Мы ходим по залам и коридорам училища с Бутенко. Сил он уже положил здесь много. Но кругом все те же обязательства, достижения, графики, механизмы, лозунги, плакаты, убивающие в подростке все живое, пытливое и радостное. Бутенко ловит новое на лету. Хозяин он дельный, но кто ему поможет донести до ребят в ватниках и кирзе, что именно они — служители искусств, не работники эстрады, кино и театра, а прежде всего они, а потом уже все .остальные. «Земледелие — первое, самое важное из искусств» — это не цитата из Альберта Великого, нет, это прежде всего каноническое, незыблемое положение для всех времен, ибо далее Альберт Великий, чтобы не оставить сомнений, заключает: «Истинное богатство доставляется только землей, кто улучшает свои земли, торжествует победу».
Или нет у нас за плечами богатой и славной земледельческой традиции? Разве не по нашей земле в 1888 году прошел первый в мире гусеничный трактор? Создан он был бывшим бурлаком Федором Блиновым в городе Балакове. Ученик Блинова — Я. Мамин создал в 1911 году первый русский дизельный трактор. Мамин был принят в 1918 году Лениным в Кремле и получил одобрение и поддержку на постройку первого в России тракторного завода, который в Саратовской области выпускал тракторы конструкции Мамина — «Гном» и «Карлик».
Осмыслили ли мы свой путь? Мы в 1928 году применяли еще на пахоте 4,6 миллиона сох, косуль и сабанов. Если их было миллионы в 1928 году — это не значит, что через десять лет они исчезли. Нет. Мы встретили нашествие фашизма еще крестьянской страной. В этом, кстати, была наша не только слабость, но и сила прежде всего. Наш воин взял в руки винтовку, а кубанские и донские казаки, взяв клинки, отставили сохи, которыми орал еще их предок Микула Селянинович. Мы пошли на врага, не растратив еще былинной уравновешенности психики и эпического душевного склада. Способны ли мы вернуть внукам этих богатырей непоколебимую веру, что истинные работники искусств живут только в деревне? Если мы это сделаем, мы будем самой богатой и самой культурной страной мира — как нам и подобает по историческому жребию.
Если мы начнем с укрепления иммунной памяти, мы одолеем все. Тогда по нашим родным полям не будут двигаться чудовища вроде того, что в первый приезд я видел в Григорополисской. Ужас от этого впечатления не прошел и поныне. Однажды с Соловьевым мы ездили по полям целый день. И вот прикатили на один из полевых станов. Главный агроном молча показал в сторону группы сельскохозяйственных машин. Все машины хлебороба имеют одну как бы тайную и органичную задачу, как бы внешне не рознились. В землю бросается семя. Приходит время, и колос срезается. Больше всего два орудия нужны были крестьянину. Соха и серп. Сейчас машин много, но все они обслуживают семя, брошенное в землю, — плуги, сеялки, жатки, культиваторы, у всех у них знакомые с детства очертания. А тут в поле среди машин и механизмов, знакомых со школы, вдруг вижу стоит что-то зловещее, чужое и недоброе. Луноход не луноход, трактор не трактор. Видно сразу только, что не пашет, не сеет и не жнет. Размеры больше, чем чудище из фантастических романов, все обвешанное емкостями и стальными резервуарами, нечто вроде стальной мерзкой жабы.
Я ее с первого взгляда различил и невольно подобрался, как при встрече со смертельным врагом. Хорошо рассматривать картинки с механизмами на Марсе, но среди родных полей это видение пробуждает в вас древний и властный инстинкт отбрасывания. Это была купленная за золото машина для отравления земли ядами. Взглянул на Соловьева — он молчит и хмурится. Производительность ее ядовитости соответствует ее размерам и шири кубанских полей. Все наши машины в соседстве с ней кажутся полны человечности, теплоты и домашности. Как жаль, что нельзя ее тут же, не уходя из стана разрезать своими руками, автогеном и закопать вместе с радиоактивными отходами на дне океана, чтоб землю не поганить. Нет, не автоген бы, а связку гранат под ее мерзкое брюхо. И стоит же не где-нибудь эта импортная гадина, а на лучшей в мире почве — на национальной гордости и главном богатстве страны — стоит на русском черноземе, «благодатной почве, — по Докучаеву,— которая составляет коренное, ни с чем не сравнимое богатство России». Говорит человек, благодаря которому русские народные названия почв — «чернозем», «подзол», «солонец» и другие приняты всем миром как научные термины. Эти слова задолго до слова «спутник» обогатили мировую лексику. Произошло это в светлые и плодотворные 80-е годы прошлого столетия — время мирового взлета русской культуры и мысли.
Нигде на земле природа не создала ничего равного русскому чернозему. И вот теперь на этих полях увидеть этого механического убийцу русского чернозема. Вот к чему приводят потеря иммунной памяти и неуважение к отеческим преданиям. Чтобы победить это видение, я испытываю непреодолимую потребность восстановить связь времен и опереться на спасительный опыт нашего общенационального наставника Суворова. Приведу письма, написанные им в свои деревни из этих мест, когда он поселял здесь казаков Волжского и Хоперского полков, строил редуты, дома, рубил церкви и замирял степняков. Без этих писем не выбраться на большак, не победить смертоносной машины, не узнать тайны тысячелетнего русского земледельческого уклада и не понять тайны суворовской народности и его военного гения.
