Возможность узреть совершённые против нас преступления! Вот что побуждает нас терзать ту непотребную мерзость, что представляет собой этот Мир! Мучения, явленные нам Обратным Огнём!
Он едва ли не проорал всё это, и теперь стоял раздираемый чувствами, сухожилия выступили на его запястьях и шее, а руки сжимали пустоту.
- Но я не испытываю никаких мучений, - сказал Анасуримбор.
Маловеби замер в своём оцепенелом небытии. Мекеретриг и вовсе несколько сердцебиений мог только моргать, прежде чем уставился на Аспект-Императора.
- Ты хочешь сказать, что Огонь лжёт?
- Нет, - ответил Аспект-Император. – Этот артефакт обеспечивает чувство неразрывности Сейчас с нашими душами, пребывающими вне времени на Той Стороне. Он позволяет этим состояниям перетекать друг в друга, словно жидкости, находящейся в сообщающихся сосудах, являя образы, которые Сейчас способно постичь. Огонь пламенеет истиной.
Хмурый, страдальческий взор.
- Так значит, ты понимаешь, что ты брат мне?
Золотой Зал закачался вместе с полем зрения Маловеби – Аспект-Император, наконец, повернулся лицом к основателю Нечестивого Консульта.
- Нет… - ответил Анасуримбор. - Куда ты пал, будучи кормом, я низвергся как Голод.
Смерть.
Мёртвые тела, застывшие в каком-то гаремном сплетении. Башраг, лежащий навзничь и прикрывающий своею строенной рукой косматую голову, будто ребёнок, отсчитывающий мгновения во время игры в прятки. Нансурский колумнарий, словно бы упавший откуда-то с неба и растянувшийся в луже собственной крови. Ещё один колумнарий, прислонившийся головой к бедру первого и во всём, не считая выгнутой под неестественным углом шеи, выглядящий так, будто просто решил вздремнуть. И отрубленная рука, словно бы тянущаяся к его уху, намереваясь пощекотать…
Всё это… жгло.
В мертвой плоти была своего рода простота – спокойствие, своей исключительностью вознесённое над шелухой суеты. И эта неподвижность поразила её, словно вещь невообразимо прекрасная и неприкосновенная. Жить на свете означало растирать сумятицу возможностей, превращая их в нескончаемую нить действительности, и оставлять за собой миг за мигом, словно змея, сбрасывающая с себя бесконечную, сотканную из мучений кожу. Но умереть…умереть значило обретаться в земле, будучи самой землёю – непоколебимой и непроницаемой протяжённостью.
Только представьте - больше никогда не нужно дышать!
Она посмотрела на отрезанную голову красивого юноши – пухлые губы, ровные зубы в яме распахнутого рта. Когда-то она ценила молодых и красивых мужчин, удивляясь, что даже их непристойность может представляться чем-то возвышенным и чистым. Она представила себе, как ловит его взгляд в одном из позлащённых коридоров Андиаминских Высот, упрекая его за какую-то выдуманную оплошность – шаловливо флиртующая старая королева…
Но затем, различив под переплетением человеческих ног уршранка, она обнаружила, что её фантазия куда-то испарилась…ибо существо выглядело более красивым, нежели мёртвый юноша, и потому гораздо более отталкивающим.
Жжение…внутри неё и снаружи.
Она провела пальцем по губам и, моргая, повернулась к поднявшейся справа суматохе. Там она увидела свою дочь Мимару, беззвучно вопящую рядом с ней, и своего любовника Ахкеймиона, держащего беременную девушку за руку и выкрикивающего какие-то слова, ни одно из которых она не могла разобрать. Протянувшись, она неуверенно положила ладонь на раздутый живот дочери, удивляясь, насколько он тёплый…
Роды.
С резким вдохом мрачная умиротворённость осыпалась с неё, и вся бурная неотложность жизни вновь рухнула ей на плечи.
Все мёртвые очи, даже те, что, превратившись в сопли, застыли в раздавленных глазницах мертвецов, отвратились прочь.
Глаза нечестивого сику сузились.
- Это лишь отговорка!
- Так значит я первый? – спросил Аспект-Император. – Больше никто не устоял перед Стрекалом?
Мекеретриг, ничего не сказав в ответ, вернулся к Престолу Силя и вновь расположился среди зловещих крючьев. Сместив вес на одну ягодицу, он подтянул ноги, примостившись на покрывавшей сиденье трона подушке, словно девочка-подросток. Не считая лежащей на колене руки, а также лба, тень теперь скрывала всё его тело.
- Никто, даже знаменитый Нау-Кайюти. - Наконец, ответил из мрака нелюдь. - Великие всегда порчены грехом. Всегда прокляты… Я полагал, что и ты тоже.
Ауракс, словно выбраненная, а теперь ищущая благосклонности хозяина собака, положил свою огромную голову на колени нечестивого сику. Подобие было почти полным, разве что инхорой при этом едва слышно шептал:
- Гассирраааджаалримри…
Маловеби хотел было возрадоваться, но чересчур много тревог терзало его мысли – и тот факт, что окно, ведущее в Ад, сейчас висело прямо сверху, был наименьшей из них! Как бы он сам поступил, явись ему непосредственное свидетельство его проклятия? Принял бы это?
Или принял бы их?
