После беседы со старшиной несколько юношей и девушек, в числе которых находились Надежда и Николай Ласточкин, провожая старшину, вышли на школьное крыльцо. Уже там орденоносец их еще раз поблагодарил за активное участие в беседе, пожелал всем успехов в окончании школы, а затем, помахав рукой, быстрым шагом направился к центру городка.
Когда Надежда и Николай остались на крыльце одни, Ласточкин спросил:
– Как ты думаешь, а почему он о себе ничего не рассказывал? Все про Красную армию, про нашу победу…
– Возможно, что он просто очень скромный человек.
– Может быть, ты, Ростова, и права… Кстати, заметь, он даже не сказал, убивал ли он на этой войне… Очевидно, что разведчики и должны обладать такими качествами… Надежда, ты где? Ты же меня совсем не слушаешь…
– Да здесь я, Ласточкин, здесь…
– Тю… – неожиданно произнес юноша. – Уж не втюрилась ли ты, Ростова, случайно в старшину?
– Еще чего… Ладно, мне домой пора… – оборвала она размышления соседа по парте. – Завтра поговорим…
А мы снова в квартире героини будущего фильма.
– И больше вы с ним не встречались? – задала вопрос еще одна девушка, назвавшаяся Еленой Микиртумовой.
– Почему же не встречались… – начала ответ на новый вопрос Ростова. – На следующий день ноги, как говорится, сами привели меня к дверям его квартиры. Хорошо помню то, как старшина Зайцев удивился, когда, открыв входную дверь, увидел меня…
– Здравствуйте, товарищ герой финской войны… – выпалила я ему.
– Здравствуй… те… – ответил старшина.
– Я, – тут Надежда замялась, – меня по поручению общего собрания класса обязали оказывать вам шефскую помощь…
– И чем же ты мне можешь помочь? – с недоумением спросил ее Зайцев.
– Могу… за хлебом сходить… – сказала она первое, что пришло на ум.
Старшина в ответ улыбнулся.
– Ну, заходи, раз прислали… Тебя величать-то как?
– Надежда… Ростова.
Олег, находившийся в комнате, услышав, что отец с кем-то разговаривает, бросился к двери с криком:
– Мама!.. Зайцев, это мама… приехала?
Но вместо мамы увидел отца вместе с Надеждой.
Мальчик, поняв, что ошибся, вернулся в комнату, сел за стол и продолжил рисовать.
– Здравствуй, мальчик. Меня зовут Надежда… Мне поручено взять над твоим папой, а значит, и над тобой шефство… Так что давай знакомиться. Как тебя зовут?
– Поди, уже и сами знаете… – не поворачиваясь, ответил он.
– Олег, поздоровайся… – начал отец, а в ответ услышал:
– А она в карты играет?
И старшина в недоумении развел руками…
– И что, ваши родители так спокойно вас к нему отпустили? – задал вопрос уже знакомый нам Александр Лаврухин.
– Родители? – переспросила Ростова, затем, чуть задумавшись, ответила: – Так некому было мне разрешать. Бабушка рассказывала, что мои родители погибли в поисковой экспедиции где-то в северных районах Сибири, когда мне было чуть более двух лет… Возможно, это была правда. Возможно, она побоялась мне тогда сказать настоящую правду… Она же, бабушка, всю свою жизнь проработавшая в юношеской библиотеке, меня и воспитывала. А потому, кроме бабушкиных рассказов и книг, в моей жизни ничего более и не было. Зато в них я находила отраду и утешение, с героями книг буквально сживалась, за них переживала, по ним же пыталась строить и свою собственную жизнь… И если бы не эта нечаянная встреча с Зайцевым…
– Так что же было потом… – вновь прозвучал вопрос Елены Микиртумовой.
– Когда через несколько дней старшина Зайцев пришел в детский сад, чтобы забрать своего сына, – начала свой ответ на ее вопрос Надежда Федоровна, – ему сказали, что Олега уже забрали.
Однако, прибежав домой, вместо вернувшейся жены он увидел в комнате меня, играющую с его сыном…
Зайцев сел на стул, какое-то время молчал, а потом, немного отдышавшись, сказал:
«Девочка, никогда больше так не поступай… Прошу тебя. Он же свою мамку ждет…»
«Я не девочка…» – ответила ему я.
«И все-таки. Думаю, что тебе какое-то время не надо к нам приходить…»
Я тогда вышла в коридор, сняла с вешалки свою курточку и начала одеваться, когда услышала слова Олега, обращенные к отцу:
«Зайцев, она добрая…»
Что уж тут скажешь, могу лишь добавить я очевидное, что устами младенца глаголет истина.
Если судить по школьной фотографии, то Надежда Ростова тогда действительно заметно выделялась среди одноклассников. Рослая и статная, светловолосая и ясноокая, с красивой длинной косой. Пожалуй, что и сейчас Надежда Федоровна сохранила свою былую красоту. Я бы назвал ее красоту нежной и неброской. Она была сродни цветочку полевому, что каждого странника могла и порадовать, и утешить…
В ночь, после ухода от Зайцева, Надежда долго не ложилась в кровать. То подходила к распахнутому окну, то садилась за стол и включала настольную лампу, пытаясь что-то писать…
Вскоре дверь в ее комнату отворилась и на пороге показалась бабушка.
– Не спишь, радость моя?
