На тучных кенейских полях
Мы краденый хлеб преломляли,
Вкушая любовь тех, кто уже умер.
И это объединяло их всех. Рыцарей Хиннанта, чьи лица были раскрашены белой краской, а глаза, взращённые туманом сечарибских равнин, странным образом находили себе отраду в плоском блюде Шигогли. Облачённых в железные кольчуги ангмурдменов, точно брёвна несущих на плечах, свои длинные луки, положив поверх них согнутые запястья. Массентианских колумнариев, чьи щиты походили на располовиненные бочки, украшенные знаками увенчанного Снопами Кругораспятия— жёлтыми на жёлтом. Воинов кланов двусердных холька, бросающихся в глаза из-за своего огромного роста и огненно-алых бород и волос и, как всегда, идущих на битву впереди всех, где их боевое безумие было и наиболее полезным и наиболее безопасным для остальных.
Голготтерат! Там — перед ними! Невозможный и неумолимый. Вне зависимости от того, к какому народу ты принадлежал, и какие имена значились у тебя в списках предков, это было единым для всех. Голготтерат стал единственной во всём Мире дверью, единственным проходом, через который они могли выйти из Ада. Ибо они только что выбрались из пропасти лишь для того, чтобы прыгнуть в бездну…
Нечестивая Твердыня, будучи чуждой как своими циклопическими размерами, так и видом, приближалась, зловеще нависая над ними. Рога высились позади, тяготея над всем сущим, словно два огромных весла чудовищного Ковчега, вонзившихся в брюхо неба. Их золотая поверхность сияла в утреннем свете так ярко, что на расположенные ниже каменные укрепления пала пелена желтушного отсвета. Сердца мужей Ордалии, неразрывно связанные с Господом и потому пребывающие в покое и безмятежности, постепенно начали убыстряться. Никто среди них не сумел в той или иной мере избежать трепета — таким было ощущение надвигающейся громады, массы столь исполинской и вздымающейся так высоко, что, казалось, это само по себе грозит опасностью, вызывая безотчётный ужас. Они сделались будто мошки. И всем до единого им пришла в голову мысль, посещающая каждого смертного, бредущего по горестному полю Шигогли…
Это место не принадлежит людям.
Доказательства этого были ясно видны на Склонённом Роге — уродующие его поверхность гигантские царапины и прорехи в обшивке, сквозь которые проглядывали радиальные балки, рамы и переборки похожие на те, что имеются на деревянных судах. Инку-Холойнас, ужасный Ковчег инхороев был конструкцией, созданной для путешествия сквозь Пустоту — результатом труда бесчисленных, нечеловеческих строителей и ремесленников… Пришельцев, упивающихся похотью и зверствами…
Но откуда же они явились?
Будучи людьми, мужи Ордалии неизбежно задавались этим вопросом, ибо, будучи людьми, они инстинктивно понимали значение истоков, знали, что истина о чём-то или ком-то заключается в его происхождении. Но подобно нелюдям, этот чудовищный Ковчег выходил за пределы своих истоков. Он был загадочным и непостижимым, не просто в связи со всеми сопутствовавшими ему чудесами и вызванными им катастрофами, но и в связи с соприсущими ему хаосом и безумием. Вещь, явившаяся из ниоткуда, была чем-то, чего не должно было быть. И посему вырастающий перед их глазами Ковчег стал для них надругательством над самим Бытием — чем-то настолько фундаментально проклятым, что кожа на их руках превращалась в папирус от одного взгляда на эту мерзость…
Сущность чуждая, как никакая другая…Вторжение и принуждение.
Насилие, отнявшее девственность этого Мира.
И эта гадливость кривила их губы, это отвращение корёжило их голоса, ненависть и омерзение пронизывали их сердца, когда они пели Гимн Воинов. Они скрежетали зубами, громко топали и били мечами и копьями о щиты. Ярость и ненависть переполняли их, страстное желание резать, душить, жечь и ослеплять. И они знали с убежденностью, заставлявшей их рыдать, что причинить зло этому месту, значит сотворить святое дело и самим стать святыми. Они превратились в головорезов из тёмного переулка — в ночных убийц, стали душами слишком опасными, слишком смертоносными, чтобы опасаться уловок и ухищрений любой своей жертвы…
Даже такой чудовищной как эта.
Рога воздвигались всё выше, становясь всё более грандиозными, укрепления были всё ближе — уже достаточно близко, чтобы отражать ревущим эхом их яростные голоса и придать невероятный, сумасшедший резонанс их песне. Вскоре сам Мир звенел с каким-то металлическим лязганьем.
Стоя у Ковчега, полного ужасов,
Мы узрели пылающее в золоте солнце,
В тот миг, когда на Мир пала ночь.
И оплакивали плененное завтра…
Вой труб увенчал эту — последнюю — строфу, и всеобщий хор рассыпался на бесчисленное и разнородное множество голосов. Передовые отряды каждого из Испытаний остановились, а затем оказались подпёртыми с тыла основной массой войск, образовав три громадных, сочленённых квадрата. Расположившись таким образом, Воинство Воинств целиком оказалось на поле, которое древние куниюрцы называли Угорриор, а нелюди Мирсуркъюр — ровной площадке прямо перед челюстями Пасти Юбиль.
