Когда моряк Федор Соймонов в 1759 году управлял Сибирью, Ломоносов уже вынашивал главную идею жизни: о проходе «Сибирским океаном» из Белого моря в Тихий океан, он же составил программу экономико-географического обследования России. В этой программе было тридцать вопросов, и треть из них посвящена изучению рек.
Только окинув взором реки и озера России, храмы на их излучинах и берегах, начинаешь догадываться, почему народ после Христа и Богоматери самым чтимым героем своим сделал святителя Николая. И доселе над этой загадкой бьется немало ученых. А разгадка — в укладе русской жизни и в русской душе, в чаяниях народа-моряка.
Летом 1789 года Потемкин велел «именовать нововозводимую верфь в Ингуле — город Николаев» в честь святого Николая, в день которого пал Очаков. Памятью Очакова Потемкин дорожил, ибо за него он получил долгожданного Георгия I степени. За все предшествующие войны только двадцать пять человек удостоились этой
степени, в числе коих: Румянцев, Суворов, Ушаков, Кутузов... И все-таки это не вся правда. Потемкин, вспомнив Николая угодника, обращался прежде всего к народу. Николай угодник был в числе народных любимцев. Тайну его популярности не могли объяснить ни церковники, ни государственные историки, ибо летописи о нем молчали, а государственных декретов на сей счет не было. И в самом деле, один из главнейших святых па Руси, а жил где-то за морем. Похоронен не то в Италии, не то в Испании... На Руси и вовсе не бывал. Происхождения неизвестного. А народ чтит. В чем же тут дело?
Святой Николай — покровитель путешествующих и плавающих. Вот где тайна всенародной привязанности к нему. Он же и покровитель плотников, тех, кто строил избы, храмы, корабли. Народ, освоивший, заселивший и поднявший одну шестую часть суши, всегда находился в пути. Просторы были таковыми, что, выйдя за околицу своего села и направляясь к ближайшему городу, человек уже становится «плавающим» или «путешествующим» — так обширна была искони родная земля.
Моряк не зря стал символом революции, как и корабль «Аврора». В 1918 году, когда создавалась Красная Армия, партия требовала в каждый новый воинский эшелон добровольцев из тысячи человек «в целях спайки снарядить по взводу товарищей-моряков». Моряки стали всенародными любимцами еще в Крымскую войну и даже ранее, когда под предводительством Ушакова штурмовали неприятельские крепости. Суворов как-то воскликнул: «Зачем не был я при Корфу хотя мичманом!» А разве померкнет слава о шестидесяти восьми десантниках, что насмерть дрались в Николаевском порту в 1944 году? Единственный случай, когда всему отряду было присвоено звание Героя Советского Союза. Шестидесяти пяти из них — посмертно.
Триста лет «морская пехота» казаков наводила ужас на османскую Турцию. Будем помнить, что и Разин, и Ермак, и Дежнев «со товарищи» были, прежде всего, морской пехотой на судах, как мы теперь говорим, «река — море».
Казаки хорошо понимали свою историческую миссию, это видно хотя бы из их «азовского сидения». Сибирь к России присоединили тоже они, а уже потом Ермак послал гонцов к Ивану Грозному с победным сообщением. Ни один народ в мире не создал народного типа моряка, кроме русских. Ни у одного народа моряк не выходил на авансцену в переломные моменты истории, кроме как на Руси. Даже владычица морей Британия не родила народного типа моряка. Япония, к слову, может иметь какой угодно флот, и промысловый, и военный, даже выиграть морское сражение, но японец — не моряк по духу, по «предестинации», как и немец, китаец или, скажем, турок. Почему? — спросите вы. Это как у музыкантов. Есть много высокопрофессиональных исполнителей, о которых тем не менее знатоки скажут: «Не музыкант»...
Случается, что человек командует всю жизнь лайнерами, водит корабли в Атлантике, но по натуре не моряк, хотя и «план дает», и дело знает, и человек хороший, и товарищ надежный. Есть люди, которым все равно, где трудиться: в море ли, на мясокомбинате или в проектном институте. Истинный моряк тот, для которого море — сама жизнь.
Помимо типа моряка народ создал и тип морского вожака — тип атамана, капитана. В старом флоте говорили: «На небе — бог, в море — капитан». Путь в капитаны шел через суровый отбор. Было откуда черпать. Считай, каждый крестьянин на Руси мог сработать судно, корабельная архитектура была у него в крови. Кто соорудит корабль, тот поставит «со товарищи» и храм, и острог, и все это одним топором. Испокон веку речные суда строили по Руси и на всех реках. А сама Русь, как уже говорилось, зародилась в поймах рек у воды текучей.
Еще одну тайну откроет нам устье Западной Двины. Русские пришли сюда на заре своей истории из Полоцкой земли. Селились и жили здесь вместе с родственными им по занятиям, духу ливами. Немецкие средневековые хроники упоминают, что на берегах Двины жили селы, ливы, русские, летты и др. Ливы посылали полоцким князьям отряды воинов, те в свою очередь приходили в трудные моменты на помощь им. Когда меченосцы появились в Прибалтике, для них самым большим открытием было то, что сильные русские князья даже не помышляли о порабощении коренных жителей. Прибалтийцы искали защиты у русских князей против ордена. Поначалу немцы, продолжив традицию, признавали свою вассальную зависимость от Полоцка. В 1198 году, накануне нового, самого страшного для Руси столетия, в устье Двины возникла немецкая крепость Рига. Основал город епископ Альберт фон Аппельдерн. Он и создал орден меченосцев. Знаменитый своей неумолимостью папа Иннокентий III дал ему строгий устав ордена тамплиеров (храмовников). Отличительным знаком их был меч и крест на плащах. На латыни они именовались «братьями воинства Христова», в хрониках попадались под именем «братьев», «божьих воинов», «божьих рыцарей» или «божьих дворян».
