И вдруг услышал голос, обращенный к нему:
– Тебе кого, служивый? Или что потерял?..
Зайцев обернулся. Перед ним стояла молодая женщина с размалеванными губами и ярко одетая.
– Не тебя ли Анфисой кличут? – спросил ее старшина.
– Ну, я Анфиса! Тебе что за дело?
– Сына своего ищу… Олега! Говорят, что Клава у тебя его оставила.
По тому, как Анфиса стрельнула глазами в угловую каморку, используемую в домах как кладовку, старшина понял, что на этот раз не ошибся…
– Ничего она у меня не оставляла… – начала хозяйка.
Однако Зайцев, уже будучи в комнате, направился к той каморке.
– Это что же такое делается… Мужики, вы посмотрите, что же он себе позволяет… – запричитала Анфиса, обращаясь к сидевшим за столом крепким мужикам.
Двое из мужиков встали было из-за стола, но под взглядом старшины застыли на месте.
Зайцев уже открыл дверь каморки и в лучах комнатного света увидел фигурку сына с огромными напуганными глазами. На полу стояла плошка с водой и лежал кусок хлеба.
Зайцев бросил взгляд на Анфису…
– Что смотришь? – мгновенно взревела та, словно волчица. – Клавка твоя всего пять рублей на него оставила… Сказала, что уедет на неделю… Скажи спасибо, что я вообще его еще кормлю…
– И поэтому его по вагонам за собой таскаешь? Подаяние собирать заставляешь?
Мужики, увидев худенького ребенка, почли за лучшее не вступаться в этот спор.
И вдруг раздался голос мальчика:
– Зайцев, ты пришел за мной?
– Да, сынок! – сдерживая слезы, ответил старшина.
– А где мама?
– Мама скоро приедет. Теперь мы будем ее ждать вместе…
И тут мальчик, протянув руки вперед, сделал шаг к Зайцеву. Прижав к себе ребенка, старшина собрался было выйти из комнаты Анфисы, но та своей грудью загородила дверной проем.
– Без согласия матери не отдам… Я свои права знаю, сейчас милицию вызову… Они не посмотрят на то, что ты…
– Анфиса, не гневи Бога… – строго произнес один из ее гостей. – Отдай отцу пацана.
В это время в комнату заглянула любопытная соседка.
– Анфиса, это ты гуляешь, что ль?.. А то шуму-то, шуму сколько…
– Советская женщина имеет право на отдых… – начала свой ответ хозяйка комнаты.
– Змея ты подколодная, но только не советская женщина… – произнес Зайцев.
Анфиса так и замерла.
Сидящие за столом мужики, скрывая улыбки, уткнулись в тарелки с закуской.
Старшина с сыном на руках вновь шел по уже знакомому коридору, заполненному вышедшими из комнат удивленными и растревоженными соседями…
Военком стоял у открытой форточки, потому как от грустной истории, что поведал ему старшина, он даже закурил.
– Что же теперь с мальчишкой на руках делать-то станешь? – спросил военком у Зайцева. – Как один будешь воспитывать?
– К маме в деревню его отвезу. Даст Бог, она подкормит, у нее какое-то время и поживет…
– Добро! И еще, пока ты не ушел. Есть у меня до тебя одно ответственное поручение… Нужно тебе, старшина, в школе на майские праздники перед выпускниками выступить.
– Это не по моей линии… Вот если бы их в лес сводить… Я ведь с детства охотой занимался…
– Расскажешь им, как в разведке воевал… Да на вопросы ответишь. Только ты всю правду свою им, пожалуйста, не рассказывай…
– Разрешите идти, товарищ полковник.
– Иди, герой. И знай, если тебе вдруг какая-то помощь понадобится, всегда можешь рассчитывать на меня…
Старшина Зайцев вышел, а военный комиссар какое-то время в задумчивости стоял у окна…
Внезапно в квартире Ростовой погасла лампа под абажуром. Погасли и осветительные приборы.
– Стоп! – раздался голос женщины-режиссера.
Проверили электрические пробки. Но света, как оказалось, не было во всем ветхом доме. Женщина-режиссер отпустила школьников делать уроки, договорившись, что они придут еще и завтра.
Какое-то время режиссер Агаджанова сидела за столом напротив Надежды Ростовой и все никак не могла взять в толк, как же можно всю свою жизнь прожить в этой клетушке, да еще и на те гроши, что платят больничным сестрам и нянечкам.
«Ну хорошо, – думала она, – получила Ростова эту восстановленную после войны комнатку. Но столько лет прошло. Неоднократно партия и правительство уделяли этому вопросу особое внимание. И ветераны-фронтовики получают новые благоустроенные квартиры. А тут дремучий аскетизм и лишь книги по всем углам».
Но говорить об этом с ветераном войны не стала, а сказала следующее:
– Надежда Федоровна, как бы вам это сказать. Я понимаю, что старшина этот хорошим был и человеком, и солдатом… Но мы снимаем фильм не о нем. Вы наша главная героиня. Так что если можно, то завтра больше о себе.