Анасуримбор сказал, что Огонь пламенеет Истиной, а значит, он знал это наверняка. Пребывал ли он в Аду, как утверждали его враги из Трёх Морей, или же нет…
Нечестивый сику, казалось, не имел представления, что ему теперь делать, ибо его вера в убедительность Обратного Огня, по всей вероятности, была абсолютной. С повисшей тишиной явился призрак безответного насилия.
- Где Шауриатис? – резко обратился к нему Анасуримбор. – Где твой халаройский господин?
Мекеретриг склонился вперёд, явив лицо, прежде скрытое тенью Престола:
- Дерзости не принесут тебе никакой пользы, - произнёс он.
- Почему это?
- Потому что мне восемь тысяч лет отроду.
- И ты по-прежнему прикован к столбу, - отрезал Аспект-Император. – Меня утомило твоё мелкое позёрство. А ну говори, безмозглый кунуройский пёс, где Шауриатис?
Алебастровая фигура оставалась недвижимой, не считая единственной, пульсирующей на освещённом лбу, вены…
А затем, звуча глухо, точно сквозь паутину, в зале раздался новый голос.
- Спокойно…старый друг…
И ещё один голос…
- Ему известны все древние легенды…
Этот голос тоже звучал слабо – словно говоривший находился при последнем издыхании.
- И всё, что ты мог сделать – так это рассказать ему о том…
- Как Обратный Огонь возрождает и разжигает твоё рвение…
Пять различных голосов, каждый из которых имел свои особенности, но все объединяло то, что принадлежали они вещавшим с хрипотцой древним старцам. Анасуримбор некоторое время оставался недвижим, словно будучи поглощённым каким-то таинственным анализом звучания или тембра сказанных слов, а затем незначительный сдвиг местоположения подсказал Маловеби, что Аспект-Император повернулся к Престолу Крючьев…и золотой платформе, что, паря в воздухе, опускалась откуда-то из клубящейся над ней пустоты, словно бы разрастаясь по мере своего приближения.
Шауриатис?
Платформа своими пропорциями соответствовала небольшой лодчонке, будучи при этом формой и изгибами ближе к огромному щиту, который, разумеется, был слишком велик, чтобы его способны были держать человеческие руки. Сперва ему показалось, что по кругу платформы установлены десять огромных свечей – оплывший воск, бледный словно подкопченный жир – установленных на каменных пьедесталах… Однако же, эти свечи явственно двигались и имели (как это быстро выяснилось) живые лица – безволосые и морщинистые, как чернослив, рты, подобные жевательным сфинктерам, и глаза, подобные огонькам, горящим где-то в туманной мгле. Пьедесталы, понял он, в действительности были чем-то вроде мерзких люлек, каменных вместилищ для лишённых конечностей тел…
Десять дряхлых, личинкообразных фигур были размещены на внутренней стороне гигантского соггомантового щита…
По мере их приближения отвращение усиливалось. Наконец, платформа приземлилась рядом с Престолом Крючьев – прямо позади призрачного отражения Обратного Огня, пляшущего в обсидиановых плитах пола. Ауракс скорчился у ног Мекеретрига.
- Наконеш - прошамкал один из дряхлых червей.
- Наши столь несхожие Империи встретились, - завершая фразу, просипел другой.
Это? Это Шауриатис? Легендарный великий магистр Мангаэкки?
Кетьингира рывком соскочил с Престола, лицо его исказилось неистовой яростью, напомнив Маловеби лица шранков. Сияние семантических конструкций вспыхнуло во всех отверстиях его черепа. Янтарное свечение начертало развилки вен на его щеках и глазницах.
Ничуть не удивившийся Анасуримбор Келлхус, немедленно повернувшись к нечестивому сику, схватил его своим метагностическим шёпотом, явившим себя в виде ослепительно-белой и тонкой как волос линии, ринувшейся к нелюдю, и, пробив зарождающиеся Обереги Мекеретрига, обвившей его горло, а затем подвесившей его - голого и сучащего ногами – прямо под колышущимися инфернальными образами.
- Я здесь Господин, - сказал Святой Аспект-Император.
Маловеби радостно вскрикнул в том нигде, в котором ныне обреталась его заточённая душа.
- Конешно… – прошамкал позади сотрясающейся фигуры Предателя Людей один из дряхлых личинкообразных калек.
- Наш Господин… - просипел другой, чья шея, а с нею и глотка, вдавились в его торс.
Анасуримбор шагнул мимо отплясывающих пяток Мекеретрига прямо к той мерзости, что была Шауриатисом. Он наклонился над ближним краем платформы, стоя к ней так близко, что Маловеби видел практически всё: дорожки из гниющих остатков плоти и телесных жидкостей, тянущиеся сальными пятнами от основания люлек до края соггомантового щита; повелительные фигуры инхороев, выгравированные на мерцающих вогнутых поверхностях; и разнообразные вариации старческой кожи – то мягкая и обвисшая какими-то напоминающими лепестки мочками, то истёршаяся до паутинообразных волокон, то покрытая рубиново-красными оспинами и щербинами, то по-лягушачьи тонкая и изборождённая, точно чёрными нитями, сеточками вен. Он сразу же понял природу этого хитроумного устройства, ибо тотемные узелки Извази хранили рассказы о многих Мбимаю, искавших способы спасти свои души от Проклятия.