В этот момент несколько мощных разрывов артиллерийских снарядов обозначили начало нашего общего наступления.
Невдалеке раздался крик комбата Ильина, поднимающего роты в атаку. Надежда, увидев знакомых бойцов, бросилась им навстречу.
– Солдатики, родные мои. Видите домик под высоткой? Прошу вас, покуда до него не добежим, не ложиться. Очень вас прошу. В память о боевом командире нашем капитане Вологдине… А там мертвая зона, там отдышимся…
И, взмахнув рукой, прежде чем бросилась вперед, закричала что было сил:
– Вперед, родненькие!
И первая же побежала к тому дому, где, по ее расчетам, должен был находиться разведчик Николай Ласточкин.
На одном дыхании, на реве от испуга… к тому самому домику.
Сержант Анисимов бежал рядом, он же и убил очередью в упор выскочившего на Ростову немца, а она лишь успела заметить, как брызнула кровь, как немец перехватил руками горло и, упав на землю, весь затрясся в конвульсиях. У нее даже появилась мысль остановиться и помочь раненому человеку… И ведь действительно остановилась, увидев смерть в бою, да еще так близко. Но, понимая, что помочь ему уже невозможно, просто смотрела на то, как он умирал.
Из ступора ее вывел сержант Анисимов, утянув за собой.
Когда они добралась до места, где, по их расчетам, видели разведчика Ласточкина, то обнаружили лишь развалины того дома.
«Да что же это такое? – думала Ростова. – Сначала старшина Зайцев, потом капитан Вологдин, к которым прикипела, как к родным, так как с раннего детства лишилась своего отца. А теперь еще и Коля Ласточкин, которого решила обязательно дождаться после войны».
– Коля… Ласточкин! – закричала Надежда, перекрикивая шум идущего боя.
– Ростова, да здесь я, не кричи… – вдруг раздался откуда-то из-под завала знакомый голос.
Надежда мгновенно опустилась на колени и увидела проем, а в нем лишь глаза школьного друга.
– У меня тут от взрыва снаряда лестничный пролет обрушился, – начал Николай и протянул в ту щель свою руку.
Надежда ухватилась за его руку, а из глубин памяти мгновенно выплыла картинка того, как час назад она вот так же держала в своих руках ладонь капитана Вологдина. И это невольное сравнение ее испугало, и она тут же его спросила:
– Ты цел?
– Цел…
– Сейчас мы тебя вытащим, подожди… – говорила Ростова, лихорадочно пытаясь понять, что можно сделать для его спасения.
– Успокойся, Ростова. Тут рота солдат нужна, чтобы разобрать этот завал. Главное, что я жив… Ты лучше слушай меня внимательно… Тебе нужно срочно связаться с командиром дивизионной разведки. Скажи ему, что, согласно данным, полученным отцом Николаем, немцы остаются на своих позициях, что турпоход по местам нашей Родины отменяется… Ты меня поняла? Турпоход отменяется…
И тут немцы начали уже свою контратаку.
Сержанту Анисимову вместе с одним из бойцов взвода с трудом удалось оттащить Надежду, удерживавшую ладонь Николая Ласточкина.
Ближе к вечеру, передав в штаб дивизии полученную от разведчика Ласточкина информацию, Надежда вместе с сержантом Анисимовым вернулась в блиндаж, где оставался лежать их командир.
Капитан Вологдин лежал с открытым лицом, спокойный и умиротворенный.
Вскоре в блиндаж спустились комбат Ильин и старшина. Кудряшов, достав спирт, разлил его по кружкам.
Короткую поминальную тризну начал комбат:
– Опыт войны… моей войны, показывает, что перед лицом реальной опасности и даже смерти русский человек всегда ведет себя достойно… ибо душа его христианская помнит Бога. Более того, когда у него есть выбор, он всегда выбирает смерть, когда прикрывает своей грудью того, кто рядом, помня, что нет более желанной и достойной смерти, чем когда жизнь свою за товарища отдаешь. Так что давайте помянем нашего боевого товарища и командира, который жил, воевал и умер достойно…
И они выпили.
Надежда, все еще не простившая себе того, что Николай Ласточкин оказался в том завале, чтобы немного успокоиться, вышла из блиндажа, где остались ее боевые товарищи, и пошла по мертвому разрушенному войной пригороду. Ей хотелось хоть издали увидеть то место, где она его оставила.
Через какое-то время она вдруг услышала в развалинах чей-то стон… Ей даже казалось, что кто-то звал свою маму…
Она подошла ближе, завернула за угол разрушенного дома и… тут же лицом к лицу столкнулась с немецким солдатом. Это был юноша, белокурый, ясноглазый и весь в крови.
Их взгляды встретились.
Надежда увидела его окровавленную ногу…
А немец – ее санитарную сумку.
Ростова молча опустилась перед ним на колени и, внимательно осмотрев его ногу, стала вспарывать брючину, чтобы иметь доступ к ране.
Юноша-немец опустил направленный на девушку автомат и стал следить за каждым ее движением.
Юноша тот, думается мне, возможно, взывая к своему немецкому Богу, не иначе как просил о помощи. И Господь прислал к нему… сестру милосердия. Он мгновенно почувствовал удивительное тепло, что исходило от рук этой русской девушки, памятное ему тепло, подобное теплу рук его бабушки, оставшейся где-то в Германии.
