Но затем, различив под переплетением человеческих ног уршранка, она обнаружила, что её фантазия куда-то испарилась… ибо существо выглядело более красивым, нежели мёртвый юноша, и потому гораздо более отталкивающим.
Жжение… внутри неё и снаружи.
Она провела пальцем по губам и, моргая, повернулась к поднявшейся справа суматохе. Там она увидела свою дочь Мимару, беззвучно вопящую рядом с ней, и своего любовника Акхеймиона, держащего беременную девушку за руку и выкрикивающего какие-то слова, ни одно из которых она не могла разобрать. Протянувшись, она неуверенно положила ладонь на раздутый живот дочери, удивляясь, насколько он тёплый…
Роды.
С резким вдохом мрачная умиротворённость осыпалась с неё, и вся бурная неотложность жизни вновь рухнула ей на плечи.
Все мёртвые очи, даже те, что, превратившись в сопли, застыли в раздавленных глазницах мертвецов, отвратились прочь.
Глаза нечестивого сику сузились.
– Это лишь отговорка!
– Так, значит, я первый? – спросил Аспект-Император. – Больше никто не устоял перед Стрекалом?
Мекеретриг, ничего не сказав в ответ, вернулся к Престолу Силя и вновь расположился среди зловещих крючьев. Сместив вес на одну ягодицу, он подтянул ноги, примостившись, словно девочка-подросток, на покрывающей сиденье трона подушке. Не считая лежащей на колене руки, а также лба, тень теперь скрывала всё его тело.
– Никто, даже знаменитый Нау-Кайюти, – наконец ответил из мрака нелюдь. – Великие всегда порчены грехом. Всегда прокляты… Я полагал, что и ты тоже.
Ауракс, словно выбраненная, а теперь ищущая благосклонности хозяина собака, положил свою огромную голову на колени нечестивого сику. Подобие было почти полным, разве что инхорой при этом едва слышно шептал:
– Гассирраааджаалримри…
Маловеби хотел было возрадоваться, но чересчур много тревог терзало его мысли – и то, что окно, ведущее в Ад, сейчас висело прямо сверху, была наименьшей из них! Как бы он сам поступил, явись ему непосредственное свидетельство его проклятия? Принял бы это?
Или принял бы их?
Анасуримбор сказал, что Огонь пламенеет Истиной, а значит, он знал это наверняка. Пребывал ли он в Аду, как утверждали его враги из Трёх Морей, или же нет…
Нечестивый сику, казалось, не имел представления, что ему теперь следует делать, ибо его вера в убедительность Обратного Огня, по всей вероятности, была абсолютной. С повисшей тишиной явился призрак безответного насилия.
– Где Шауриатис? – резко обратился к нему Анасуримбор. – Где твой халаройский господин?
Мекеретриг склонился вперёд, явив лицо, прежде скрытое тенью Престола:
– Дерзости не принесут тебе никакой пользы, – произнёс он.
– Почему это?
– Потому что мне восемь тысяч лет от роду.
– И ты по-прежнему прикован к столбу, – отрезал Аспект-Император. – Меня утомило твоё мелкое позёрство. А ну говори, безмозглый кунуройский пёс, где Шауриатис?
Алебастровая фигура оставалась недвижимой, не считая единственной пульсирующей на освещённом лбу вены…
А затем, звуча глухо, точно сквозь паутину, в зале раздался новый голос.
– Спокойно… старый друг…
И ещё один голос…
– Ему известны все древние легенды…
Этот голос тоже звучал слабо – словно говоривший находился при последнем издыхании.
– И всё, что ты мог сделать – так это рассказать ему о том…
– Как Обратный Огонь возрождает и разжигает твоё рвение…
Пять различных голосов, каждый из которых имел свои особенности, но всё объединяло то, что принадлежали они вещавшим с хрипотцой древним старцам. Анасуримбор некоторое время оставался недвижим, словно будучи поглощённым каким-то таинственным анализом звучания или тембра сказанных слов, а затем незначительный сдвиг местоположения подсказал Маловеби, что Аспект-Император повернулся к Престолу Крючьев… и золотой платформе, что, паря в воздухе, опускалась откуда-то из клубящейся над ней пустоты, словно бы разрастаясь по мере своего приближения.
Шауриатис?
Платформа своими пропорциями соответствовала небольшой лодчонке, будучи при этом формой и изгибами ближе к огромному щиту, который, разумеется, был слишком велик, чтобы его способны были держать человеческие руки. Сперва ему показалось, что по кругу платформы установлены на каменных пьедесталах десять огромных свечей – оплывший воск, бледный, словно подкопченный жир… Однако же эти свечи явственно двигались и имели, как это скоро выяснилось, живые лица, безволосые и морщинистые, будто чернослив, рты, подобные жевательным сфинктерам, и глаза, подобные огонькам, горящим где-то в туманной мгле. Пьедесталы, понял он, в действительности были чем-то вроде мерзких люлек, каменных вместилищ для лишённых конечностей тел…
Десять дряхлых личинкообразных фигур были размещены на внутренней стороне гигантского соггомантового щита…
По мере их приближения отвращение усиливалось. Наконец, платформа приземлилась рядом с Престолом Крючьев – прямо позади призрачного отражения Обратного Огня, пляшущего в обсидиановых плитах пола. Ауракс скорчился у ног Мекеретрига.
