Нечаянная радость — страница 25 из 40

Однажды он написал правящему архиерею прошение о желании принять монашество. Скоро от архиерея пришел указ с разрешением. Приехавший старый товарищ по семинарии, седовласый архимандрит совершил над отцом Северианом монашеский постриг, трижды бросая ножницы на пол. Отец Севериан наклонялся и смиренно их поднимал со словами:

– Постнического жития желаю, честный отче.

К старому вору Феде потянулись отбывшие срок товарищи. Они хотели жить свободно, но как жить, не воруя, не знали. Федя подошел с ними к батюшке и взял благословение на постройку барака на территории храма. Батюшка благословил и, мало того, – вынул собственные сбережения и отдал в руки Феди. И бывшие заключенные, которым просто некуда было деться, построили себе немудрящее жилье под надзором Феди и указаниям батюшки, и стали жить в условиях, приближенных к монастырским. Работать они ходили поденно к жителям поселка, а некоторые – на местную лесопилку. Батюшка Севериан освятил новый барак и, напутствуя их, сказал так:

– Живите честно, работайте, посещайте храм Божий, но пьянку, курение и мат изживайте. Я не принуждаю вас к строгой духовной жизни, но хочу, чтобы вы очистились от греховной тюремной скверны, осмотрелись в миру и подзаработали себе денег. Кто захочет идти в большой мир, пусть уходит в свое время, кто захочет завести семью, пусть женится и идет к жене, а кто хочет остаться и работать Богу, пусть остается.

Новые поселенцы – бывшие зэки – оказались золотыми ребятами. Они отремонтировали храм, покрасили крышу, в церковном дворе устроили цветник и сад. Батюшка с ними не знал никаких забот. Правда, с двоими пришлось расстаться за их неуемное пьянство и разгульную жизнь. Поселенцы устроили над ними суд и выгнали их.

Однажды утром стряпуха Марья, не дождавшись батюшку к завтраку, постучалась к нему в комнату.

– Что это, вы, батюшка, не идете завтракать?

– Беда, Марья, беда. Заходи и посмотри, – услышала она неразборчивый ответ.

Когда Марья вошла, она увидела батюшку, лежащего на полу рядом с постелью. Левая половина тела у него была парализована.

– Ах, ти, Матерь Божия! Да никак вас паралич расшиб?!

– Вот именно – расшиб, – невнятно произнес отец Севериан. – Все, Марья, отгулялся, отслужился, теперь – на покой.

– Ничего, может, Бог даст, еще оклемаетесь…

– Может, даст, а может и не даст. Звони, Марья, в Епархию. Скажи, отец Севериан разболелся надолго, служить не может. Пусть присылают замену.

Нового священника, посланного из Епархии взамен разболевшегося отца Севериана, староста знакомил с храмом. Спустились они и в подвал. Он был сводчатый, просторный и сухой. Под самым алтарем новый священник увидел две могилы под крестами.

– Чьи могилы? – спросил он.

– Могилы строителей храма – доктора и купца, – отвечал староста. – Царствие им Небесное.

В стороне от могил стояли ящики со свечами и церковным вином – кагором.

Батюшка Севериан сидел теперь целыми днями в кресле и смотрел в окно на летящие по ветру желтые листья, на низкие хмурые облака, на пролетающие стаи птиц.

– Коротка, коротка жизнь, – думал он, – не успел оглянуться, как пролетела без возврата. Николашу – убили, матушка – умерла… Книги собирал – кому теперь их оставлю?

Он написал письмо ректору Духовной Академии о том, что завещает свою библиотеку Академии. Просил прислать две грузовые машины за книгами. Вскоре машины пришли, и трудники полностью загрузили их книгами и укрыли брезентом. Машины, взревев моторами, тронулись с церковного двора. Батюшка смотрел им вслед и благословлял здоровой рукой. Понемногу он стал ходить по дому, подволакивая ногу, с висящей как плеть левой рукой. На Богослужении его усаживали в кресло в алтаре. Новым священником батюшка был доволен, потому что видел, как тот служит со знанием дела и как он добр к прихожанам. Прихожане батюшку не забывали и навещали его почти каждый день, оставляя различные дары: то баночку соленых грибков, то варенья, то меду. Но враг человеков тоже не дремал и готовил батюшке последнее и тяжелое испытание.

В зимнее время, когда сумерки у нас на севере держатся целый день, а окна замерзшие и запорошены снегом, батюшка коротал дни в своей келье у теплой печки за чтением Библии, сверяясь с толкованием Иоанна Златоуста. Внезапно в уличную дверь кто-то стал звонить и стучать каким-то тревожным стуком. Батюшка запахнул подрясник, взял палку и, ковыляя, поспешил в холодный коридор. В коридоре было темно и скользко. В двери стучали все сильнее и настойчивее.

– Иду, иду! – кричал батюшка, торопясь к дверям.

Но вот, палка заскользила по полу, он потерял равновесие и тяжело упал на пол. Стук в дверь сразу прекратился, и кто-то, скрипя ступеньками, ушел. Батюшка лежал, изнемогая от острой боли в правой ноге. Часа через два с улицы пришла Марья и застала батюшку лежащим в темном коридоре. Она стала его поднимать, и он болезненно застонал. Марья перенесла его на кровать и бегом понеслась в больницу, откуда привела врача. Врач, осмотрев батюшку, велел нести его в хирургическое отделение. У него оказался тяжелый перелом правого бедра. Позвали трудников, которые на носилках осторожно понесли батюшку в больницу. Дорога в больницу шла все в гору по обледенелым деревянным ступенькам. От каждого толчка батюшка стонал и говорил:

– Это моя последняя Голгофа, назад уже дороги не будет.