А Надежда, обрабатывая и перевязывая его рану, уже в свою очередь пыталась понять и не понимала, что же все-таки заставило наши народы подняться и безжалостно истреблять друг друга… И почему, вопреки ее женской сущности, она должна бросить истекать кровью это удивительное создание, которое призвано Творцом к жизни на земле и к продолжению рода человеческого, только потому, что на нем военная форма иного цвета…
Надежда закончила перевязку. И когда достала свою фляжку, чтобы напоить немецкого воина, то заметила, что она пробита пулей и пуста…
– Я сейчас принесу тебе воды… – начала она, вспоминая немецкие слова и выстраивая фразу. – А как только стемнеет, то уходи к своим…
И показав ему свою пустую фляжку, попыталась было встать, но тут поняла, почувствовала, как ладонь немецкого юноши коснулась ее ладони…
Она от неожиданности такой слегка зарделась. А он с благодарностью улыбнулся. И тогда Надежда коснулась своей ладонью его волос… И в этом касании было более женское, материнское начало… Надежда нежно оглаживала его голову, а юноша, закрыв глаза, после всей перенесенной им боли и очевидного страха, заснул.
Тогда Надежда, вспомнив про свое обещание, поднялась, чтобы принести ему воды. Она и отбежала-то всего метров на пятьдесят, как за ее спиной раздался выстрел.
Надежда вздрогнула, медленно оглянулась и увидела, как какой-то боец в упор выстрелил в оставленного ею спящего немецкого юношу. И с глазами, полными слез, она впервые в своей жизни устремила свой взгляд на небо.
На рассвете они хоронили капитана Вологдина, а спустя час Ростова снова подняла бойцов его роты в новую атаку. Теперь она думала лишь о том, как ей спасти разведчика и школьного товарища Николая Ласточкина.
Только сегодня в ее руках был автомат, да и сама она после потерь прошедшего дня превратилась в некий механизм, а потому стреляла в немцев уже не санинструктор Ростова, а боец советской армии, который освобождал от врага свою Родину, город с названием Ельня и тех, кто был дорог ей и любим.
В тот день они снова взяли ту часть города. После боя она привела с собой несколько бойцов роты к тому месту, где оставила вчера разведчика Николая Ласточкина. Развалины были целы, если можно так сказать, но вот самого разведчика под завалом не оказалось…
Всю ночь просидела Надежда у того самого завала, пока старшина Кудряшов утром ее не нашел и снова чуть ли не силком приволок в расположение роты, где ждали приезда командира дивизии Зотова. Того самого майора Зотова, Героя Советского Союза, если вы не забыли, которого в финскую войну спас старшина Зайцев. Сейчас Зотов был уже полковником и воевал на Смоленском рубеже.
Удивительно все же переплетаются человеческие судьбы, такие узоры вышиваются, казалось бы, чужими и разными судьбами, а вместе с тем общее полотно выглядит удивительно складным, добротным и цельным, как и сам народ-воин, помнящий о своем назначении Родину защищать.
Ближе к полудню в расположение батальона майора Ильина въехала эмка с командиром дивизии полковником Зотовым.
– Батальон, равняйсь, смирно… – скомандовал бойцам майор Ильин и, выступив вперед, начал докладывать: – Товарищ комдив, батальон поставленную вами боевую задачу выполнил…
– Благодарю вас, майор! Мне сообщили, что первыми среди наступающих была рота погибшего капитана Вологдина.
– Так точно, товарищ полковник! – ответил Ильин. – Ротой погибшего капитана Вологдина командовала санинструктор младший сержант Надежда Ростова.
– Не понял вас, майор? – недоуменно произнес комдив. – Как это «под командованием»? Какого санинструктора?
– Младший сержант Ростова, выйти из строя, – приказывает майор Ильин.
Зареванная медсестра делает два шага вперед.
Полковник подходит к Надежде и какое-то время внимательно всматривается в нее. Затем достает чистый носовой платок и подает его девушке.
– Я тут, понимаешь, вам нового командира роты ищу, а вы уже сами нашли…
– Виноват, товарищ полковник, – начал старик-комбат. – Да кто же ведал, что ей два дня подряд удастся поднимать бойцов в атаку…
– Два дня, говоришь? Выходит, что теперь у нас есть своя Жанна д'Арк? Тогда поступим следующим образом. Младшему сержанту Ростовой за проявленный личный героизм при освобождении города присваивается воинское звание старшины. И вверенной мне властью поручаю вам командование ротой погибшего капитана Вологдина…
– Служу Советскому Союзу… – звучит в ответ голос девушки.
– Есть какие-либо пожелания, просьбы? – вновь обращается полковник Зотов к уже старшине Ростовой.
– Просьба одна есть, товарищ полковник, – начала Ростова.
– Слушаю тебя, ротный.
– Не могли бы вы товарищу кинооператору с отснятой военной хроникой помочь в Москву вернуться… Пусть люди видят, как мы немца бьем…
– Что же, это дело хорошее… Благо что завтра я и сам в Москву лечу. Скажите ему, что пусть грузится со своей камерой в мою машину.