Он ответил:
"А я не заклят, чтобы хранить секреты Дьяна. Что касается Каюба, мне все равно, узнает он про это, или нет. Ни в чем серьезном я не проговорился, так ведь? А от Дьяна я, когда освобожу Аолу и Бину, и так не буду прятаться, вот увидишь".
Шала промолчала, зато больно ущипнула его клювом. Он как раз снижался над башней в своем дворе, поэтому лишь опять рассмеялся.
Его увидели, тут же поднялся шум и гвалт. Умница Шала резво выбралась из-под его куртки и улетела куда-то в сторону чердака, очень вовремя — Ардай обнимал, кажется, всех одновременно, и отвечал на десяток вопросов сразу. Мать, увидев его, расплакалась от облегчения.
— Как хорошо, что с тобой все в порядке. Отец улетел вчера, наверное, в Аш, ему Крей что-то рассказал про тебя.
— В Аш? Мы немножко разминулись, значит. Все нормально, мам, я потом объясню, — он крепко обнял Мию.
Он ничего им не объяснит, но какое это имеет значение?
— Я к себе, переоденусь, ладно?
Летняя жара отошла, день стоял ясный и прохладный — какие всегда бывают в начале осени, и только влажная земля напоминала о вчерашней непогоде. Однако он вспотел в слишком теплой кожаной куртке, которую принесла Шала.
— Да-да, сынок, там в сундуке чистые рубашки. И письмо принесли, тебе, оно на столе…Он вихрем взбежал наверх, к себе в комнату. Почти на ходу сбросил рубашку, выхватил из сундука другую, нырнул в нее, взял со стола сложенный лист, запечатанный печатью канцелярии наместника. Что ему теперь до этого письма? Однако надо же прочитать.
— Ардай, ну где ты там? — раздался под дверью звонкий голос Валенты, перемежаемый смехом и частым стуком — стучали как будто в четыре руки, и точно не Валента.
— Да погодите вы, я оденусь, — крикнул он.
Шала в образе совы сидела за окном, на карнизе. Он шагнул к окну, чтобы впустить Шалу, и одновременно сломал пальцами печать на письме.
Последнее, что он увидел — как захлопала крыльями маленькая серая сова. А потом он полетел в бездну, летел и летел, долго…
Как раз в это время старый черный дракон лежал на лужайке, на той самой, к которой вела тропа от кузницы Рая, а князь сидел рядом, тоже прямо на траве. Он только что пересказал дракону, что поведал ему бывший родич, муж сестры. Впрочем, нет, получается, не бывший, раз у них с сестрой есть сын. Получается, все-таки родич.
Дьян ждал, что скажет дракон, но дракон молчал, прикрыл тяжелые веки и не шевелился.
Совсем недавно князь вернулся домой, принеся потрясающую новость, и узнал здесь еще более потрясающую. Мальчишка сбежал! Казалось бы, он же не должен. Никто бы не смог! Кроме него. А недавно он чуть не победил большого черного дракона. Тоже ведь не должен был! Но победил бы, не хватило лишь чуть-чуть везения, сноровки, настойчивости.
Ему восемнадцать лет. Тому дракону — далеко не восемнадцать!
Родной племянник, сын сестры. Он, князь Дьян, должен был бы воспитать его как своего сына — наверняка Валента хотела именно этого. Да иного она и не могла бы хотеть.
Валента. Их нежная хрупкая девочка, гордая и упрямая, как все Дьяны. Она только самую малость успела пригубить чашу жизни, и ушла, но оставила после себя вот этого мальчишку, который чуть не победил взрослого дракона. Они бы все могли гордиться им, этим мальчиком. Если бы его отец не рассудил иначе.
Что же будет теперь?..
Лиолину, племянницу, он нашел в доме кузнеца Рая, та забилась в дальнюю комнату и никого не хотела видеть. А до этого долго плакала — так сказала Мена.
История еще та. Лиолину с подвеской на шее обнаружил Талбот Рай, который явился навестить узника. Он не спешил, подождал, пока дождь поутихнет, захватил увесистую бутыль молодого пива, чтобы хорошо посидеть, поговорить о том о сем. И не первый раз, оказывается, вот так заглядывал. Задав пару тройку наводящих вопросов, князь быстро выяснил, что собой представляло "заключение" мальчишки. Самому бы Дьяну так, на недельку, после того, как…
Только не в подвал, разумеется.
А девочке повезло, что пришел Талбот, который может прикасаться к шаду. Сразу и снял, утешил как мог, отвел к своей матери.
О земля и небо, демоны леса и гор! Рычи на этих растяп теперь, не рычи — уже все равно. Рыкнул, конечно, для порядка. Опускают глаза, боятся…
Еще, оказывается, рыжая ниберийка тут крутилась, она-то — зачем? Но это было скорей хорошо, чем плохо — соддийцы и ниберийки друг другу не вредят.
Мене тогда он и рассказал про племянника, получается, что ей — первой. Она только распахнула глаза и глубоко, изумленно вздохнула. Маленькая большеглазая тростиночка Мена, когда-то задушевная подружка их Валенты. Маленькая, тростиночка — такое обманчивое впечатление.
