Дом этот вскоре сгорел со всеми клопами и тараканами. Жильцы разбежались кто куда. А мы уехали в Ленинград, где нам в бараке дали отдельную квартиру.
Рождество Христово на разъезде 809
Сегодня – Филипповки, память святого апостола Филиппа. Завтра начало Рождественского поста. В моем жилище, домике путевого обходчика, свет только в кухоньке, где треща сосновыми поленьями жарко топится плита и в кастрюльке, исходя аппетитным паром, варятся мясные щи из квашеной капусты. На пороге, умильно наклонив голову и навострив уши, сидит моя собака – Жучок. Она беспрерывно облизывается, зевает, потягивается и виляет хвостом в нервном ожидании ужина. Было слышно, как стуча по рельсам, мимо пронесся восьмичасовой экспресс. Я взглянул в окно, где были еще видны красные огоньки последнего вагона и тянулись вихри легко взметнувшегося снега.
– А знаешь ли ты, Жучок, что сегодня заговение на Рождественский пост? Тебе тоже кое-что перепадет. Сейчас помолюсь – и за стол.
Жучок понял мои слова и одобрительно застучал по полу хвостом. Надо сказать, что я человек одинокий, верующий сызмальства. Когда-то была у меня и семья, но в голодные послевоенные годы Бог всех прибрал. Один за другим все ушли в лучший мир от голода и болезней. Хорошо бы и мне вслед за ними, но Господь рассудил по-своему, и я остался жить одиноким бобылем. Нанялся я на железную дорогу путевым обходчиком, так и живу, и кормлюсь около нее со своей собакой. Из деревни я принес сюда хорошие иконы, Библию и Следованную Псалтирь – книгу увесистую, с медными застежками. В ней есть все: Часы, Вечерня, Утреня и Святцы с тропарями. Иконы у меня вставлены в божницу собственного изготовления. Есть и свечи, и лампадки. В лампадках налито масло растительное – рафинированное. Оно горит чистым огоньком без копоти. Вазелиновым маслом я не пользуюсь, потому что оно из нефти. Мне старец-монах из Псково-Печерского монастыря сказал, что масло в лампадке – это жертва Богу, и оно должно быть такое, какое сам потребляешь. Перед трапезой я помолился. Может быть, дольше обыкновенного, потому что Жучок стал скулить и тянуть меня зубами за сапог. Ему я положил в плошку вчерашней каши и много вываренных костей, которые он тотчас же принялся обрабатывать. Я хотел поправить откатившуюся кость, но он зарычал на меня, клацнул зубами и накрыл кость лапой.
– Вот дурачок, да не нужна мне твоя кость. У меня на нее уже и зубов-то нет.
Услышав, что я не обижаюсь, он виновато завилял хвостом. Всю ночь была большая метель и шел снег. Утром я с трудом открыл заваленную сугробом дверь. На дворе еще не рассвело, и я услышал, как шумя щетками, по рельсам прошел снегоочиститель. В первый день поста, согрев и выпив чай с хлебом, я взял ящик с инструментами, фляжки и сигнальный фонарь и пошел в обход своего участка. Было еще сумрачно, и приходилось сильно напрягать зрение, чтобы осматривать рельсы и особенно стыки, где может таиться беда. Мимо тяжело прогромыхал нагруженный щебенкой и углем товарняк. Он тянулся и тянулся, казалось, что ему не будет конца. Напротив моего домика-сторожки стоит столб-указатель с надписью «809 км». Каждое утро Жучок, подняв заднюю лапу, совершал у этого столба свой собачий ритуал, подтверждая, что он еще жив и является владельцем этих мест, хотя других собак на десятки километров в округе не было, но зато водились довольно крупные, весьма свирепого нрава волки, которые запросто могли слопать самого Жучка вместе с его хозяином. Поначалу я таскал с собой ружье, но потом увидел, что это ни к чему. Волков отпугивал запах стальных рельс и шум проходящих поездов, и подходить к линии они опасались. По обеим сторонам пути стояли нетронутые еловые леса, называемые краснолесьем, и мой Жучок бежал рядом, но в лес не уклонялся, так как понимал, чем это для него может кончиться. Его уже давно приметила голодная волчья стая, которая охотно бы поживилась им, не будь он осторожен.
Пост для меня праздник. Я его жду и встречаю с радостью и готовлюсь к постам еще с лета. Во-первых, насушил грибов, засолил капусту и огурцы, запасся крупами и рыбными консервами. Конечно, магазинов здесь не было. Магазин сам приезжал ко мне по рельсам два раза в месяц. Пост у меня проходил хорошо, спокойно. Ругаться и злобствовать мне было не на кого, и в душе сохранялся мир и покой. А что касается постной еды, то из овсянки я готовил кисель. Он застывает, имеет приятный кисловатый вкус и присутствует у меня на всех постах. Картошка у меня своя, об этом и говорить не приходится. Грибной суп. Без него нельзя. Ну там, разные каши, конечно, кислая капуста. А по воскресеньям еще открываю рыбные консервы. Эх, была бы река, так не открывал их, но, к сожалению, реки нет. Значит, не везде она бывает.