Голготтерат злобным призраком воздвигался прямо над ними — наконец то! — так близко, что в воздухе висело его зловоние, подобное запаху разложения. Рога парили, скрываясь всей своей необъятностью где-то в вышине, но чуждая филигрань, осыпающая Мир богохульными Проклятиями, была хорошо видна — абстрактные фигуры, выгравированные на облицовке, громадные и неопределённые. Идущие полосами нечестивые символы. На расстоянии укрепления Голготтерата казались ничем иным, нежели убогими пристройками — настолько их затмевали Рога. Но сейчас люди хорошо видели, что по своей высоте и мощи эти бастионы соперничают и даже превосходят фортификации величайших городов Юга. Катастрофическое падение Ковчега вызвало нечто вроде извержения и выброса горных пород, создав чёрное крошево из скал и торчащих, словно зубья, утёсов, в которое было погружено основание Рогов. Древние куниюрцы называли этот нарост Струпом. Огромная по протяжённости стена более чем в пятьдесят локтей высотой обегала его по кругу, щетинясь хитроумными сочетаниями валов и бастионов. Все эти укрепления были выстроены из могучих чёрных глыб, высеченных прямо из скал самого Струпа, за исключением зубцов, казавшихся на их фоне золотыми слезинками. Лорды Ордалии полагали, что зубцы эти были чем-то вроде обломков кораблекрушения, вытащенных из Ковчега и выставленных вокруг него как забор. Поскольку ни в одном из древних текстов о них не упоминалось, мужи Ордалии поименовали их исцисори — ибо они напоминали золотые клыки, торчащие из почерневших и гниющих дёсен.
Величайшие ворота, имевшиеся на всём протяжении грозной цепи укреплений, были также и единственными — легендарная Пасть Юбиль, названная так благодаря тому, что в ходе куну-инхоройских войн она поглотила бесчисленное множество ишроев. Нелюди давным-давно разрушили те — изначальные врата, но особенности ландшафта и расположения Струпа были таковы, что попасть в Гоготтерат, как и выйти из него, можно было только одним путём — через одно-единственное место. Острые скалы обступали огромный чернобазальтовый нарост со всех сторон, кроме юго-запада, где Струп был словно бы проломлен, благодаря чему образовался обширный, шириной с реку Семпсис, спуск, начинавшийся от самой его вершины и заканчивавшийся прямо на пустой тарелке Шигогли. Потому, хотя стены цитадели и являлись на всём своём протяжении отвесными и почти неприступными, на юго-западе они были возведены прямо на поле Угорриор, опираясь своим основанием на ту же самую пыльную землю, на которой стояли сейчас воины Ордалии. Потому стены эти и были циклопически громадными. Потому здесь и была выстроена Гвергирух, ненавистная надвратная башня, сторожащая Пасть Юбиль — столь же приземистая и необъятная, как Атьерс. Потому подступы к Юбиль прикрывали башни Коррунц и Дорматуз, короны которых, скалящиеся золотыми зубами, возносились к небу также высоко, как сами Андиаминские Высоты. И потому склон Струпа оказался превращён в последовательность возвышающихся одна за другой террас, на которых были воздвигнуты укрепления Забытья — начиная от чёрного утюга Юбиль и до ужасающей необъятности Высокой Суоль, крепости, защищающей легендарные Внутренние Врата — наземный вход в Воздетый Рог.
Цитадель во всей своей ужасающей совокупности словно бы висела на этой оси — между внутренними и внешними вратами. Пугающе необъятная. Сложенная из скреплённого железом камня. Нашпигованная вмурованными в её стены колдовскими Оберегами — настолько таинственными и замысловатыми, что они жалили взоры Немногих.
И, невзирая на всю свою страсть и убеждённость, мужи Ордалии были устрашены. Попытка затянуть новый Гимн провалилась, растворившись в нестройном хоре разрозненных выкриков тех, кто пытался разжечь пыл своих братьев.
Они слышали рассказы об этом месте. Из людей никто и никогда не сумел проникнуть за эти стены, не считая тех, кто пробрался в Голготтерат тайком или попал туда как пленник или же сговорившись с врагом. Когда-то в древности, рыцари Трайсе при поддержке Сохонка однажды умудрились с боем удерживать Юбиль — Внешние Врата Голготтерата — в течение нескольких послеполуденных страж, но это стоило им так дорого, что Анасуримбор Кельмомас приказал оставить все захваченные укрепления ещё до наступления темноты. Лишь нелюди — Нильгиккас и его союзники — единожды за все эпохи Мира сумели захватить эту, самую смертоносную из всех на свете твердынь.
Жуткая, почти мёртвая тишина объяла Великую Ордалию. Утреннее солнце взбиралось в небо за спинами воинов. Их соединённые друг с другом тени, ранее, когда они ещё только строились в боевые порядки, далеко вытягивавшиеся вперёд, теперь сжались, уподобившись мрачным надгробьям. Титаническое золото Рогов окрасило жёлтым их кожу, ткани одежд и даже песок под ногами.
На чёрных стенах не было видно ни души. Но мужи Ордалии, казалось, чувствовали их — влажные, пристально глядящие на них глаза, собачьи грудные клетки, вздымающиеся при дыхании, нечеловеческие губы, втягивающие сочащуюся изо рта слюну…