И тут же Лида с опаской взглянула на Протасова – не досадно ли ему, что его люди благодарят только ее, забыв о нем, однако он смотрел на нее задумчиво, словно пытался что-то понять.
Лиде вдруг показалось, что еще никогда, даже во время венчания, когда они давали друг другу клятву вечной верности, они с Василием Дмитриевичем не были так близки друг другу, как в эту минуту.
Она робко улыбнулась ему – и он улыбнулся в ответ.
– Ну что ж, – сказал, подавая Лиде руку и оборачиваясь к парам, – если уж мы вас сосватали, не забудьте нас на свадьбы позвать.
– А то как же, барин и барыня! – загомонили женихи и невесты. – Не сомневайтесь!
Вышли на крыльцо – и Лида словно бы только что заметила, какое яркое нынче солнце, как сияют небеса, какие роскошные облака плывут там и сям по небу, напоминая то бесформенные горы снега, то чудесные замки, то головы чудовищных великанов, то невиданных зверей.
И она вдруг остро пожалела, что поедет отсюда в двуколке, так далеко от Василия Дмитриевича, а не впереди него в седле. Вчера она была слишком испугана, слишком ошеломлена случившимся, чтобы понять: да ведь он обнимает ее! Пусть и против воли, но обнимает!
Вот если бы сейчас снова оказаться в седле перед ним – может быть, его объятие было бы другим? И ее ощущения – совсем другими?
А вечером? А ночью? Что будет ночью? Они проведут эту ночь в разных постелях или в одной?..
Но сейчас нельзя было думать об этом. Можно было только ждать и надеяться.
– Ах, как ловко, как хорошо все устроилось! – тараторил Кузьма Иванович, провожая Протасова и Лиду к двуколке. – Необыкновенно, как в романе!
– Вы читаете романы?! – изумилась Лида.
– А как же! – гордо заявил тот. – Господ литераторов Станицкого, Панаеву[70] и Некрасова обожаю. «Семейство Тальниковых», «Мертвое озеро», «Три страны света» до дыр зачитал. Ну и господин Тургенев недурной писатель – роман «Дворянское гнездо» прямо за сердце берет!
– Мне тоже очень нравится! – согласилась Лида.
– Ах, Лидия Павловна! – воскликнул чувствительный Кузьма Иванович. – Как вы все хорошо понимаете! Дело в том, что я тоже холостой. Вот кабы вы и мне так же ловко жену сыскали, как этим парням!
– Ну вот и сыскалась в наших краях новая сватья баба Бабариха, куда до нее моей бабуле Никитишне! – расхохотался Протасов. – Беда в том, что Лидия Павловна в наших местах человек новый, она еще незнакома с другими невестами.
– В доме Василия Дмитриевича есть одна красивая горничная, ее зовут Марфуша… – начала было осмелевшая Лида, однако Кузьма Иванович даже попятился, и лицо его пошло красными пятнами, голос был едва слышен, когда он забормотал:
– Ах нет, сохрани Бог, Марфуша не про меня, я не посмею… Покорнейше благодарим, Лидия Павловна, Василий Дмитриевич, позвольте вернуться к делам, прощайте…
Бессвязно бормоча что-то, он попятился к конторе, чуть не упал, наткнувшись на крыльцо, и начал взбираться на ступеньки спиной вперед, не переставая кланяться.
– Да, прощайте, Кузьма Иванович, – сухо сказал Василий Дмитриевич, вскакивая на козлы и подбирая вожжи.
Лида глядела на него изумленно.
Мало того, что Василий Дмитриевич не позаботился подать ей руку, – он, кажется, вообще собирался уехать без нее!
– О, простите, – вдруг спохватился Протасов и спрыгнул наземь, подал Лиде руку, помог подняться в двуколку, однако не смотрел на нее и вид у него был такой хмурый, словно на его плечи вдруг обрушилась тяжкая ноша.
Лида села, Василий Дмитриевич устроился на своем месте, свистнул Альзану, который сразу пошел резкой рысью. Протасов взмахнул кнутом, и двуколка понеслась во всю конскую прыть.
Лида вспомнила, как не тряско, плавно ехали они вчера, но сейчас Василий Дмитриевич, чудилось, нарочно выбирал ухабы под колеса! Однако мысли мучили сильнее ударов, которым подвергалось тело.
«Что случилось, что?! – не могла понять Лида. – Что с ним произошло? Отчего он так переменился? Неужели… Неужели из-за того, что я заговорила о Марфуше? Что предложила ее в невесты Кузьме Ивановичу?! И он, бедный, перепугался чуть ли не до смерти, и Василий Дмитриевич вне себя от злости… Что же это значит? Да ясно, что! Она дорога Василию Дмитриевичу, настолько дорога, что это всем известно! Всем… кроме меня. Впрочем, теперь известно и мне!»
День, полчаса назад сияющий и многоцветный, в один миг померк, облака тусклой занавесью затянули небо, исчезли чудесные замки и невиданные звери…
Да ей и не хотелось видеть больше ничего, не хотелось ничему радоваться. В сердце ее воцарилась такая же серая печаль, как та, что затянула небо.
«Как же мы будем жить? – с тоской подумала Лида. – О какой любви возмечтала я? Какая может быть между нами близость, если за стенкой его поджидает Марфуша? А в беседке дядюшкиного дома – Авдотья Валерьяновна…»
При воспоминании о дядюшке Лида так и сжалась в комок. Ведь он зван на ужин. Удастся ли скрыть от него то горе, которым она охвачена? Удастся ли не показать, как она несчастна? Достанет ли для этого гордости? Или забыть о гордости, пасть дядюшке в ноги, взмолиться: «Заберите меня отсюда, заберите, не унижайте меня свыше возможного браком с человеком, который в доме рядом со мной держит и любовницу свою, и ребенка незаконного!»
