– Да говори же, мама… Что еще случилось?
– Война, сынок… Война началась… с немцем…
Внезапно поднявшийся откуда-то издалека злой, холодный и порывистый ветер всколыхнул занавеску и спутал волосы Надежды, равно как и все ее планы…
Она, еще не ведая, что именно случилось, увидела, как старшина Зайцев медленно поднял с земли лежавший топор и с силой, на какую еще был способен, вогнал его в кряжистое сосновое полено, одним ударом разваливая пополам. Очевидно, что этим он давал понять всем темным силам, всколыхнувшим сей божественный мир, что есть еще в нем сила богатырская, способная дать отпор ворогу и постоять за отчий дом и близких ему людей…
В этот день режиссер Агаджанова осталась довольной и проведенной беседой и записью. Пообещала Ростовой, что они снимут еще несколько бесед ее воспоминаний о войне уже в Москве, на студии и у Могилы Неизвестного Солдата…
Телевизионщики стали упаковывать свое хозяйство.
Ростова, понимая, что снова остается одна, глядела в окно на то, как втискивают в микроавтобус свое снаряжение работники группы Центрального телевидения. И эта несколько хаотичная, командно-крикливая погрузка вновь напомнила ей о первых днях после объявления войны…
Погруженный в свои мысли, старшина Зайцев шел по Тобольску. Вот и военкомат. В шеренге добровольцев он не заметил стоявших там же Николая Ласточкина и Надежду.
В кабинете, куда вошел старшина, сидел знакомый нам военный комиссар.
– Здравствуй, старшина. Сколько же мы с тобой не виделись? – сказал полковник, выходя из-за стола.
– Чуть больше года.
– Точно. И где же ты все это время обитал-то?
– В деревне у матери. Бригадиром плотников работал да матери по хозяйству помогал…
– Вот и помогал бы далее… Думаешь, не понимаю я, для чего ты сюда пришел? И без тебя есть кому воевать… Страна у нас, слава Богу, большая… Да и опыт военный кое-какой еще имеется… Так что ступай домой… Сына на ноги поднимай…
– Нет сына, не уберег. А потому мне теперь, кроме погоста да уголка леса, защищать нечего…
– Ну что ты словно дичок яблочный… Пойми, какой от тебя, инвалида войны, прок? В современной армии теперь все решает расчет, скорость, мощь боевой техники… Время героев-одиночек прошло. Теперь всем управляют армейские штабы, умело руководящие стремительным натиском вверенных им войсковых подразделений.
– Я разведчик…
Военком налил себе в стакан кипяток. Нашел в столе кусок сахара, подул на него со всех сторон и, положив в рот, сказал:
– Был ты разведчиком, согласен… Ладно. Давай так договоримся. Если понадобишься, то повесткой вызовем. Кстати, у вас волки-то еще в лесу остались?
– Как же без волков? Без волков и лес не лес.
– Читал недавно, как в ваших краях они несколько коров задрали…
– На то он и волк. Но если бы пастух не дремал, то и волк стада бы не коснулся. И потом, волк же в лесу как санитар… Не будет волков, все захиреем. Он ведь каким-то неведомым нам чутьем всякую слабость и изначальную болезнь в животных на расстоянии чувствует и пресекает распространение возможной пагубной заразы.
– Ну не знаю, зато зайцам вольготно стало бы жить… – начал было военком.
– Да без волка, без страха быть им пойманным и съеденным, все зайцы мгновенно бегать перестанут, а в результате зажиреют и обленятся. Не мне вам, товарищ полковник, рассказывать о природных механизмах, где волк является своеобразным регулятором численности популяции длинноухих. А теперь давайте чуток проведем параллель уже к нашей жизни. Сколько в 1937 году «врагов народа» расстреляли и в ссылки сослали… Конечно же, кто скажет, что вымарывали только слабых и больных, сохраняя здоровый генофонд нации. Но вся беда в том, что расстрельные были самыми здоровыми и талантливыми людьми… Именно они, умные и боголюбивые, оказались не нужны революционной власти. Ведь ими не поуправляешь. Или другой пример. Раньше у людей был страх Божий, он сдерживал людей, совестил их. А мы позакрывали церкви, отменили Бога, а вслед за этим человек потерял уже всякий страх и стыд… Вот и пришли теперь на нашу землю уже настоящие волки. Им не только больных, им нас всех под корень извести хочется…
– Ты только больше не говори такого никому. Это у тебя не иначе как от избытка чистого воздуха в деревне. Смотри, а то вместо желанного фронта за такие сравнения, сам знаешь, быстро упекут.
– Вот пока не упекли, зачисляй меня, полковник, в добровольцы.
– Уговорил… С новобранцами будешь заниматься. Будешь им свой богатый боевой опыт передавать. Мне как раз командир на курсы молодого бойца нужен. Согласен?
– Согласен… Но с условием, что это временное предписание…
– Договорились… День тебе на то, чтобы попрощаться с матерью. И как приедешь, то получишь направление в войсковую часть… И поосторожней ты там со своими суждениями, Богом тебя прошу…
– Разрешите идти?
