Наконец-то… Обманщик он там или нет, наконец-то он сменит его.
Затем Пройас приметил сидящего в полном одиночестве Сорвила, ёжащегося от, казалось, ощущаемого лишь им холода и всматривающегося в отпрысков Аспект-Императора, бок о бок стоящих всё на том же месте и бросающихся в глаза из-за своей сдержанности, не свойственной прочим присутствующим.
– Но что я вижу? – раздался звучный голос Святого Аспект-Императора. – Хогрим? Саккарис? Сиройон – храбрый всадник! Почему вы, сильнейшие средь всех нас, рыдаете столь неистово? Что за чёрная тень омрачает ваши сердца?
Около семидесяти душ, поражённых и осчастливленных возвращением своего Святого Аспект-Императора, стопились вокруг него, но, казалось, будто у лордов Ордалии теперь на всех осталась одна-единственная глотка, столь единодушно их заставили умолкнуть эти слова.
Наступила тишина, нарушаемая лишь непроизвольными всхлипами – едва сдерживаемыми стенаниями, готовыми вновь сорваться на визг.
Хмурый взор Аспект-Императора поблёк и выцвел до какой-то подлинно львиной безучастности, свидетельствующей о величавом, воистину отеческом узнавании страхов, ранее уже присущих им, но, казалось, давным-давно преодолённых. Стать Келлхуса стала для него постаментом, позволявшим выискивать лица и выхватывать их взглядом из общей массы.
– Что-то случилось в моё отсутствие. Что же?
Пройас заметил, что Кайютас потянул Серву за рукав. Его невесомость вдруг стала нематериальностью – дымом. Воспоминания о плотской силе Келлхуса окатили экзальт-генерала волною жара. Пронизывающие толчки. Сладострастные содрогания. Казалось, впервые за долгие годы он вспомнил Найюра, измученного скюльвенда. Вспомнил, как вспоминал и ранее все эти годы поднявшегося на Ютерум Акхеймиона – дикого, окровавленного и обгоревшего, точно выхваченный из пламени свиток.
Никто не посмел ответить. Рядом с Аспект-Императором все они были словно тени и молоко.
– Что вы наделали?
И Пройас заметил это – увидел в той самой дыре внутри себя, где следовало быть его ужасу. Он увидел способ, путь, следуя которым мощь, соединённая с обожанием, отделяет всякую душу от остальных. Невзирая на всё, что им довелось пережить вместе, вопреки всему, что их связывало, в действительности ничто не имело значения, кроме Анасуримбора Келлхуса.
Он стоял там – точка сосредоточения, крюк, цепляющий каждую мысль, каждый взгляд. Высокий. Величественный. Облачённый в одежды, украшенные эмблемами своих древних куниюрских предков. Бледно-белый и золотой…
– Кто-нибудь ответит мне?
Он стоял там – дунианин, захвативший и поправший всё когда-либо бывшее меж людьми. Он возвёл их так, как возводят храмы математики и зодчие – исчислив и уравновесив линии сил, суммировав нагрузки, сохранив и перенаправив их так, что все они сходились в итоге к одной-единственной опоре… Одному непостижимому разуму.
– И что же? – воскликнул Келлхус. – Вы позабыли, где находитесь? Забыли, что за проклятая земля ныне простёрлась у вас под ногами?
Ближайшие из лордов отпрянули от него, словно отвечая сигналу или намёку слишком тонкому, чтобы суметь его осознать. Прочие смешались.
– Стоит ли мне напомнить об этом? – прогремел Анасуримбор Келлхус. Его глаза полыхнули белым. Голос, искажённый и неразборчивый, вскрывающий чуждые грани постижения и смысла. Он взмахнул правой рукой по широкой дуге… Казалось, будто сам воздух, щёлкнув, ударил их, кровавя носы, и вся восточная стена Умбиликуса вдруг исчезла, разлетевшись хлопьями пепла, выдутого из костра свирепым порывом ветра. Поток свежего воздуха омыл их, унося прочь какую-то часть их вони. Люди, сощурившись от хлынувшего на них серо-голубого света, уставились наружу.
Хмурое небо…
Трущобы палаток, огромной кривой стекающие по склону Окклюзии.
А вдали – парящие над вражьими укреплениями, словно над муравьиными кучами, Рога Голготтерата.
Безмолвные. Недвижимые. Два золотых кулака, вознёсшихся выше гор и облаков. Покрытая снежно-белой изморозью овеществлённая ярость, извечно и всечасно готовящаяся сокрушить в пыль хребет самого Мира. Чудовищный Инку-Холойнас.
– Проклятье! – ревел Аспект-Император. – Угасание!
Как, подумал король Нерсей Пройас… Как могут быть настолько переплетены меж собою облегчение и ужас.
– Линии ваших предков, болтаясь, свешиваются с края Мира! Мы стоим на пороге Апокалипсиса!
Внимание Святого Аспект-Императора, только что без остатка обращённое на собравшихся вокруг него лордов, внезапно словно бы распахнулось зияющей пастью, а затем сомкнулось безжалостными челюстями на фигуре экзальт-генерала.
– Пройас!
Он едва не выпрыгнул из собственной кожи.
– Д-да… Бог Людей.
Лорды Ордалии, избавленные от натиска своего возлюбленного Пророка, облегчённо расправили плечи, ибо ярость, источаемая его обликом, едва не сбивала их с ног. Пройас изо всех сил сопротивлялся внезапному побуждению повернуться… и удрать.
