примеру, и они вместе направились к входу. Три ступеньки наверх, дверь, вымощенный крапчатой зеленой плиткой пол, по какому Ричер ходил тысячи раз. Армия США, середина пятидесятых. Все здесь было давно заброшено, и хотя позднее кто-то установил современные детекторы дыма (в глаза бросались небрежно уложенные провода), но в остальном здание не сильно изменилось. Справа находилась дубовая будка, которую прежде занимал озабоченный сержант. Теперь здесь были собраны какие-то медицинские карты и сидел мрачный, худощавый, чем-то недовольный мужчина лет сорока в серой футболке. Его длинноватые немытые волосы давно следовало подстричь.
— Здравствуйте, миссис Воэн, — сказал он.
И ничего больше. Ни тепла, ни энтузиазма.
Воэн кивнула, но не посмотрела в его сторону и не ответила. Она молча прошла по коридору и свернула налево, в большое помещение, которое раньше могло использоваться для самых разных целей. Скажем, как приемная, или гостиная, или офицерский клуб. Теперь все изменилось. Здесь давно следовало сделать ремонт. Стены были замызганные, пол тусклый; повсюду лежала пыль, с потолка свисала паутина. Слабо пахло антисептиками и мочой. От больших красных кнопок аварийного сигнала шли провода, проложенные прямо по стенам. В комнате стояли лишь две инвалидные коляски, к которым были пристегнуты двое мужчин. Оба молодые, оба с совершенно неподвижными, застывшими лицами, открытыми ртами и пустыми взглядами, устремленными в никуда.
У обоих были обритые головы и изуродованные черепа, покрытые жуткими шрамами.
Ричер застыл на месте.
Поглядел на красные кнопки.
Вспомнил о медицинских картах.
«Это клиника».
Он внимательно посмотрел на парней в инвалидных колясках.
«Клиника для людей с ограниченными возможностями».
Ричер еще раз взглянул на пыль и грязь.
«Это настоящая свалка».
Он вспомнил о сокращении на досках.
ЧМТ.
«Черепно-мозговая травма».
Ричер пошел дальше. Воэн уже вышла в коридор. Он догнал ее, когда она прошла до половины.
— С твоим мужем произошел несчастный случай? — спросил он.
— Не совсем, — ответила она.
— Тогда что?
— Догадайся сам.
Ричер снова остановился.
«Мужчины в инвалидных креслах были молодыми».
«Старое армейское здание, заброшенное, а потом переоборудованное».
— Военные ранения, — сказал Ричер. — Твой муж военный. Он был в Ираке.
Воэн на ходу кивнула.
— Национальная гвардия, — сказала она. — Его второй заход. Они продлили срок его службы. И его «хамви» не был бронированным. Он взорвался на СВУ[22] в Эр-Рамади.
Она свернула в следующий коридор. Там было грязно. На плинтусах собрались хлопья пыли. Кое-где виднелся мышиный помет. Лампочки почти не давали света — экономия на электричестве. Некоторые лампочки перегорели, но их не заменили — экономия на труде.
— Это здание принадлежит Управлению по делам ветеранов?[23]
Воэн покачала головой.
— Это частный подрядчик, — сказала она. — Политические связи. Полюбовное соглашение. Свободный выкуп недвижимого имущества и солидные бюджетные ассигнования.
Она остановилась перед большой зеленой дверью. Лет пятьдесят назад ее покрасил рядовой в соответствии с предписаниями Пентагона, получив краску нужного цвета с армейских складов. Затем работу рядового проверил младший офицер, после чего потребовалось одобрение офицера среднего звена. С тех пор никто не обращал на дверь внимания. Она потускнела и потемнела, на ней осталось множество царапин. Теперь на двери было нацарапано восковым карандашом: «Д. Р. Воэн», а также серия цифр — военный номер или номер медицинской карты.
— Готов? — спросила Воэн.
— Если ты готова, — ответил Ричер.
— Я никогда не буду готова, — сказала Воэн.
Она повернула ручку и распахнула дверь.
Глава50
Палата Дэвида Роберта Воэна представляла собой куб с ребром в двенадцать футов, выкрашенный в темно-зеленый цвет под узкой кремовой полосой и светло-зеленый цвет над ней. Здесь имелся металлический зеленый шкафчик и металлический зеленый солдатский сундучок. Сундучок был открыт, в нем находилась чистая пижама. В шкафчике стопкой лежали папки и большие коричневые конверты, потрепанные и местами прорванные. Из них торчали рентгеновские снимки.
В палате стояла узкая больничная койка с зафиксированными колесиками и ручным механизмом, позволяющим поднимать изголовье. Сейчас оно было поднято под углом в сорок пять градусов. На койке, под простыней, натянутой в виде тента, откинувшись назад, словно отдыхая, лежал мужчина — очевидно, это и был Дэвид Роберт Воэн. Он оказался худым и узкоплечим. Простыня не позволяла точно определить его рост и вес. Наверное, пять футов десять дюймов, и, наверное, сто восемьдесят фунтов. Кожа у него была розовой. На подбородке и щеках светлая щетина. Прямой нос и голубые глаза. Глаза широко раскрыты.