– Не спится, бабушка.
– Поверь, это случается в жизни каждой молодой девушки… И мне думается, что я знаю истинную тому причину…
– Бабушка…
Бабушка присаживается на кровать внучки, а та и сама уже забирается, чтобы быть с ней рядом.
– Что «бабушка»? Я ведь тоже была когда-то молодой… И хорошо знаю, что бывает с девушкой, которую посетило такое чувство, как первая любовь…
– Я знаю, я чувствую, что нужна ему… А более… его сыну…
– О ком ты говоришь, дочка?
– Он хороший человек, бабушка, герой финской войны… У него ранение… И боевой орден…
– И как же его зовут?
– Владимир Степанович… А сына зовут Олег…
– Видно, что и вправду у нас это на роду написано… – неожиданно вырвалось у женщины.
– О чем ты?
– О прабабке твоей Параскеве, которая растила чужих детей. А потом Господь ей и своего ребеночка подарил, а от него и род наш пошел…
Какое-то время старая и малая сидели молча…
– Чувствую, что недолго и мне жить осталось, – вновь зазвучал в ночи бабушкин голос. – Но раз уж ты все для себя решила, то пусть будет по-твоему. Может быть, сумеешь стать для мальчика дорогим и близким ему человеком. Глядишь, и с Зайцевым у тебя все сладится. Даст Бог, и слюбитесь…
– Ты меня и вправду к ним в деревню отпускаешь?
Старушка тогда согласно кивнула головой, хотя вряд ли и она хотела такого счастья для Надежды. Однако уже понимала, что у внучки ее не иначе как судьба такая, чтобы всю жизнь других выхаживать да на ноги ставить.
После торжественной части выпускного вечера, на школьном крыльце чмокнув Николая Ласточкина в щеку, Ростова не задерживаясь пошла домой.
Бабушка уже собрала ей вещей в дорогу, накормила, и Надежда отправилась на вокзал.
А старушка пошла к соседке на другой конец городка. Была у нее подруга детства, но уж больно на картах гадать любила, да и кавалера ее на себе женила. Так что почти двадцать пять лет они и не встречались после того случая.
И вот сегодня бабушка Надежды сама к ней пришла.
Подруга лишь посмотрела на нее и все поняла, лишь уточнила, на кого именно карты ей раскладывать. Бабушка произнесла имя своей внучки, а потом застыла в ожидании.
Через некоторое время она услышала следующие слова:
– Что-то не вижу я у твоей девочки счастья в личной жизни. И любить будет, да и не одного, но все одно ходить ей в старых девах…
– Ты что такое городишь? И думать даже так не смей, – одернула подругу старушка.
– Моего интереса в этом нет. Карты об этом говорят…
– Врут всё твои карты, – встала на защиту внучки бабушка. – Надежда моя хорошая ученица была. Почти отличница. Пусть даже не комсомолка, а все одно на нее твои гадания не распространяются…
– Могла бы тогда и не приходить. Столько лет жила без моих советов, а тут на тебе – сама приперлась…
– Дура ты, дура… Да не только за советом я к тебе сегодня пришла, а прощения у тебя попросить хочу, не могу на тот свет без примирения уйти. Так что прости ты меня за все. И оставь ты свои карты, не нужно ничего смотреть, я и так чувствую, что дни мои уже сочтены… Так что лучше поставь самовар, да чайку попьем, как раньше бывало…
В это самое время Надежда, выйдя на незнакомой станции и пройдя несколько километров, по записочке, лишь под вечер нашла нужный ей дом и постучалась в дверь.
На пороге появилась женщина, мать старшины Зайцева. Она, ничего не спрашивая, пропустила девушку в дом. И первое, что увидела Надежда, войдя в чистую половину дома, был накрытый поминальный стол и фотография сына старшины Зайцева в траурной рамочке…
– Как же это?
Женщина ничего на это не ответила, а лишь молча, опустившись на завалинку, покачивала головой.
Вскоре пришел с кладбища и сам Зайцев. Сели за стол. Старшина наполнил две рюмки, затем посмотрел на девушку. Надежда несмело кивнула головой в знак согласия, и Зайцев налил ей самую малость. Все подняли свои стопки и выпили. Надежда тут же стала хватать ртом воздух…
Старшина был на крыльце, когда Надежда вышла и тихо встала рядом.
– Спасибо, что приехала, – сказал он. – Давай завтра мы обо всем с тобой поговорим. Хорошо?
Надежда согласно кивает головой.
– Тебе с дороги отдохнуть нужно. Ступай в дом. Тебе мама в своей комнате постелет…
И наступило для Надежды счастливое утро исполнения ее потаенной надежды. Она проснулась, огляделась и поняла, что в доме одна. Встала, подошла к открытому окну и увидала Зайцева, который стоял во дворе у колодца с обнаженным торсом. На земле лежали наколотые дрова. И теперь он доставал воду из колодца, чтобы ополоснуться. Когда он вылил себе на голову третье ведро воды и потянулся за полотенцем, то увидел стоявшую в оконном проеме и наблюдавшую за ним закутанную в белоснежную простыню Надежду.
И он ей улыбнулся. Может быть, впервые за последние годы… У него была очень добрая улыбка…
А в это время от соседей во двор вошла встревоженная мать старшины Зайцева.
– Беда, сынок… Горе-то какое… За что же это на нас напасть такая…