Его поместили в маленькую палату на кровати с приподнятым ножным концом для вытяжения. К правой ноге был прицеплен тяжелый груз, сильно тянувший ногу и вызывавший постоянную боль. От неподвижного лежания на спине на крестце быстро появились пролежни. Марья по два раза в день приходила кормить батюшку, но он ел очень плохо.

– Больно тебе, батюшка? – спрашивала она.

– Больно, Марьюшка, больно, родимая. Ветхая, ветхая у меня стала плоть. Пришло, видно, время уходить туда, где несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь безконечная.

– А ты стони, батюшка, стони, со стоном-то оно легче, – говорила Марья.

– Стону, милая, стону. Охает старинушка, крехает старинушка, пора старинушке под холстинушку да в могилушку.

– На все воля Божия, – говорила Марья. – Там вас ждет убиенный воин Николаша и матушка Олимпиада.

– Да, ждут меня, ждут, – тихо говорил батюшка и засыпал.

Со Святыми Дарами к нему пришел священник. Исповедал, причастил его и совершил елеопомазание. Марья, постелив себе на пол войлок, на ночь оставалась в палате. Ночью батюшка был беспокоен, часто бредил. Вспоминал прожитую жизнь, благодарил Господа, что напоследок попустил ему крепко поболеть.

– Здесь помучаюсь, там будет полегче. Это хорошо, что Господь посетил меня.

Марья с горечью замечала, как батюшка слабел с каждым днем, как изнуряла его лихорадка, и говорил он уже тихо – шепотом.

Тихо и незаметно под утро он уснул навеки на Сретение Господне. Мороз стоял лютый, и церковные трудники долго долбили заледенелую землю железными ломами, отогревали ее кострами. Народу в храм, несмотря на жгучий мороз, пришло много. Отпевали отца Севериана по монашескому чину торжественно и долго. Из Петербурга приехали бывшие однокашники по семинарии и, понурившись, стояли у гроба. Некоторые поднимали с лица воздух и последний раз смотрели на исстрадавшееся лицо батюшки. После отпевания гроб подняли и с пением ирмоса «Помощник и Покровитель» трижды обнесли вокруг храма. С преднесением могильного креста и пением «Святый Боже, Святый Крепкий» понесли гроб на кладбище и похоронили рядом с матушкой. Трудники засыпали могилу землей, поставили крест, и все по русскому обычаю пошли на поминки, на прощание спев перед могилой «Вечную память».


Около дороги(Рассказ русской женщины)


Давно, лет десять тому назад, жарким летом сидел я при дороге и ждал автобуса на Феодосию. Рядом со мной сидела старая женщина с пустыми бидонами и корзинами. Вероятно, возвращалась домой с базара. Мы разговорились. Обычно на юге люди любят общение, и она рассказала мне свою жизнь. История незамысловатая, но в ней я увидел глубокий смысл значения Церкви в жизни народа. Как в капле воды отражается солнце, так в истории этой семьи отразилось значение Церкви в лице старого монаха отца Мисаила. Церковь – это Сердце народа. Начнет оно сбиваться с ритма – плохо бывает народу, а если остановится оно – погибает и народ.

Мой дом – у дороги, и имя мое – Акилина. Современная молодежь смеется: что за имя такое, неслыханное и смешное? Да уж, такое имя при крещении на седьмое апреля мне батюшка влепил. А куда денешься? Вот и ношу его восьмой десяток и худого от него ничего не вижу. Вот, когда была молодой девкой, то пожаловалась в церкви батюшке на имя свое нелепое:

– Парни говорят: всем ты хороша, всем взяла, только имя твое подкачало – не комсомольское оно. Нельзя ли, батюшка, сменить его?

– Нет, милая, имя это дано при крещении. Значит – оно крестильное, и Господь знает тебя под этим именем, и Ангел-хранитель приставлен к тебе тоже под этим именем. Имя это древнее, греческое и означает оно: орлиная. От птицы сильной, бесстрашной и независимой это имя. И ты будь такой же.

– А вот парни говорят, что…

– Да что там парни! Значит, не годятся они для тебя, не стоят они тебя. Найдется и на тебя парень, погоди. Бог пошлет.

И прав был батюшка. Бог послал мне такого мужа, что лучше и не бывает. Он звал меня Акилинушка. Прожили мы вместе пять лет, нажили двоих детей золотых – мальчика и девочку. Жили мы в деревне между Старым Крымом и Белогорском. Жили спокойно, курортники нам не докучали, потому что местность наша не ахти как привлекательная и моря нет. Оно горным хребтом закрыто, правда, лесистым, ну, пасутся там козы – животные шкодливые, шакалы водятся, дикие кабаны. В общем, для туристов интереса нет. Поэтому и жизнь у нас спокойная. Промеж русских жили у нас и татары, и караимы, и крымчаки. Караимы – это евреи, которые иудейский талмуд не признают, а почитают только Ветхий завет. Мелочь вроде? Однако благодаря этой мелочи немцы их не расстреляли. А крымчаки – это смесь евреев с татарами, признающими талмуд, и немцы их всех под корень в