Вертолет отлетел довольно далеко и заходит теперь с другой стороны.
Владлен не успел еще толком оглядеться на колокольне, а крест уже снова приближается к куполу, причем именно с его стороны.
– Витя, батяня, сюда! Сюда давайте! – заорал Владлен.
Архимандрит и Виктор бросились к кресту, но они явно не успевали. И тогда Владлен решительно вскакивает на ограждение, чтобы поймать крест, но очередной порыв ветра снова относит его в сторону. Владлен, на мгновение замирает, раскинув руки и теряя равновесие. От запредельного ужаса он закрывает глаза – и срывается с шаткого ограждения. Но за миг до того крест, завершив амплитуду, начинает обратное движение, приближается к колокольне – и падающий Владлен повисает на нем.
Вертолет чуть подымается, и под тяжестью Владлена крест зависает над колокольней. Между Владом и монастырем – никого, только он и крест. И происходит с ним неожиданное: он вдруг совершенно успокаивается. Никакого страха высоты он не чувствует, один только восторг от вида открывшегося простора и сознания особой значимости момента.
Вертолет чуть снижается.
– Держите! Хватайте меня за ноги, ёшкин корень! – истошно орет, глядя вниз, уже опомнившийся Владлен.
Виктор подпрыгивает и за ноги опускает Владлена вместе с крестом на леса. Монахи тут же ловко вставляют штырь в отверстие купола и начинают закреплять крест.
– Дурачина! – говорит архимандрит и стучит кулаком по Владленову лбу, а потом ласково теребит его и без того уже взлохмаченную ветром голову. – Поймал-таки крест, разбойник!
– Не-а! Это он меня поймал, батяня! Чес-слово! Я уже вниз летел, а он меня вот так, вот так вот – под руки… Вот чесслово! – и Владлен неумело, но размашисто перекрестился.
– Спокойно, герой башка-с-дырой! Разволновался… Цел – и слава Богу! – сердито бросил ему Виктор, начиная снимать трос с креста. – И давай дуй вниз от греха подальше!
Виктор с монахами и архимандритом продолжали работу, а ошалевший Владлен на ватных ногах послушно побрел к люку в полу настила и начал спускаться с колокольни.
Вот он уже внутри, под колоколами. Глянул на винтовую лестницу – стало страшно, вдруг показалось, что лестница закручивается под ним каменным винтом, а колокола над головой сами собой грозно раскачиваются и вот-вот вдарят… Он понял, что лучше бы ему теперь немного посидеть, и опустился на ступеньку, хватая воздух открытым ртом.
Только минут через пятнадцать Владлен, пошатываясь, вышел из дверей колокольни и сразу ушел за нее, подальше от людских глаз. Он, пошатываясь, подошел к монастырской стене и прислонился к ней лбом. Постоял. Потом сполз по стене и сел на корточки, опираясь руками о землю. Его все еще мутило. Посидев так какое-то время, он осторожно ощупал ладонями землю – земля была твердая и больше не качалась. Он поднял голову и увидел сияющий над колокольней крест. Долго на него смотрел. Потом широко улыбнулся и сказал:
– Вот так-то!
К Владлену подбежал молодой послушник Федя.
– Влад, вот ты где! Чего спрятался-то? Пошли, тебя владыка спрашивают!
– А чо? – испугался Владлен. – Выгнать хочет?
– Они не говорили. Я не знаю…
Владлен бочком протиснулся сквозь толпу паломников. Давешняя бабка ухватила его за рукав.
– Сыночек, ты прости меня, дуру старую! Это ж я тебя в искушение ввела и на подвиг толкнула. Чуть не сгубила! Прости Христа ради…
– Отстань, бабуль! Бог простит!
Он приблизился к толпе монахов, окружившей архиерея. Монахи расступились, пропуская его к владыке и косясь на него как-то странно.
– Так вот он, герой ваш? – вопросил архиепископ Лонгин, весело глядя на растерянного Владлена. – Ну-ну… Молодец, однако! Не растерялся! Звать-то тебя как?
– Раб Божий Владлен…
– Это что ж за имя такое несуразное?
– Да он некрещеный, владыко! – съябедничал послушник Федя.
– Это почему же некрещеный? Ты в Бога-то веруешь, герой?
– А то! Еще как верую! – Владлен размашисто перекрестился.
– Давно уверовал?
– А вот когда на кресте висел, тогда и уверовал!
– Ишь ты – «на кресте висел»! Ладно, придется мне тебя самому прямо сегодня и окрестить, коли ты у нас на кресте повисел… Владимиром тебя окрестим! Сам-то как думаешь?
– Можно… Можно и Владимиром, владыко!
– Ну вот и станешь ты у нас к Преображенью рабом Божьим Владимиром.
– Благословите, владыко! – радостно завопил Владлен и повалился в ноги архиепископу. Владыка уже поднял руку для благословения, но Владлен вдруг поднял голову, хитро прищурился и добавил: – А заодно уж благословите меня в монастыре остаться, чтобы два раза не благословлять. Только уже не трудником, а послушником!
И владыка его, конечно, благословил.
Тем и кончилась история раба Божия Владлена и началась история раба Божия Владимира – уже совсем другая история.
Июнь 2010 г.