Итак, канун новой русско-турецкой войны, когда в степи древнего русского Юга вышла после времен Ильи Муромца новая богатырская дружина — Ушакова, Потемкина, Салтыкова, Румянцева, Суворова, — все дети Петра.
Суворов — крестьянам села Ундол:
«Лень рождается от изобилия. Так и здесь она произошла издавна от излишества земли и от самых легких господских оброков. В привычку вошло пахать иные земли без навоза, от сего земля вырождается и из года в год приносит плоды хуже. От этой привычки нерадение об умножении скота, а по недостатку оного мало навоза, так что и прочие земли хуже унавоживаются, и от того главный неурожай хлеба, который, от чего Боже сохрани, впредь еще хуже быть может. Чего ради пустоши Какотиху и Федейцево определяю одиножды навсегда на сенные покосы, и в них впредь никогда земли не пахать и в наймы не отдавать, а поросший на ней кустарник расчистить. Под посев же пахать столько, сколько по числу скотин навоз обнять может, а не унавоженную землю не пахать и лучше оставшуюся, навозом не покрытую часть, пустить под луга, а кустарник своевременно срубать. Но и сие только на это время; ибо я наистрожайше настаивать буду о размножении рогатого скота и за нерадение о том жестоко вначале старосту, а потом всех наказывать буду.
Единожды размноженную скотину отнюдь не продавать и не резать и только бычков применивать на телушек с придачею. Самим же вам лучше быть пока без мяса, но с хлебом и молоком. Разве чрез прошествие нескольких лет прироста скотина окажется лишнею против земли, и вся нынешная земля укроется навозом, тогда можно и в пустоши лишний навоз вывозить. У крестьянина Михаила Иванова одна корова! Следовало бы старосту и весь мир оштрафовать за то, что допустили они Михайлу Иванова дожить до одной коровы. Но на сей раз в первые и в последние прощается. Купить Иванову другую корову из оброчных моих денег. Сие делаю не в потворство и объявляю, чтобы впредь на то же еще никому не надеяться. Богатых и исправных крестьян и крестьян скудных различать и первым пособлять в податях и работах беднякам. Особливо почитать таких неимущих, у кого много малолетних детей. Того ради Михайле Иванову сверх коровы купить еще из моих денег шапку в рубль.
Ближайший повод к лени — это безначалие. Староста здесь год был только одним нарядником и потворщиком. Ныне быть старосте на три года Роману Васильеву и вступить ему в эту должность с Нового года. Ежели будет исправен, то его правление продолжится паче, ежели в его правление крестьяне разбогатеют, а паче того, коли из некоторых выгонит лень и учинит к работе и размножению скота и лошадей раздельными, то в работах ему будет помощь от мира, а все случающиеся угощения — земские — отправлять вотчиной. А он оных чужд. Моим дворовым людям никаких посулов давать не дерзать; ибо теми посулами откупаются виноватые: а кто из них отважится оных посулов требовать, то означать его имя прямо ко мне в отписках».
Потому и стали возможны Кагул, Рымник и Нови, что Александр Васильевич не был профессионален, не был чисто военным спецом, в этом и тайна его народности. Уж коли Григорополисское ОПТУ перевооружать в Болотовское училище, то я первым делом начал бы с музея Суворова. Разве вы не почувствовали внутреннюю его духовную связь с Катоном Старшим? Только дипломированные эстеты думают, что Суворов в Питере стоит на пьедестале в римских доспехах. Это стилизация под Рим. Между русской богатырской заставой и Римом куда более глубокая связь, идущая от земледельческого уклада и усадебной культуры. В средние века говорили: «Тот, кто утром пашет землю, после обеда участвует в турнире».
В языке Суворова, в его лексике и ритме слышна лыскииская речь и его склонность к ясности и сути. Не могу удержаться и не привести еще одно письмо Суворова, которое, по мне, не уступает любой странице русской прозы.
Вот его письмо управляющему М. И. Поречневу за август 1785 года.
«Не упусти время в ундольском саду вместо подсохших березок насадить осенью новые, а коли можно, то и елками, а подле частокола метельником, чтобы оный со временем гуще разросся, был красив и пустых мест в нем бы не было. Також аллеи и дороги с куртинами липняком и кленником дополнить и украсить. К Ундолке-речке против ворот пришпектом по приличеству мест березками, липками, коли ж можно, и елкою, а подле самой речки чаще ветлинником обсадить...
Птичью горницу оставить по-прежнему. Рощу в ней с Покрова или в свое время учредить на разных птиц. Больше прошлогоднего наловить; особливо как большой недостаток был в щеглятах. И на покупных птиц я не жалею рублика-другого во Владимире и Москве, Но на это нечего надеяться, лучше уж свои. Роща чтоб так чиста была, чтоб нам