Сами же военачальники уже поднялись в замок. К тому моменту, когда туда въехали оба отряда тамплиеров, в Тарбуроне уже вовсю готовились к праздничному обеду по случаю победы. В сарацинском обозе нашлось множество продуктов, которые требовали скорейшего употребления в пищу, пока еще левантийская жара не прикончила их. Например, пока не испортилось свежее мясо, не подгнили овощи и не завяли вкусные травы.
Сержанты и оруженосцы с шутками и веселым смехом разделывали бараньи туши и готовили кушанья на кострах в подвесных котлах, закрепленных на высоких треногах. Другие ставили столы в замковом дворе, в тени башен, сооружая их из досок, установленных на простые козлы и застилая поверх грубой дощатой поверхности пестрыми трофейными скатертями. Вообще-то, по уставу тамплиерам не полагалось принимать участие в светских обедах, но, ради такого случая, никто из них отказаться от участия в торжественной трапезе не смог. Тем более, что гости сами пришли и расположились в замке, даже не спрашивая их разрешения.
Конечно, сначала все они помолились, потом привели себя кое-как в порядок после битвы, умывшись и переодевшись, а затем капеллан Годфруа благословил трапезу. И только потом храмовники присоединились к этому обеду для знатных рыцарей. Простых воинов, даже однощитных рыцарей-наемников, сюда не пригласили. Места за столом, помимо самых знатных сеньоров, распределили лишь для капитанов, баннеретов и представителей влиятельных фамилий из отрядов графа и барона. А братьев-рыцарей тамплиеров пригласили, как дань уважения ордену Храма, бойцы которого сумели удержать Тарбурон и взяли в плен самого шейха Халеда. Барон Монфор за обедом не церемонился, разговаривая в своей манере, не терпящей возражений. Ибелин же взял на себя роль тамады.
— Кому подлить вина? — то и дело спрашивали оруженосцы, выполняющие роль виночерпиев, снующих между приглашенными.
— Наливай еще! — повелел одному из парней с кувшином Бертран де Луарк, который тоже был приглашен, как один из героев сражения, потому что сам Монфор обратил внимание, как славно бился этот высокий рыцарь, не пожелавший надеть шлем. По-видимому, барону сделалось немного стыдно за тот разговор возле маслодавильни, во время которого Монфор пытался уличать Бертрана в мародерстве.
— Достойное вино! — нахваливал Бертран, подставляя красивую трофейную серебряную чарку.
«И когда он только успел прихватить трофеи?» — удивлялся Гриша. Сам же Родимцев не срезал после битвы ни одного кошелька. Ему совсем не хотелось мародерствовать у всех на виду, да и не до того было.
Трофейное белое вино оказалось превосходным на вкус.
— Наши захватили не одну бочку. И зачем только мусульманам вино? На продажу везли, что ли? — удивлялся Бертран, отхлебывая из чарки за победу.
Рядом с ним сидел какой-то толстый рыцарь из воинства Монфора, который произнес:
— Это Белое Галилейское. Лучший сорт. Его запасы в Тибериаде. Так что везли сарацины его с собой, как пить дать. А пьют они не меньше нашего. Только вид делают, что трезвенники.
— Да, вино восхитительное. Даже у нас во Франции только немногие вина могут похвастаться более изысканным вкусом, — поддержал толстяка де Луарк.
— Вы, мессир, давно ли из Франции? — спросил толстяк.
— Не так, чтобы очень давно, всего пару месяцев нахожусь в Святой земле, — поведал Бертран.
— А я живу тут. У меня даже титул есть. Я Амальрик, барон де Бельмонт. Вот только мой родовой замок находится недалеко от Иерусалима в Иудейских горах и давно захвачен неприятелем, — представился толстяк.
— Рад знакомству. Но, я не барон, в отличие от вас. Меня зовут просто Бертран де Луарк. И, хотя наш род считается одним из старейших в окрестностях и даже на всей реке Луаре, но никаких титулов у меня нет. Я младший сын владельца небольшого замка с одноименной деревенькой при нем.
— Это неважно. Мой титул тоже лишь номинальный. На самом деле, я обыкновенный небогатый рыцарь, — сказал Амальрик, и тоже отхлебнул вино.
Вопреки заверениям в бедности, на бароне без баронства красовался атласный синий плащ, скрепленный на груди золотой фибулой с рубинами. Бедняки такие не носили. Было похоже, что он уже немного захмелел. В отличие от светских рыцарей, тамплиеры пили молча и ели мало. Их командиры Рокбюрн и Дюрфор больше слушали, чем разговаривали, а остальные брали пример с них. То, что говорилось сидящими во главе стола владетельными сеньорами между собой, слышно им не было, кроме громогласных тостов, которые время от времени провозглашал граф Ибелин. Потому храмовники невольно прислушивались к разговору Бертрана с Амальриком, которые сидели ближе всех к ним из светских рыцарей. По возрасту эти двое выглядели примерно равными.
Амальрик уже наелся баранины с тушенными овощами и громко отрыгивал. Бертран же больше налегал на вино. Григорий вином не злоупотреблял, а вот местную кухню счел вполне достойной. Из сержантов и оруженосцев получились неплохие повара. Стол был уставлен угощениями. Салаты из овощей, приправленные зеленью и специями, великолепный белый сыр, нарезанный на больших трофейных блюдах из серебра, вкусный суп, выставленный на стол прямо в котелках и напоминающий по вкусу харчо, бараньи ребрышки, зажаренные с баклажанами, фрукты, орехи, виноград и даже трофейные сладости, напоминающие пахлаву. Даже Бертран, который, обычно, пил почти не закусывая, уверял, что никогда еще не ел в Святой земле настолько разнообразно и вкусно.
