Ауракс, задрожавший, как только нелюдь встал с трона, опустил подбородок к ногам и, казалось, захныкал.
— Мы вошли оттуда, — возгласил нечестивый сику. Он шёпотом наворожил нечто вроде квуйянской версии Суриллической точки и взмахом руки швырнул её в указанную сторону. Вспыхнувший белый свет, казалось, превратил обсидиановый пол в какую-то жидкость, а остальную часть помещения наполнил дробящимся хаосом, ибо тысячи сверкающих белых точек заскользили, переливаясь как масло, по хитросплетениям золотых плоскостей. Светоч остановился над первой из шести лестниц, тут же засиявших зловещими отблесками. Первоначально Золотой Зал был чем-то вроде узлового помещения, понял Маловеби, ибо к нему сходилось около дюжины коридоров, которые после катастрофического падения и опрокидывания Ковчега стали лестницами — шесть из них спускались со следующего этажа по левую руку Анасуримбора, а ещё шесть поднимались с предыдущего уровня справа.
— Нас было трое, — продолжал Мекеретриг, поднимая взгляд к Обратному Огню, — мудрый Мисариккас, жестокий и холодный Ранидиль и я. Мы были осторожны, ибо Силь сумел склонить на свою сторону не только Нин'джанджина, но и вообще всех вироев — народ известный своей несгибаемой волей! И мы знали, что случившееся как-то связано с этим самым местом.
Нелюдь незаметно бросил взгляд на Анасуримбора — мрачная ирония плескалась в его очах…и удовлетворение.
— Но ничего сверх этого.
Насколько колдун Мбимаю мог различить, Аспект-Император всё ещё продолжал вглядываться в пламя…
Что тут происходит?
— Как же хорошо я это помню! — прохрипел нечестивый сику, подставляя лицо всполохам Обратного Огня, словно лучам утреннего солнца. — Такой…восхитительный…ужас…
Что такое этот Обратный Огонь?
— Мисариккас стоял там, где стоишь сейчас ты…застывший…неспособный оторвать от Пламени взгляда…
Какое-то ужасающее оружие?
— Ранидиль — на вид всегда такой суровый и высокомерный — упал прямо вон там…и начал рыдать, вопить…ползать на животе и выкрикивать какую-то бессмыслицу!
Означает ли это, что они уже обречены?
— А что сделал ты? — спросил Анасуримбор.
Недостойная мужчины благодарность заполнила Маловеби, просто услышавшего его голос.
Не смотри! — мысленно вскричал он. — Отврати прочь взгляд!
Улыбка, изогнувшая кончики нечеловеческих губ, была столь порочной, сколь адепту Мбимаю никогда ещё прежде не доводилось видеть.
— Почему-то…я засмеялся, — фарфорово-бледный лик внезапно нахмурился. — А что же ещё следует делать, узнав, что всё ради чего ты жил и убивал — обычная ложь?
Мекеретриг вновь взглянул в Обратный Огонь с таким выражением, будто взирал на что-то священное — и чудесное.
— Рядом с ним я обрёл целостность, — молвил он, глубоко вздохнув. — Стал настоящим.
Анасуримбор оставался таинственно безмолвным — и недвижимым.
Он обманывает тебя! Убаюкивает!
— Тебе бы стоило послушать, как мои братья-ишрои заливались по нашем возвращении соловьями! Мы обмануты! — вопили они — Обмануты! Мы все прокляты! Обречены на вечные муки! Инхорои говорили правду!
Смех, странный своей слабостью.
— Что за глупцы! Говорить правду — немыслимую, неприемлемую Истину — власти, любой власти, не говоря уж о власти короля нелюдей! О, как же разгневался Нильгиккас! Он потребовал, чтобы я — единственный, кто оставался безмолвным и таинственно-безучастным — объяснил их кощунство и эти святотатственные речи. Я тогда посмотрел на них — Мисариккаса и Ранидиля — и увидел в их глазах абсолютную убеждённость в том, что сейчас я непременно подтвержу их безумные речи, ибо в тот самый миг, когда мы взглянули в это Пламя — мы стали братьями, братьями, объединёнными связями, с которыми ни одна общность костей и крови не стояла и близко. Они смотрели на меня…нетерпеливые…встревоженные и растерянные…и тогда я повернулся к своему мудрому и благородному королю и сказал: «Убей их, ибо они поддались искушению, как поддался некогда Нин'джанджин…»
И вновь смех…на сей раз подчёркнуто фальшивый.
— И, тем самым, Истина была спасена.
Нечестивый сику опустил взгляд, моргая, словно вследствие какой-то магической дезориентации.
— Ибо, не сделай я этого, Нильгиккас убил бы и меня тоже.
А Маловеби почудилось, будто он куда-то уплывает, вдруг ощутив себя пузырём, дрейфующим в потоке холодного ужаса. Ибо он, наконец, понял, что такое Обратный Огонь…
На который столь завороженно взирал Анасуримбор.
Не смотри же туда, чёрт возьми!
— О чём бы я мог поведать ему? О том, что святой Срединный Путь — сплошной обман? Что все, кого ему пришлось потерять — его братья по оружию, его сын и дочери, его жена — все они вопят и визжат в Аду? Об этом?
— Узри! — вскричал нечестивый сику, глядя вверх и воздев руки в ужасе и неверии. — Узри, дунианин! Узри всю мерзость и безумие их преступлений — путь, которым боги разоблачают тебя! Ссасывают жир мучений с каждой твоей прожилки! Насилуют суть! Сцеживают твои вопли!