Ядро рыцарского ордена составляли только те, чьи отцы были рыцарями. Рядовым членом мог быть всякий, кроме раба. Ливы и летты яростно сопротивляются и шлют гонцов в Полоцк. Орден меченосцев, рыцари которого называли себя «братьями святой Марии», залил Ливонию кровью. Началась длительная борьба ливов и русских против ордена за устье Двины, захваченное рыцарями-монахами еще в 1184 году с разрешения доверчивого полоцкого князя Владимира. Немцы клялись князю, что построят только церковь. Но, привезя каменщиков с острова Готланд, поставили замок. Узнав об этом, Владимир несколько раз осаждал его, но устье было уже закупорено.
Недалеко от моря при впадении речки Кокны в Двину русские поставили на мысу город Кукенос (немцы переиначили его в Кокенгаузен). В Кукеносе правил князь Вячко. Чуть поодаль стоял город Герцике (так немцы произносили «городище»). В Герцике правил Всеволод, женатый на литовской княжне. Он был пленен вместе с семьей в 1209 году. Столетиями русские, ливы, летты и эсты жили здесь мирно и дружно. Орден осквернил эту мирную жизнь пожарами и виселицами. Альберт собирает силы, потому коварно заискивает перед Владимиром, платит ему дань и заключает «вечный мир». Тем временем меченосцы принимают устав Тевтонского ордена и сливаются с ним в 1237 году. Они сплачиваются, когда Русь заливается кровью на Востоке. Два смертельных врага — орда и орден — почти одновременно оскалились на нее.
Во всех битвах с орденом ливы и летты дрались с русскими плечом к плечу. Их объединяли единая вера и родство взгляда на мир. Ревель (ныне Таллинн) русские знали как город Колывань. В булле римского папы (1234 г.) говорится о русском конце (то есть районе) Ревеля под названием Вендерфер. «Венды» — древнее название западных славян. Латыши называли церковь словом «бозница» от русского «божница». Пост и говение по-латышски — «гаваэт», крещение — «крустайне».
Ярослав Мудрый в 1030 году основал город Юрьев. Немцы переименуют его в Дерпт. Сейчас это замечательный эстонский город Тарту. Ярослав назвал его Юрьевом по своему христианскому имени. Город этот возник на старинном водном пути славян. Начинался он в Пскове, затем проходил по реке Великой, Чудскому озеру и реке Эмбах (Эмайыги) до ее верховьев. Оттуда волоком по Койве (или Салису) до моря. В тех же краях севернее Двины возник Изборск.
Папа «даровал отпущение грехов всем, кто примет на себя знак креста и вооружится против ливов». Спрашивается, что плохого сделало небольшое мирное племя ливов, чем прогневило бога, чтобы убийство их детей приравнивалось бы к паломничеству в «святую землю»? Генрих Латвийский в хронике Ливонии пишет: «Папа, назначая пилигримство в Ливонию с полным отпущением грехов, приравнял его к пути в Иерусалим». Вспомним еще раз, как удивились «пилигримы», когда застали русских, ливов, эстов, леттов и других живущими мирно. Так позже удивлялись и иностранцы, видя мирное сосуществование русских поселенцев с казахами, бурятами, горцами...
Что же противопоставили этой жизни рыцари? Они, основав город Ригу, запретили местным жителям не только селиться в нем, но даже ночевать. Ливы и летты могли находиться там только днем, да и то на черных работах. Длилось это ровно пятьсот лет, пока в Прибалтику не пришли снова русские — регулярные полки Петра. Они-то и положили конец изуверским порядкам. Невольно вспомнишь об этом в связи с раскручиваемой сейчас «проблемой Прибалтики». Что ж, пусть тамошние «провидцы» кладут на чашу весов и эту историческую правду, хотя подобное благородство вряд ли мыслимо.
Движение славян к морям началось за многие столетия до принятия христианства Русью. И, как мы знаем, никакие преграды и жертвы не могли остановить их на этом пути. Раннее средневековье уже застает русских на берегах Белого, Балтийского и Черного морей. Неотвратимо было и их стремление на восток. За тысячу лет до появления русских у Великого океана Центральная Азия, это древнейшее «темя земли», была котлом, откуда выплескивались кочевые орды, полчища которых доходили до Рима. И вот впервые европейцы остановили эту разрушительную экспансию и, миновав Забайкалье, мимо древних гуннских городищ вышли к Амуру и Тихому океану. Этими европейцами были русские землепроходцы.
За ними в Сибирь хлынули крестьяне. И хотя в XVII столетии треть национального дохода России приходилась на сибирскую пушнину, символом этих веков должен быть плуг. Русские крестьяне продвинули земледелие не тольк