– Что случилось, Пройас? Что могло запятнать так много сердец?
Все те годы, что Пройасу довелось служить Аспект-Императору, он всегда поражался мощи его присутствия, удивляясь тому, что Келлхус, когда ему требовалось, словно бы разрастался, обнажая при этом каждый твой нерв, или, напротив, умалялся, становясь тебе не более чем попутчиком. Сейчас взгляд Аспект-Императора вцепился в него железными крючьями – нематериальными, но оттого не менее прочными. Его голос струился и переливался, наигрывая немыслимые ритмы на инструменте Пройасова сердца.
– Я… я сделал так, как ты повелел.
Что-то необходимо есть.
– И что же?
Ты понимаешь меня, Пройас?
– Ты… ты сказал мне…
Келлхус нахмурился, будто бы от внезапно нахлынувшей боли.
– Пройас? Тебе нет нужды бояться меня. Пожалуйста… говори.
У него перехватило дыхание от охватившего его чувства горькой несправедливости. Как? Как могло всё разом обернуться против него?
– М-мясо. Оно иссякло, как ты и опасался… И тогда я приказал сделать то, что ты… ты назвал необходимым.
Взгляд его голубых глаз не столько пронзил экзальт-генерала, сколько обрушился на него.
– Что именно ты приказал сделать?
Пройас бросил взгляд на кружащийся рядом с ним карнавал лиц. Выражения некоторых были пустыми, у других же они уже предвосхищали готовые разразиться страсти.
– Приказал… приказал напасть на… – Его нижняя губа дёрнулась и застыла, скованная спазмом. Экзальт-генерал судорожно сглотнул. – Приказал напасть на тех, кого в Даглиаш поразила та ужасная болезнь…
– Напасть на них? – рявкнул Келлхус. Для Пройаса это прозвучало дико и даже кошмарно, ибо он вдруг ощутил себя оказавшимся внутри какой-то всесокрушающей области, очерченной нечеловеческим постижением вопрошающего или, скорее, ведущего допрос Святого Аспект-Императора. Сколько раз? Сколько же раз ему доводилось наблюдать за тем, как Келлхус низводит гордых мужей, превращая их в существ заикающихся и бессильных, одним лишь подобным взглядом или тоном?
– Ты с-сказал мне…
Оставшись в полном одиночестве, он стоял, подолгу и часто моргая, будто выведенный на чистую воду и страшащийся неизбежного наказания ребёнок.
Ещё несколькими мгновениями ранее казавшийся безукоризненным, ныне облик Святого Аспект-Императора выдавал все тяготы, обрушившиеся на него за время его отсутствия. Оборванные пряди, выбивающиеся из заплетённой и аккуратно уложенной бороды. Чёрные полумесяцы, залёгшие под глазами. Обожжённые по краям рукава.
– Что я сказал тебе?
– Ты сказал мне… сказал… накормить их.
Такое невероятное, переворачивающее весь его мир предательство… тщательно и скрупулёзно подготовленное, настолько выверенное, что Части внутри него взроптали и в ужасе отпрянули прочь – все до единой, не считая убеждённости, что именно и только он сам и был здесь обманщиком.
– Накормить? Пройас… Что же ещё ты мог сделать?
– Н-н-нет. Накормить их… ими же.
До этого мига Келлхус обращался к нему с видом и манерами отца, имеющего дело с собственным младшим сыном – самым докучливым из всех, но и самым любимым. Но теперь исходящее от него ощущение всепрощающей мольбы исчезло, сперва сменившись хмурым замешательством, потом возмущённым пониманием и, наконец, окончательным… Приговором.
Осознание бессмысленности всего происходящего пронзило Пройаса от макушки до пяток. Всё это лишь фарс. Актёрская игра. Он едва не захихикал, закатывая глаза и жестикулируя…
Безумие… Всё это… С самого начала.
– Я накормил их! Как ты и велел!
Ему хотелось кататься по земле или пройтись колесом.
– Тебе кажется, что всё это, – что-то чуждое, нечеловеческое блеснуло в его взгляде, – забавно, Пройас?
Лорды Ордалии возмущённо зашумели. Место было уже подготовлено, и они едва не попадали друг на друга, спеша поскорее занять его. Пройас зарыдал бы, если бы теперь вообще мог выдавить из себя слёзы. Но сама эта способность оказалась ныне отнятой у него, и посему он улыбнулся фальшивой, дурашливой улыбкой, как делают это гонимые дети, дразнящие своих преследователей ради того, чтобы ещё сильнее раззадорить их. Улыбнулся и воззрился на своих братьев, прославленных Уверовавших королей Среднего Севера и Трёх Морей.
Достаточно было лишь вспомнить о малодушии, чтобы распутать все наивные хитрости этих людей, присущий им рефлекс, простой, как глотание, – извечное желание считать себя пострадавшими. Ибо кому на целом свете, не считая Обожжённых, довелось страдать больше, нежели им? Кто испытал большие муки, не считая убитых, изнасилованных и сожранных? В отсутствие своего Светоча они заплутали, а затем согрешили, обратив души к тому, кто посмел объявить свет их Господина и Пророка своим собственным…
И доверились ему.
Так экзальт-генерал склонил их к пороку, приказал совершить деяния, столь злые и греховные, что невозможно даже представить. Он использовал их замешательство, вызванное голодом, смятением и страданиями, и устроил нечестивый пир на их честных, открытых сердцах…