– Я понимаю, о чем вы меня просите, – произнесла в ответ Ростова. – Но те школьники, по сути еще дети, должны были понять, что мой, да и любой выбор определялся не внешними характеристиками, орденами или чинами человека, а наличием в нем любящей души, жертвенного сердца и способности к милосердию. Именно это и должны искать будущие матери и жены…
– Хорошо, не стану с вами спорить. Отдыхайте, а завтра мы продолжим съемку.
После того как съемочная группа ушла, Надежда попыталась навести в комнате порядок, перешагивая через оставленные осветительные приборы и провода, а затем прилегла.
Оно и понятно: волнение от вновь пережитого и уже подзабытого заставило сегодня чаще биться ее сердце. Да так сильно, что впервые вопреки своему же жизненному правилу она медленно поднялась и приняла успокоительное лекарство.
Утром школьники снова были в ее комнате. И вновь уже знакомая ей девушка по имени Таня спросила:
– Выходит, что вы со старшиной Зайцевым в нашей школе познакомились…
– Все верно… Это было именно в вашей теперь школе, когда он пришел к нам в класс на праздник Первомая… – ответила Надежда Федоровна и снова погрузила школьников в воспоминания тех дней.
Перенесемся в другое место, в советскую школу 1940-х… Директор школы, пожилая женщина со значком о высшем образовании на лацкане пиджака, вошла в класс, а вслед за ней и чуть ли не боком, даже стесняясь, вошел тот самый старшина-орденоносец Зайцев.
Школьники поднялись, приветствуя входящих.
– Дети, сегодня у нас в гостях, – начала представлять героя финской войны директор, – орденоносец старшина Владимир Степанович Зайцев. – Сказала и сама же первая зааплодировала, увлекая за собой и школьников. – Он вернулся в наш город после тяжелого ранения и сегодня любезно согласился встретиться с нами и ответить на ваши вопросы. Ну, кто же у нас здесь самый смелый?
Староста и постоянная палочка-выручалочка всего класса, отличник, спортсмен и, по убеждению директора, гордость и надежда всей школы Дима Карпенко встал из-за парты, чтобы задать свой вопрос:
– Не могли бы вы рассказать нам о соотношении сил Красной армии и финских войск, включая сравнительные данные по количеству основных видов вооружения?
Возможно, что на какое-то мгновение Зайцев, услышав вопрос, даже потерял дар речи, но степенно начал-таки свой ответ:
– Точными данными мы, конечно же, не располагали, но могу сказать, что в ходе боевой операции принимало участие свыше 400 тысяч солдат Красной армии, вооруженных преимущественно винтовками и ручными пулеметами…
Отвечая на поставленный вопрос, старшина Зайцев еще не заметил, что сидевшая в третьем ряду школьница, а это была Надежда Ростова, с восхищением смотрела на героя войны… Не иначе как весь мир в одно мгновение ока сконцентрировался сегодня перед нею на старшине Зайцеве. Возможно, что в ее сердце отозвалась одна из нежных струн еще не осознанного чувства, называемого любовь. Поверьте, такое возникает порой от первого взгляда, когда крохотная искорка способна возжечь костер большой и чистой любви. Мне даже думается, что чисто по-женски она уже поняла, почувствовала, что этому старшине нужна чья-то поддержка и даже помощь… Тогда выходило, что ее поступками руководила уже не любовь в нашем ее современном понимании, а больше чувство сострадания… и даже жертвенности.
Правда, сама Ростова в это время не слышала ни вопросов своих школьных товарищей, ни ответов самого старшины…
– И что же конкретно Советский Союз приобрел в ходе этой наступательной операции? – поинтересовался уже фотограф Константин Рынков.
Для того чтобы ответить на этот вопрос, старшине пришлось подойти к карте. Он говорил и показывал.
– Что мы приобрели в ходе этих военных действий? Для начала на значительное расстояние отодвинули границу от Ленинграда, взяв под свой контроль Ладожское озеро, и обезопасили Мурманск… А главное – получили опыт ведения войны в зимнее время, опыт прорыва долговременных укреплений, какой являлась линия Маннергейма, и еще, что важно, опыт борьбы с противником, применяющим тактику партизанской войны…
– Что-то вроде отряда партизан Дениса Давыдова в ходе войны 1812 года? – раздался вопрос уже Николая Ласточкина.
– Ты прав! Но в этой войне добавилось еще автоматическое оружие, которое, помноженное на эффект неожиданности, давало результат, при котором противная сторона несла большие потери…
Были заданы и другие вопросы, от ответов на которые старшина взмок так, будто был на марш-броске с полной боевой выкладкой.
Спасла положение директор. Она предложила всем вместе сфотографироваться. Но сначала рассаживались. Мальчики галантно уступали место девочкам, а в результате уступок и взаимных пересадок рядом со старшиной Зайцевым нечаянно оказалась Надежда Ростова.
Но вот сработала вспышка, и все замерли, оказавшись запечатленными на снимке фотокорреспондента Константина Рынкова, который теперь, более чем через сорок лет, передавался из рук в руки уже школьниками-следопытами, что в этот весенний день 1985 года пришли в гости и на съемку фильма к ветерану Великой Отечественной войны Надежде Федоровне Ростовой.
Эти запечатленные тогда на поблекшей от времени фотографии счастливые дети еще не знали, что за порогом их класса уже дежурила смерть.