ХРАНИТЕЛИ РОДНИКОВ
Монарх, по паспорту Андрей Алексеевич Дугин, любил эти первые минуты рабочего дня. Вот он подъезжает к воротам своего офиса и не успевает даже посигналить: охранник его уже заметил, ворота скользят в сторону, и он, почти не снижая скорости, прямо с улицы плавно въезжает во двор, заворачивает на свою директорскую стоянку, ставит машину и идет к гранитным ступеням крыльца, мельком охватывая взглядом фасад особняка. Скромненький такой особнячок в полторы тысячи метров и три этажа, в стиле «вампир», как шутит Монарх с друзьями и партнерами, поскольку принудительная реставрация вместо ремонта влетела ему вдвое дороже стоимости здания и земли. Не читая, он бросает взгляд на вывеску – золотом по белому мрамору – «Правление ООО Медприбор». На русском, английском и немецком языках – соответственно партнерству. Достойно, скромно, дорого.
Монарх любил свой бизнес, а воплощался он для него именно в этом здании, хотя работали на него пять заводов медицинского оборудования в разных городах страны. Взять хотя бы вот этот вестибюль высотой в три этажа, с беломраморной внутренней лестницей прямо под хрустальным куполом-фонарем… – ну ладно, ладно, не хрустальным, пластиковым, конечно, но все равно прозрачности и красоты необыкновенной, – с копией скульптуры «Лаокоон и сыновья», стоящей на площадке между первым и вторым этажом, к слову сказать, вдвое величиной против эрмитажного оригинала. Что стоила – вспомнить страшно! Компания «Лаокоон» стояла в особой нише с полусводом, напоминающей церковную апсиду. Внутри ниши, за скульптурной группой на массивном постаменте, расположена идущая вдоль стены полукруглая скамья вроде бы неизвестного назначения. Архитектор-дизайнер объяснял Монарху, что на этой скамье хозяева могут незаметно отдохнуть, если устанут приветствовать поток гостей, шествующих по парадной лестнице. Пока что особо бурных гостевых потоков не было, так что скамья временно пребывала в забвении.
Вот на эту скамью и повлекла Монарха тенью вымелькнувшая из-за Лаокоона секретарша Асенька.
– Андрей Алексеевич, идите скорее сюда, а то вас жена может увидеть!
– Какая жена? – растерялся он.
– Бывшая! – Асенька была настолько не в себе, что схватила Монарха за рукав и зачем-то потащила в залаокоонный… тьфу, в общем, в царивший за скульптурой полумрак.
– Садитесь, Андрей Алексеевич! – громко зашептала она, быстро мигая голубыми глазами, накрашенными в полном соответствии с занимаемой должностью. – Вот ваш кофе, еще горячий! Вы его пока пейте, а я вам все расскажу по порядку!
Нет, намерения ее были очевидно невинны. На скамейке стоял серебряный подносик с кофейником, большой кружкой, блюдечком кускового сахара и молочником – все как он любил.
Монарх сел и выжидающе уставился на Асеньку. Она быстро наполнила кружку, плеснула туда молока, бросила два кусочка сахара, помешала и протянула ему, попутно начиная рассказывать:
– ЧП у нас, Андрей Алексеевич! Примерно с полчаса тому назад явилась Стелла Егоровна и прямо с порога направилась к вашей двери. Кабинет, конечно, заперт. «Привет, говорит, красотуля. Открой мне дверь, я подожду Андрея Алексеевича у него в кабинете!» Я даже растерялась на минуточку от такой наглости. Но тут же опомнилась и говорю: «Ключ у Андрея Алексеевича, а сам он неизвестно когда будет!» Тогда она уселась на диван и заявила, что будет ждать, и вид у нее был такой, что ждать она готова хоть до завтрашнего утра: зеркальце достала, стала личико рассматривать, что-то на нем подправлять… Я давай думать, как бы мне вас перехватить и предупредить, и сообразила предложить ей кофе. Стелла говорит: «Да, пожалуйста. Мне без сахара, как всегда» – будто я до сих пор помню, какой там она кофе пила! «Хорошо, Стелла Егоровна, я сейчас приготовлю!» – и сюда! А по дороге забежала в кухню и прихватила ваш кофе, он у меня заранее сварен был.
– А твой компьютер и факс так и остались в приемной без присмотра? Ты не забыла, как она с них информацию сдирала?
– Компьютер я застопорила, а факс обесточила.
– Умница девочка! Что бы я без тебя делал?
– Тут я без понятия, Андрей Алексеевич, – сказала Асенька. – Вы мне лучше скажите, что мне самой-то дальше делать? Я так понимаю, что в кабинет вы сейчас не пойдете?
– Не пойду. Я ее боюсь.
– А что мне отвечать на звонки и говорить сотрудникам?
– Да, положение… Давай-ка мы вот что сделаем, Асенька. Я сейчас тихо-тихо отсюда смоюсь, а ты иди в приемную и включай всю аппаратуру. Через полчасика примерно я позвоню и скажу, что форс-мажорные обстоятельства вынуждают меня на несколько дней уехать из города. Ты громкость только не забудь включить, чтобы Стелла своими ушами это слышала. Может, она и уйдет…
– А вы вправду куда-то уедете?
– А почему нет? Отдохну до понедельника у друзей, а там видно будет. Ну, будь умницей, а я пошел в бега.
– Вы хоть звоните, Андрей Алексеевич.
– Обязательно, Асенька!
Монарх спустился по лестнице бегом, не оглядываясь, чувствуя опасность за спиной. Вышел из дверей офиса и помчался к машине, инстинктивно держась под стеной здания, чтобы Стелла, если случайно подойдет к окну приемной, не смогла сверху его засечь. Это было глупо: сейчас он сядет в машину и рванет отсюда куда глаза глядят, и как она его догонит? Но панический страх заставлял его поступать именно так – таиться и бежать.