Именно к Мене когда-то матушка советовала ему присмотреться. Не самый хороший вариант, с точки зрения крови, но подходящий. Нет, не сложилось. Теперь у Мены выросли два сына, а был бы хоть один, выйди она за Дьяна — тот еще вопрос. Дети чаще появляются в нечистокровных браках. Хотя соддийцы все еще по традиции дорожат чистотой своей крови, чистокровными браками, в которых рождаются только настоящие соддийцы. Мене тоже пеняли, когда она выбрала себе в мужья полукровку Рая, неуклюжего, как медведь, кузнеца. Из ее сыновей лишь один — полноценный соддиец, но один-то есть. А у Дьяна — ни одного, за шестнадцать лет в чистокровном браке, и это не первый его брак…
Тогда он спросил у Мены:
— Тебе не показалось, что он похож на Валенту, и на меня тоже?
Та ответила сразу:
— Да, мне показалось, совсем немного. Но так же бывает. Я подумала — шутка Провидения. Кай, он…
— Да не Кай! — поправил Дьян с досадой. — Ардай. Ардай Эстерел из Варги, наследный имень, лучший наездник, победитель последнего смотра в Аше. Он назвался бродягой, и мы это скушали. Как будто всем нам, и мне в первую очередь, отшибло разум.
Мена возразила:
— Ты не виноват. Мы все поверили, когда его узнала Лиолина. Что там у них с Лиолиной получилось в монастыре, вот интересно?
Дьян промолчал. Тут можно придумать множество оправданий, но он не станет. Если бы он раньше все узнал про мальчишку…
Мена добавила:
— По крайней мере, теперь понятно, как ему удалось освободиться. Лиолина ведь не смогла бы снять ошейник.
— Да, она не смогла бы, — согласился князь, — ничего, это будет ей урок.
Солнце выглянуло в просвет между облаками и ярко осветило поляну, бликами заиграло на блестящей драконьей чешуе.
Старик наконец открыл глаза.
"Вот как, значит. Не зря я считал, что с мальчиком не все просто".
"Я сам так считал. Потому и запер его".
"Зато теперь мы знаем, каким образом ему удалось избавиться от ошейника. Он Дьян. Он не умеет пользоваться силой, но когда он верил, что это делает Лиолина — он смог снять ошейник".
"Да".
"По правде говоря, Леман, я даже не исключал, что он именно тебе обязан своим рождением. Не сердись, но семейное сходство просматривается. Но если он сын Валенты, то это все объясняет".
Очень редко князя называли этим именем, его собственным именем. С тех пор, как стал князем — почти никогда. Князь — он просто Дьян. Семейное имя становится собственным, а собственное забывают даже родственники. Старик вот помнил, и иногда пользовался. Но не только поэтому князь иногда чувствовал себя мальчишкой со старым черным.
Он возмутился:
"Как ты мог такое подумать?!"
"А что мне было думать? Правда, то, что в нем есть от силы Шанияров, сбивало с толку. А родство черед Валенту я даже не заподозрил, хотя, если рассуждать, как итсванец — это ведь очевидно. Обмануть нас и скрыть ребенка".
"Восемнадцать лет назад мы ничего не поняли, потому что сами никогда не сделали бы такое. А они даже представить себе не могут, насколько это опасно и чем чревато. Нарушить последнюю волю жены — для этого надо быть итсванским именем".
Старик шевельнул хвостом.
"Не зарекайся, Леман. И вот что — на ошибках учатся".
Они опять помолчали, потом заговорил Дьян.
"Валента сказала мужу, что он родился нашим. Значит, это так. Но теперь мальчишка пуст, или почти пуст, скорее. Немножко силы, которую он не осознает, и все. Я ведь даже запер его в подвале, и ничего. Настоящий соддиец с ума сошел бы! И вот еще что непонятно — как он переносит шад. Он его как будто не ощущает! Он явился сражаться с драконьими мечом, он надел шад на Лиолину, а до этого он освобождал ее от шада, и каждый раз — он словно не чувствовал камни! Как это может быть?".
Дракон прикрыл веки, и его глаза стали узкими горизонтальными щелками.
"Никак. Ты ошибаешься. Немногие из соддийцев могут переносить воздействие шада, не теряя воли, и Дьяны в их числе. А мальчик — Дьян. Ты ведь тоже можешь, не так ли? Дело не в том, что он не чувствовал шад — он просто этого не показывал. Другого объяснения быть не может".
"И еще мне доложили, что около него шныряла ниберийская ведьма. Эти ниберийки всегда знают больше, чем говорят".
Дьян сорвал травинку, сунул в рот, сердито выплюнул. Дракон наблюдал за ним из-под опущенных век.
"Дед, но это слишком. Интересно, хоть один соддиец до него сражался с драконом таким мечом?"
"Я считаю, что до сих пор ни один соддиец никогда не сражался с драконом, неважно, чем именно".
Дьян кивнул, соглашаясь.
"И нужны тренировки! Многократные закаливания с помощь шада. Где бы он мог этим заниматься, и под чьим руководством?"
"Я тоже хотел бы знать".
"Вот что еще я узнал: оказывается, в то время, как Эстерел учился в школе, там околачивался имперский маг Каюб. Как ты считаешь, это что-то объясняет?"
"Что-то, может, и объясняет. Надеюсь, ты когда-нибудь еще поговоришь с мальчиком, и он тебе сам все расскажет".
"Его мог подослать маг. Каюб — хитрый лис, а мальчишка не знает и не понимает совсем ничего. Если Каюб разгадал в нем соддийца…".
Дракон промолчал, только ниже опустил веки.
Дьян продолжал:
"Ты сам говорил, что в восемнадцать лет уже невозможно открыться до конца. Десять лет — последний срок. Он калека с кровью и силой Дьянов, и, кстати, первый такой в роду! Но все равно надо срочно найти его. Хуже всего, если он попадет к магам. Вот не было печали".