– Наконеш, – прошамкал один из дряхлых червей.
Наши столь несхожие Империи встретились, – завершая фразу, просипел другой.
Это? Это Шауриатис? Легендарный великий магистр Мангаэкки?
Кетьингира рывком соскочил с Престола, лицо его исказилось неистовой яростью, напомнив Маловеби лица шранков. Сияние семантических конструкций вспыхнуло во всех отверстиях его черепа. Янтарное свечение начертало развилки вен на его щеках и глазницах.
Ничуть не удивившийся Анасуримбор Келлхус, немедленно повернувшись к нечестивому сику, схватил его своим метагностическим шёпотом, явившим себя в виде ослепительно-белой и тонкой как волос линии, ринувшейся к нелюдю, и, пробив зарождающиеся Обереги Мекеретрига, обвившей его горло, а затем подвесившей его – голого и сучащего ногами – прямо под колышущимися инфернальными образами.
– Я здесь Господин, – сказал Святой Аспект-Император.
Маловеби радостно вскрикнул в том нигде, в котором ныне обреталась его заточённая душа.
– Конешно… – прошамкал позади сотрясающейся фигуры Предателя Людей один из дряхлых личинкообразных калек.
– Наш Господин… – просипел другой, чья шея, а с нею и глотка вдавились в его торс.
Анасуримбор шагнул мимо отплясывающих пяток Мекеретрига прямо к той мерзости, что была Шауриатисом. Он наклонился над ближним краем платформы, стоя к ней так близко, что Маловеби видел практически всё: дорожки из гниющих остатков плоти и телесных жидкостей, тянущиеся сальными пятнами от основания люлек до края соггомантового щита; повелительные фигуры инхороев, выгравированные на мерцающих вогнутых поверхностях; и разнообразные вариации старческой кожи – то мягкая и обвисшая какими-то напоминающими лепестки мочками, то истёршаяся до паутинообразных волокон, то покрытая рубиново-красными оспинами и щербинами, то по-лягушачьи тонкая и изборождённая, точно чёрными нитями, сеточками вен. Он сразу же понял природу этого хитроумного устройства, ибо тотемные узелки Извази хранили рассказы о многих Мбимаю, искавших способы спасти свои души от Проклятия.
Перед ним был легендарный Шауриатис – колдун-создатель Нечестивого Консульта. Его душа вечно кувыркалась, словно брошенный куда-то, но постоянно отскакивающий от стен камушек, порхала точно воробей с ветки на ветку, успевая сделать устами одного из несчастных уродцев лишь один-единственный вдох, а затем перемещаясь в другого. Какая изобретательность! Умирающие сосуды, обнажённые души, лишённые даже остатков жизненной страсти и посему позволяющие ему вселиться в них целиком, а не как другие Посредники – разделённым и отчасти пребывающим на Той Стороне…
Шауритас обитал не столько в самих несчастных калеках, сколько в промежутках меж ними!
– Скажи мне, Великий Мастер, – произнёс Анасуримбор, – давно ли ты низложен?
Низложен?
И тут колдун Извази увидел, как Аспект-Император, протянув свою сияющую божественным ореолом руку прямо к ужасающему лику этих Личинок, провёл её прямо сквозь эту мерзость, ибо там не было ничего, кроме образов – картинок, соскользнувших с руки и пальцев Анасуримбора, не оставив ни малейших следов материи – ничего вещественного…
Не более чем дым. Фантом.
Маловеби проклял Великого Мудреца.
Текне.
– Брат! – крикнула экзальт-магос, увидев внизу Кайютаса, стоящего рядом с Саккарисом и лордом Сотером.
– Она жива! – воскликнул один из множества толпящихся неподалёку адептов Завета. Сотни тревожных глаз обратились в её сторону, наблюдая за плавным снижением Сервы. Её продвижение мимо стоящих плотными рядами айнонцев вызвало в разрушенных залах Высокой Суоль явственное волнение, ибо длительное отсутствие экзальт-магоса не осталось незамеченным. В какой-то момент воины Кругораспятия начали падать на колени, выкрикивая: «Серва! Серва Мемирру!» – древнее айнонское прозвание возродившихся героев. С каким-то беспокойным удивлением она наблюдала за тем, как колдуны, в свою очередь, присоединились к айнонцам.
Она опустилась на каменные плиты Суоль рядом с братом. Его взгляд был прикован к её покрытому ожогами телу. Кайютасу также довелось пережить какую-то огненную атаку, но пострадала, по-видимому, только его борода и алое кидрухильское сюрко.
– Серва… – начал было он.
– У нас нет времени, – перебила она, – я видела отца на Бдении.
Мгновение внимательного и бесстрастного взора.
– Так скоро?
– Необходимо штурмовать Ковчег прямо сейчас!
– Легко сказать, – хмуро сказал Кайютас, – порог охраняет враку.
– Так убьём его! – вскричала она.
– Скутула, – неровно дыша, прохрипел Саккарис. Его тело тоже блестело ожогами, хотя ни в одном месте они даже близко не были столь серьёзными, как её собственные. – Скутула Чёрный