Находишься днем, к вечеру все кости болят. Ох, нелегкая служба путевого обходчика! Но считаю, что это Божие дело, потому что отвечаю за сохранность всего дорожного устройства на моем участке. Случись что, даже страшно подумать: как начнут кувыркаться вагоны под откос, а ведь в них сотни людей и детишки. И что тогда?! Вот то-то и оно, что всегда надо трезвиться и помнить, что тебе доверено.
Одного мне недоставало здесь – это храма Божия. С отпуском было сложно, и я его не брал, опасался, что без меня сменщик запустит участок. А насчет храма себя утешал тем, что кроме меня на наших просторах живут же люди, а храмов мало или совсем нет. Иногда в душе поднимается ропот: как это так? В некоторых местах церкви буквально у людей под носом, а они туда не ходят. У меня же была большая потребность пойти в храм, да вот беда – некуда. Но все же я благодарил Бога, что живу здесь без искушений, что есть у меня святые образа, Библия, Следованная Псалтирь. Как хорошо, когда придешь после обхода участка усталый, замерзший, а на тебя из божницы святые лица смотрят, лампадочка теплится. Сразу и усталость куда-то пропадает, и на душе легко и благостно. Бывали и неприятности, особенно при больших морозах. Мороз, он на все действует, в том числе и на металл. Да ведь это надо заметить, разглядеть, поставить предупредительные сигналы, вызвать по телефону ремонтную бригаду. Но, слава Богу, все обходилось благополучно, и на моем участке беды не случалось. Так вот, придешь домой усталый, замерзший, согреешь себе суп, поешь горяченького, чаю попьешь. Все слава Богу! Затем с легким сердцем встанешь во святой уголок на молитву. Акафист почитаешь Пресвятой Богородице или Иисусу Сладчайшему, а без этого здесь можно было бы спиться или умом тронуться. Потому что без Бога человек как бы в одиночестве пребывает. А раз так, то с ним самое худое может приключиться. Вот стоишь себе перед иконами и поешь:
Радуйся, Ангелов многословущее чудо;
Радуйся, бесов многоплачевное поражение.
Радуйся, Свет неизреченно родившая;
Радуйся, Невесто неневестная.
Поешь и чувствуешь, что все они с тобой: и Ангелы святые, и Матерь Божия, и Сам Христос. И умиление на душе, и слезы на глазах. И после этого кто на нас, если с нами такие Силы Небесные?!
Я слышал, что некоторые не выносят одиночества, а я привык и страха у меня нет, хотя кроме волков в лесу и всякая нежить водится. Особенно в этой русской лесной пустыне бесов-то полным располно. Но где их нет? Если их миллионами с неба на землю Архангел Михаил сбросил. Но ко мне им до сих пор подступа не было.
Еще когда я жил в миру – потому что теперь я живу вроде монаха-пустынника, конечно, не совсем так, но похоже, – так вот, когда я жил в миру, то Псково-Печерский старец-монах поведал мне, ссылаясь на блаженного Августина, что проникнуть в душу может лишь Тот, Кто ее создал. Это крепко запало мне в память и служит хорошей защитой от бесов. Еще тогда старец говорил, что демоны, хотя и не могут проникнуть в душу, но могут проникать в наши тела и изменять наше сознание в сторону зла и богоборчества. А когда я пожаловался старцу, что боюсь одиночества и не могу начать работать путевым обходчиком, то он сказал мне, что одиночество в зрелом возрасте есть благо и что одиночество есть ступень к познанию Бога.
Старец разрешил все мои вопросы, и одиночество меня теперь не только не страшит, но даже радует. Раньше я многого не понимал. Например, апостол Павел говорил: «Молитесь постоянно», – но как?! Я этого долго не мог понять, но со временем Бог дал мне разумение. А все оказалось очень просто: Бога надо всегда иметь на сердце и из ума Его не выпускать. В этом чувстве, что Господь всегда со мною, я думаю, что исполнил завет апостола Павла.
Сегодня праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, а на дворе непогода, ветер наметает сугробы, завивает лентой снега, и его порывы все более и более крепчают. Опять слышу, как в предутренней тьме, подавая гудки, прошел снегоочиститель. Развлекаться не приходится, и я говорю себе:
– Вставай, раб Божий Петр, бери лопату и метлу и начинай чистить разъезд от снега.
Разъезд – это такой рельсовый придел сбоку основного пути, где могут отстаиваться поезда, если они выбились из графика движения. Праздник – не праздник, а идти надо. Раньше думал, что работать в праздник – грех, но потом понял, что есть должности среди людей, когда человек обязан работать каждый день. И как ни крутись, как ни вертись, а работать выходи. Вот и меня Господь к такой должности приставил. Иногда и на Пасху приходится работать. Да простит меня Создатель! Помолился я, выпил чаю, подпоясался потуже и вышел с лопатой чистить разъезд. Когда очистил, смотрю – едет паровичок с вагон-магазином и встает на разъездной путь. В магазине – Клава-продавщица – баба занозистая и всегда меня искушающая.
– Ну что, Петр, ты все один горюешь? – смеется она.
– Да, все один, Клава.
– Так бери меня к себе в помощники. Я – женщина одинокая и еще не старая.
– Ты все шутишь, Клава, да здесь ты и месяца не выдержишь, сбежишь! Так что катайся уж в своем магазине. Правда я говорю, Жучок!?
Жучок замотал хвостом, потянулся и издал какой-то визг. Клава бросила ему конфетку, которую, клацнув зубами, он поймал на лету.