Да, теперь нет сомнения, что русоволосый мальчишка, который жался к ногам Марфуши, – сын Василия Дмитриевича. Он очень красив, этот ребенок! Весь в родителей! Говорят, красивые дети в любви зачинаются…
Лида больше всего боялась, что Протасов вдруг обернется и увидит ее исполненное горя лицо. Нашарила в кармане зеркальце, поймала в нем свое отражение – и перепугалась на миг, увидев лицо черное, страшное… да полно, она ли это смотрит сама на себя, кривя в злорадной улыбке тонкие губы?!
Тут же морок ушел – в зеркальце отразилось безупречно красивое лицо, и Лиде стало легче дышать.
Померещилось! Какое счастье!
Хороша Марфуша, слов нет, но эта девушка, на чье отражение сейчас смотрит Лида – она сама! – во сто крат краше. К тому же она венчанная жена Василия Дмитриевича, а Марфуша кто? Всего лишь служанка! И ей придется узнать свое настоящее место и положение, каким бы оно ни было до той минуты, как Василий Дмитриевич привез Лиду в свой дом.
Благодарно улыбнувшись зеркальцу, Лида убрала его в карман, выпрямилась на сиденье, постаралась придать лицу самое что ни на есть безмятежное выражение – Протасовка уже промелькнула, завиднелся барский дом, а вот и Анаисия Никитична мечется по крыльцу, словно в приступе крайнего беспокойства.
Да что это с ней? Ведь до ужина еще далеко, они не опоздали… Неужто дядюшка приехал раньше времени и бабуля Никитишна не знает, чем его развлечь? Или, Господи, помилуй, с ним все-таки заявилась Авдотья Валерьяновна?..
Протасов остановил Альзана у крыльца и крикнул, видимо, тоже заметив беспокойство бабули Никитишны:
– Что случилось? Что с тобой?!
– Ах, Васенька! – возопила та, и слезы хлынули из ее глаз. – Ах, Лидушка, бедняжка моя! Только что прислали из Березовки верхового с известием: Иона Петрович расшибся до смерти. Поехал с Касьяном по хозяйственным делам в Спиридоньевку, да тот слишком круто коляску заворотил, вот бедный Иона Петрович и вылетел вон на крутом повороте… Да о дерево и убился. Горе, горе-то какое!
Глава двенадцатая. Убийство
Протасов гнал Альзана так, что Лида стала бояться, что конь просто не выдержит скачки. Даже ночной гон в Спиридоньевку, в церковь, теперь казался довольно спокойным передвижением. Особенно страшно было на поворотах, когда двуколку заносило, и Лиде казалось, что еще немного – и у нее не хватит сил удерживаться.
«Вот так, наверное, и бедный дядюшка не смог удержаться и погиб, – мелькнула мысль. – А что, если Василий Дмитриевич нарочно этак гонит? Что, если задумал меня погубить?»
И тут, словно почувствовав ее ужас, Протасов чуть сбавил ход коня, оглянулся через плечо, крикнув:
– Крепче держитесь!
«Он за меня беспокоится? – чувствуя, как судорогой сводит пальцы, вцепившиеся в сиденье, подумала Лида. – Или понимает, что два несчастных случая подряд, случившиеся в одной семье, покажутся подозрительными даже самому недалекому полицейскому? Благодаря одному убийству наследует вдова, благодаря другому – вдовец…»
Лида испугалась этих неожиданных мыслей, однако уже не могла избавиться от них.
Убийство? Почему вдруг пришло в голову это слово? С чего она взяла, что дядюшка был убит, а не погиб по несчастной случайности? Не потому ли, что вспомнился вчерашний разговор Авдотьи Валерьяновны с Касьяном? Если она могла подстрекать кучера на убийство Лиды, то почему не могла потребовать, чтобы тот совершил и убийство Ионы Петровича?
Могла, но… почему именно сейчас это произошло? Почему смерть мужа могла так неотложно понадобиться Авдотье Валерьяновне? Если из-за наследства, которое она должна была в этом случае получить, то отчего она не науськала Касьяна раньше совершить это страшное дело? Это как-то связано с появлением в Березовке Лиды? Или с ее скоропалительным замужеством? Может быть, Авдотья Валерьяновна не простила Ионе Петровичу, что он принудил Протасова безотлагательно жениться и тем воздвиг между Авдотьей Валерьяновной и ее любовником еще более высокую преграду, чем та, которая существовала раньше? Ведь Авдотья Валерьяновна мечтала выйти за Протасова замуж, если бы овдовела… Почему, в таком случае, она не расчистила дорогу к этому браку раньше?!
Лида так задумалась, что даже забыла о своем страхе. А между тем Протасов начал натягивать вожжи, замедляя скок Альзана, и Лида поняла почему. На дороге собралось десятка два мужиков и баб, которых было никак не объехать. Некоторые громогласно судачили, стоя или сидя на обочине, некоторые бестолково топтались прямо посередине, а некоторые лазили по кустам, окружавшим дорогу, что-то рассматривая на земле, на траве, на стволах деревьев.
Поодаль, на взгорке, за рощицей, виднелись домики небольшого сельца, солнце играло на купольном кресте церковки…