Часть черепа отсутствовала.
Недоставало куска кости величиной с блюдце. Надо лбом виднелась широкая дыра, словно на него была залихватски надвинута маленькая шапочка и кто-то срезал ее пилой вместе с частью черепа.
Мозг выпячивался наружу.
Он выглядел как сдувшийся воздушный шарик, темный, фиолетовый и сморщенный. И еще он был сухим и воспаленным. Мозг был прикрыт искусственной оболочкой, приклеенной к бритой коже вокруг отверстия наподобие пленки для пищевых продуктов.
— Привет, Дэвид, — сказала Воэн.
Человек, лежащий на кровати, никак не отреагировал. Четыре провода для внутривенного питания уходили под простыню. В тело через прозрачные трубки поступала жидкость из четырех пластиковых пакетов, укрепленных на высоких хромированных стойках возле койки. К двум бутылкам на маленькой тележке шли трубки от катетера для сбора мочи и дренирования кишечника. Кислородная трубка была примотана к щеке и аккуратно уходила в рот. Трубка соединялась с маленьким респиратором, издававшим шипение в равномерном ритме. На стене над респиратором висели часы, оставшиеся от прежних армейских времен. Белая бакелитовая рамка, белый циферблат, черные стрелки, жесткое негромкое механическое тиканье один раз в секунду.
— Дэвид, я привела к тебе моего друга, — сказала Воэн.
Никакого ответа. И его никогда не будет, понял Ричер.
Лежащий на кровати человек сохранял полную пассивность. Он не спал и не был в сознании. Он был ничто.
Воэн наклонилась и поцеловала мужа в лоб.
Потом она подошла к шкафчику и вытащила из стопки коричневый конверт с рентгеновскими снимками и надписью потускневшими чернилами: «Воэн Д. Р.» Конверт был засаленным и грязным. Его множество раз держали в руках. Она достала пленку из конверта и подняла так, чтобы на нее падал свет из окна. Это было изображение головы ее мужа в четырех проекциях. Спереди, справа сбоку, слева сбоку и сзади. Белый череп, серое мозговое вещество и серия ярких точек, разбросанных по всей поверхности.
— Обычное дело для Ирака, — сказала Воэн. — Осколочное ранение человеческого мозга. Тяжелая физическая травма. Сдавление, смещение, разрывы, столкновение с костью черепа, проникновение шрапнели. Дэвид получил все виды этих повреждений. Его череп был расколот, и врачи вырезали худшую часть. Предполагалось, что это окажет положительное воздействие. Ослабит давление. Позднее, когда прекращается отек мозга, они ставят пластиковые пластины. Но у Дэвида этого так и не произошло.
Она засунула снимок обратно в конверт, а конверт положила в стопку. Затем вытащила другой. Это был рентген груди. Белые ребра, серые органы, какое-то непонятное пятно, напоминающее наручные часы, и маленькие яркие пятна, похожие на капли жидкости.
— Вот почему у меня нет обручального кольца, — продолжила Воэн. — Он забрал его с собой и носил на цепочке, на шее. Жар его расплавил, а взрывная волна вдавила в легкие.
Она положила снимок обратно в стопку и сказала:
— Он носил кольцо на удачу.
Воэн уложила конверты в аккуратную стопку и подошла к ногам кровати.
— Где он служил? — спросил Ричер.
— В пехоте, приданной Первой бронетанковой дивизии.
— И СВУ применили против «хамви»?
Она кивнула.
— Самодельное взрывное устройство против консервной банки. Он мог бы с тем же успехом быть босиком и в купальном халате. Я вот только не пониманию, почему их называют самодельными. По мне, так они вполне профессиональны.
— Когда это случилось?
— Почти два года назад.
Зашипел респиратор.
— А чем он занимался раньше? — спросил Ричер.
— Дэвид был механиком. Главным образом чинил сельскохозяйственное оборудование.
Часы продолжали неумолимо тикать.
— Каков прогноз? — спросил Ричер.
— Сначала был благоприятный — в теории. Врачи думали, что Дэвид будет не вполне адекватным, плохо координированным, возможно, агрессивным и, конечно, не сможет вернуться к профессии механика.
— И тогда ты решила переехать, — сказал Ричер. — Ты думала об инвалидном кресле. Купила одноэтажный дом и сняла дверь в гостиную. Поставила на кухне три стула, а не четыре, чтобы освободить место.
Она кивнула.
— Я хотела быть готовой. Но он так и не пришел в себя. Отек мозга не исчез.
— Почему?
— Сожми кулак.
— Что?
— Сожми кулак и подними его.
Ричер сжал кулак и поднял руку.
— А теперь представь, что твоя рука — это спинной мозг, а кулак — нарост на его конце, который называется стволом головного мозга. В царстве животных некоторые этим и ограничиваются. Но люди завели себе головной мозг. Представь себе, что я поставила на твой кулак тыкву. Это и есть твой мозг. Представь, что содержимое тыквы каким-то образом связано с твоей кожей. Так они мне это объяснили. Я могу ударить по тыкве, или ты можешь ею потрясти, и с тобой все будет в порядке. Но представь, что твое запястье внезапно и очень резко повернулось. Что произойдет?