, – заметил задумчиво. – Вот и не верь после этого всяким россказням.
Мужчины выпили. Крыников достал подвеску из рюмки, обтер носовым платком, поместил обратно в замшевый мешочек и спрятал в сейф.
– Дочке. Пусть пока подрастет, мала еще. Вот исполнится шестнадцать, тогда и получит.
Еще несколько минут разговора ни о чем, и Маренич поднялся.
– Мне пора, – сказал он. – Разрешите откланяться!
– И попрощаться, – сказал де Брагга. – Я завтра улетаю.
– Счастливого пути, – сказал Маренич и вышел.
– Ну, хоть бы что человеческое когда прорезалось, – подосадовал Крыников. – Достал уже своей заносчивой рожей!
Де Брагга взглянул на часы.
– Ты куда сейчас? – спросил Крыников.
– В «Касабланку», попрощаться с Риекой.
– Черт! – вырвалось у Крыникова. – И я бы с тобой, да тут одно дельце… Как она? – Лицо его расплылось в улыбке.
– Хорошо, я думаю.
– Передавай привет. Скажи, я тоже как-нибудь на днях заскочу, соскучился!
– Ты прекрасный человек, Риека, – говорил де Брагга Риеке. Они сидели в маленьком уютном ночном ресторанчике. Было около трех утра. Риека после выступления была уставшей и печальной.
– Знаю, – ответила она. – Но быть прекрасным человеком недостаточно, надо быть любимой женщиной. – Она заглянула ему в глаза.
– Ты прекрасный человек, Риека, – повторил де Брагга, – и замечательная женщина. Я рад нашей дружбе и сохраню о ней самые теплые воспоминания.
Риека промолчала, глаза заблестели от навернувшихся слез. Де Брагга взял ее ладонь и прижал внутренней стороной к губам. Риека слегка сжала пальцы.
– Я провожу тебя…
– Нет, – ответил де Брагга, – меня никто никогда не провожает и не встречает.
Смягчая жесткий смысл своих слов, достал из кармана маленькую коробочку, обтянутую белым атласом:
– Это тебе.
– Спасибо, – сказала Риека равнодушно, кладя коробочку рядом с тарелкой.
– Риека, не грусти. Ты разбиваешь мне сердце.
– Оно у тебя небьющееся.
– Еще как бьющееся. У меня старое окаменевшее сердце, полное рубцов и морщин. Разбить его ничего не стоит. Особенно такой молодой и красивой женщине, как ты.
– Басти, – говорит Риека тихо, – не уезжай. Останься…
– Не могу, Риека. Я должен. А ты… ты приедешь ко мне?
Риека пожимает плечами. Слезы скатываются по ее щекам…
– Зимой у нас довольно безрадостно, – продолжает де Брагга, делая вид, что не замечает ее слез. – Если несколько дней подряд идет снег, нас отрезает от мира, представляешь? Засыпает единственную дорогу. А вот летом у нас хорошо. Приедешь?
– Я подумаю, – говорит Риека. – Я подумаю…
Глава 7Аэропорт
Де Брагга сидит в небольшом уютном кафе «Старая Вена». Кафе принадлежит австрийским авиалиниям. Через окно, совсем близко, в нагретом воздухе-мареве видны самолеты, заходящие на посадку, и самолеты, стремительно несущиеся по взлетной полосе. На столах кафе клетчатые сине-зеленые скатерти, астры в фаянсовых белых с синим вазочках. Негромкая музыка – вальсы и польки Штрауса. Пахнет кофе. По стенам развешаны черно-белые старинные фотографии, изображающие наивные, похожие на стрекоз, самолетики начала века. Рядом с замечательными машинами – замечательные их водители, смельчаки-пилоты: галифе, краги, небрежно расстегнутые кожаные куртки, белые шарфы, шлемы, белозубые улыбки – молодость века и мужское небесное братство!
Де Брагга пьет минеральную воду, время от времени поглядывая на часы, висящие над стойкой бара. Маренича с мальчиком он замечает, когда те подходят к стойке кафе, и только сейчас понимает, как волновался. Он привстает со своего места, машет рукой.
– Добрый день, – говорит Маренич, – извините за опоздание. Нет, нет, все в порядке. – Он замечает вопросительный взгляд де Брагги. – Попали в пробку – объездную дорогу ремонтируют, ну мы и поехали по старой, а она всегда забита. Это Коля. – Он кладет руку на плечо мальчика. – Коля, это господин де Брагга, помнишь, я тебе о нем рассказывал?
Коля молча кивает. Взгляд его прикован к летному полю, к взлетающим одна за другой тяжелым сверкающим машинам. Де Брагга рассматривает мальчика. Коля невысок ростом, тонок, узкоплеч, на верхней губе – темный пушок. Выражение лица – сосредоточенное, как у человека, решающего сложную задачу.