— Знаете, Бертран, я подумываю отвоевать у сарацин собственный замок, — поделился планами Амальрик.
— Это, наверное, неплохая мысль, но есть ли у вас для этого войско, мессир Амальрик? — поинтересовался Бертран.
— Так вот, к чему я это вам и говорю. Я прямо сейчас решил начать собирать свой отряд. Пойдете ко мне на службу? — спросил толстяк. Он размечтался:
— Вы еще даже не знаете, что там за райское место! Во все стороны вид с холма потрясающий. В ясную погоду, которая у нас в Леванте большую часть года, к востоку виден Иерусалим. Есть и родник с чистейшей водой. Когда я поселюсь в Бельмонте, то сделаюсь настоящим бароном и смогу содержать собственное войско. Там вокруг замечательные оливковые рощи, виноградники и поля. А несколько деревень, расположенных неподалеку, приносят хороший доход.
Вернее, приносили доход моему деду. Впрочем, давно это было. Сам я, представьте, ездил туда лишь один раз, совсем ребенком. Отец брал меня с собой, когда при Фридрихе Втором установилось перемирие, и шли переговоры с сарацинами о возвращении замка. Правда, там уже тогда остались одни руины. Все надо отстраивать заново, если даже удастся вернуть обратно. Впрочем, Иерусалим тогда Фридриху сарацины отдали, а нашей семье замок так никто и не вернул.
Номинальный барон загрустил и опрокинул залпом очередную чарку.
— Мне нравится ваша решимость, мессир. Она достойна очень храброго человека. Только храбрый человек может задумать отбить у таких сильных врагов, как сарацины, замок своего деда, — заметил Бертран.
— Все верно. Я мечтаю попытать счастья. И я не боюсь сражаться и умереть ради фамильных камней. Пусть там и одни развалины. Но, если прогнать оттуда сарацин, то можно же все отремонтировать и отстроить заново недостающее. Только на все нужны деньги. Это да. Не подумайте, мессир, что я этого не понимаю, — сказал Амальрик. И тут же выкрикнул ближайшему виночерпию прямо в ухо:
— Налей нам еще вина!
Не успели они доесть, как в замок примчался гонец, сообщивший, что со стороны Тибериады идет подкрепление к противнику. По слова гонца, их было человек триста. Сотня всадников и пара сотен пехотинцев. Они сопровождали какой-то обоз, посланный сарацинам Халеда в качестве подкрепления. Только те, кто сопровождали повозки, не знали, что подкреплять уже и некого. После битвы все выжившие из войска Халеда оказались в плену. Да и посты вдоль дороги крестоносцы не забыли выставить. Потому и заметили заранее вражеский отряд. Пехота и легкая конница уже готовились встретить врагов.
Получив известие о подходе неприятеля, рыцари в замке тут же закончили трапезу, спешно надели боевое облачение и похватали оружие. Снова слышалось лошадиное ржание и приказы командиров. Затрубили рога, подавая сигналы, и вскоре кони от Тарбурона поскакали навстречу неприятелю. Тамплиеры оказались впереди всех, сохранив боеспособность в полной мере, потому что выпили они за обедом совсем немного, да и в еде проявили умеренность. Они быстро проехали лагерь с пленными сарацинами, сидящими под охраной пехоты.
— Скоро захватим еще и осадные машины, — сказал Григорий Дюрфору на скаку.
— А ты откуда знаешь? — удивился Рене.
— Взгляни. Их уже видно, — произнес Грегор.
Храмовники уже пронеслись мимо водопоя и выехали за поворот дороги, откуда открывался вид между холмов на восток. Было хорошо заметно, как в сторону крепости двигалась целая колонна, в середине которой на нескольких повозках везли детали разобранных катапульт, которые просил прислать накануне шейх Халед, чтобы завершить осаду Тарбурона.
— Предлагаю подпустить их поближе, — предложил Родимцев.
— Уже не получится, — возразил Дюрфор. И добавил:
— Они нас заметили.
И действительно, какая-то суета началась возле повозок. Всадники строились в клин, а пехотинцы ставили обозные телеги полукругом поперек дороги, собираясь обороняться возле них.
— Тогда вперед! Их там немного. Мы сомнем их! — воскликнул Грегор, рванув меч из ножен. Подняв клинок над собой, он прокричал:
— За Господа и Храм! В атаку!
И всадники за спиной подхватили боевой клич, а седой знаменосец развернул знамя. И черно-белый стяг «Босеан» расправился на ветру.
Глава 7
— Вперед, братья! В атаку! — кричал Рене Дюрфор, скачущий рядом с Грегором Рокбюрном впереди объединенного отряда храмовников.
При нем Григорий чувствовал себя заместителем, но не полноценным командиром. Авторитет у Рене среди братьев-рыцарей был, конечно, значительно выше, чем его собственный, и с этим фактом Грише приходилось считаться. Да и по возрасту здесь получалось, что Дюрфор значительно старше. Рене с виду сохранял доброжелательность, но сразу повел себя так, словно бы Грегор просто