– Ступай, охотник… И скажи там, пусть следующий заходит…
Когда старшина Зайцев вышел на крыльцо военкомата, его окликнула Надежда:
– Владимир Степанович, товарищ герой финской войны…
– Надежда, а ты что здесь делаешь? А как же бабушка?
– Бабушка умерла…
– Извини. Жаль, что не связались наши жизненные ниточки. Прости, если чем тебя обидел…
– Это вы меня простите…
– И куда же ты собралась?
– Буду проситься на курсы медицинских сестер. А вас взяли?
– Да! В учебный полк… Может быть, даст Бог, еще встретимся… А теперь извини, мне на поезд пора, у меня всего сутки, чтобы успеть попрощаться с мамой и вернуться…
– Кланяйтесь ей от меня…
– Непременно…
И Зайцев широко зашагал, а к Надежде подошел Николай.
– Встретились? – спросил ее школьный друг.
– Встретились, – ответила ему Ростова. – И думаю, что еще непременно встретимся…
Она еще какое-то время смотрела вслед уходящему старшине, а потом неожиданно вклинилась в самое начало очереди, а вскоре оказалась и в кабинете военкома. Надежда так искренне недоговаривала всей правды о своем возрасте, что порядком уставший военком дал-таки ей направление на курсы медицинских сестер.
Думается мне, что Ростова твердо и искренне верила в свое предназначение. Все ее воспитание, построенное в большинстве своем на поступках героев прочитанных ею книг, было направлено на сострадание к тем, кто нуждается в помощи. Уже через неделю она в числе трех десятков девушек-добровольцев слушала лекции человека в белом халате.
Примерно в это же время в летнем лагере учебного полка общевойсковых соединений старшина Зайцев вместе с командирами учебных рот слушал выступление капитана с протезом вместо правой руки.
– Положение на фронте нашей армии вам хорошо известно. Немцы попытаются взять Москву. И у нас есть две недели, чтобы сделать из прибывших добровольцев настоящих бойцов. Наши регулярные войска там больше не продержатся. Поэтому основной упор в занятиях делаем на тактику уличных боев… Если вопросов нет, встречайте новое пополнение…
Старшина вышел из палатки. Шел мелкий дождь. С открытых бортов полуторок и на землю поочередно выпрыгивали прибывшие в лагерь новобранцы.
– Второй взвод, слушай мою команду, – раздается голос сопровождавшего их сержанта. – Первое и второе отделения занимают палатки справа, третье отделение – палатки слева…
Добровольцы в штатском разбредаются, оглядываясь по сторонам, пытаясь определить свое будущее месторасположение, и начинают движение, шлепая по лужицам осеннего дождя. Кто-то из вновь прибывших под командой старшины Зайцева уже выгружают из машины и несут в командирскую палатку ящики с оружием и боеприпасами.
Рано утром переодетое в военную форму отделение новобранцев, людей самого разного возраста, стояло перед старшиной Зайцевым. Среди них был и Николай Ласточкин.
– Я хочу, чтобы вы поняли, – начал старшина, – реальный мир суров. Он отличается от того, что вы видели в кино, и в первую очередь требует не героического порыва, а неукоснительного соблюдения воинского устава и подчинения приказам своих командиров. Передо мною как перед вашим непосредственным командиром поставлена задача – научить вас, как не погибнуть в первую же минуту боя… Задача, прямо скажем, нелегкая… Для начала хотел бы спросить: есть ли среди вас профессиональные спортсмены, стрелки, может быть, охотники?
Строй, включавший в себя половину не иначе как инженерно-технических работников, а вторую – выпускников школ и сбежавших на войну первокурсников, ответил молчанием.
– Понятно… Ну а значки ГТО – «Готов к труду и обороне» – кто имеет?
Весь строй поднял руки.
– Уже лучше… Тогда внимательно слушайте и запоминайте…
И закрутилась армейская карусель: сборка и стрельба из разного вида оружия, ползание под колючей проволокой и метание гранат, работа со штыком против соломенного чучела.
В один из дней мимо группы бойцов учебного взвода шел сержант, за спиной которого висел наш новенький отечественный автомат.
Николай Ласточкин, придерживая на плече свою винтовку, догнал сержанта и обратился к нему с просьбой:
– Товарищ сержант, не могли бы вы показать мне свое автоматическое оружие? Слышал о нем, знаю его боевые характеристики, а вот видеть еще не приходилось.
Внимательно посмотрев на юношу и увидев его горящие глаза, сержант снял с плеча свой автомат, а затем, отцепив рожок с боевыми патронами, вручил его Николаю. Тот принял оружие в свои руки и стал его внимательно осматривать, оценил на вес и даже прицелился в пролетающую птицу.
– Кто такой? – спросил его старшина.
– Выпускник школы доброволец Николай Ласточкин…
– Языками владеешь, Ласточкин?
– Немецким… – сказал Николай и тут же произнес несколько фраз на немецком языке.
Услышав немецкую речь, проходивший рядом капитан остановился.
– Ваша фамилия, боец? – спросил капитан добровольца на немецком языке.
Николай мгновенно ответил.
– Откуда такие познания языка?
– Мама в школе преподает немецкий язык.