— Нет… — внезапно засмеялся он, во взгляде его сверкала одержимость. — Это нельзя объяснить. Ни Нильгиккасу, ни любому другому нелюдскому королю. Вот чего не учли Мисариккас с Ранидилем — про Обратный Огонь нельзя рассказать…
Кетъингира неотрывно воззрился на Анасуримбора своими чёрными очами.
— Его нужно увидеть.
— Скутула! — проревел экзальт-генерал в искрошённую глотку Оскала. — Я хочу говорить с тобой!
Царившая там темнота — чёрная, словно сажа — оставалась совершенно непроницаемой.
Рядом с ним стоял Апперенс Саккарис, но никого другого на изогнувшейся седлом колдовской гати не было на двадцать шагов в обе стороны. Более сотни айнонских рыцарей только что погибли, пытаясь прорваться в Ковчег сквозь Внутренние Врата — дымящиеся, обугленные останки воинов устилали каменный пол как перед разверстой дырой, так и внутри неё.
— Скутула! Поговори со мной, Чёрный Червь! Менее хладнокровный человек мог бы вздрогнуть при виде распахнувшихся во тьме огромных змеиных глаз — чёрные прорези зрачков, окружённых ирисами, переплетающимися подобно узору из золотых лезвий. Даже Саккарис сделал шаг назад, прежде чем сумел взять себя в руки. Анасуримбор Кайютас не двинулся с места, оставаясь, как и прежде, непроницаемым.
— Ктооо? — певуче произнёс враку с нарастающим рыком. Зловещее ярко-жёлтое свечение явило взору громадные клещи его челюстей и сотню саблеподобных очертаний зубов. — Кто верит, что убеждения и уговоры могут преуспеть там, где оказались бессильны колдовство и острая сталь?
Сверкающая добела своим раскалённым нутром усмешка, подобная открытой и вовсю полыхающей топке…
Смех, подобный шуршанию груды ворошащихся углей.
— Анасуримбор Кайютас! Принц Новой Империи! Экзальт-генерал Великой Ордалии!
— Ахххххх…тёзка Проклятого Драконоубийцы!
— Какой ошейник удерживает тебя, враку? Как ты оказался порабощённым?
— Ты хочешь уязвить меня свой дерзостью…
— Ты же просто домашняя зверушка — пёс, прикованный возле хозяйского порога!
— Я не в большей степени раб, нежели ты — Драконоубийца!
— Так и есть — я не мой тёзка, а ты не Скутула Чёрный, Великий Обсидиановый Червь!
Золотые глаза закрылись, а затем вновь распахнулись, сузившись от злобы, ненависти и подозрительности.
— Я буду смаковать твою плоть, человечишко. Хитрость придаёт мясу слад…
— Что стряслось с тем ужасным и великим враку, о котором говорится в легендах? — яростным криком перебил его Кайютас. — Скутула, о котором я слышал, попирал бы вершины гор, терзая сами Небеса! Кто этот самозванец, что прячется в барсучьей норе и щёлкает оттуда зубами?
Голос экзальт-генерала, отражаясь от парящих золотых плоскостей, на мгновение словно бы задерживался в воздухе, прежде чем раствориться в вездесущем вое Орды.
Глаза враку ещё сильнее сузились, став тонкими щёлками, изогнутыми, будто два сияющих лука. Удушенное клеткой зубов, ярко-жёлтое пламя пригасло, указывая на растущую крокодилью свирепость…
А затем злобный лик растворился во тьме.
Два человека выжидающе стояли, всматривались в глубины пролома.
— Как и говорилось в легендах, — наконец пробормотал великий магистр Завета, — «Тела их в чешуе из железа, а души укутаны кисеёй…»
Внутренние Врата воздвигались перед ними — сокрушённые, разверстые и совершенно пустые.
— Похоже, я перестарался, — сказал Кайютас, — Боюсь, он теперь скорее сдохнет, чем оставит Оскал.
— Не обязательно, — ответил Саккарис, — возможно он уже оста…
Огненные отблески, замерцавшие в чёрной глотке Оскала, заставили великого магистра запнуться, похитив непроизнесённые им слова.
Исторгнутое порталом сверкающее пламя пожрало всё остальное.
— Ты уже увидел себя? — спросил нечестивый сику голосом глубоким и переливчатым. — Ибо всякий смотрящий видит — всякий, осмелившийся обрести в этом проклятом Мире хоть малую толику величия.
Колдун Мбимаю завывал в безмолвной ярости, вызванной как собственным бессилием, так и тем, что ему открылось.
Отврати же взор.
— Теперь ты видишь, дунианин? — визгливо вскричал Мекеретриг с внезапным напором. — Видишь необходимость Возвращения?! Видишь почему Мог-Фарау должен явиться, а Мир должен быть затворён?!
Анасуримбор даже не шелохнулся.
— Скажи мне, что ты видишь!
Маловеби ощущал себя так, словно был привязан за волосы к столбу.
— Я вижу…себя… Да…
Нечестивый сику нахмурился, в черты его лица, прежде выказывавшие лишь непоколебимую убеждённость, вкралось нечто…менее определённое.
Маловеби тоже ощутил нечто вроде…недоумения.
— Но ты чувствуешь это….точно память, обретающуюся в твоих собственных венах…?
Скажи нет! Пожалуйста!
— Да.
Что же происходит? Адепту Мбимаю хотелось верить в то, что Анасуримбор каким-то образом сумел подготовиться к этой угрозе… Но Мекеретриг без тени сомнений считал, что Обратный Огонь откроет ему… Что? Истину? Возможно, какой-то более глубокий и ужасающий слой откровений лежал под тем, что Маловеби уже удалось осознать…