И тут Геннадий потёк. махнул рукой накатившую слезу и приобнял меня.
— Ты сам себя береги. Завтра к десяти чтобы был готов! Пойдёшь у меня первым. Все документы уже готовы. Как и просила Зинаида Степановна, я прописал необходимость твоего повторного обследования. К осени я буду уже тут начальником отделения, так что, — он посмотрел в сторону Марины, — отдельная палата на время твоего пребывания у нас в гостях тебе обеспечена. Я тебе это обещаю. И выздоравливай!
Он прижал меня к себе к груди и прошептал на ушко:
— Марину я не заберу. Ей надо как следует отдохнуть, а в случае чего сами управимся.
Потом отстранился и, посмотрев на меня, улыбаясь и одними губами показал:
— Не упускай момент!
Подмигнул, и уже Оксане…
— Пошли?
Та кивнула. Улыбнулась мне.
— Не болей больше.
Щелкнул замок, дверь закрылась, и мы с Мариной остались одни.
Приемник надрывается голосом Пьехи: «в нашем доме поселился замечательный сосед!»
Я молча закрыл дверь на ключ, немного в сторону убрал настольную лампу, подошёл к импровизированному столу и присел рядом с Мариной. Она, молча, только как-то уж больно тяжело вздохнув, прижалась ко мне бочком и положила мне голову на плечо.
— Сорвалась сегодня. Никогда такого не было, а тут… — она опять тяжко вздохнула, хорошо хоть не всхлипывает уже в немом плаче, — надо в отпуск, или увольняться к чертям! Устала. Да и загоняли сегодня, ноги гудят, поясница не гнётся. Вся какая-то разбитая. Вымотал меня этот случай и девчонка почти копия моей Сашки. Как же страшно то!
Я, промолчал, взял по новой бутылку и налил бокалы почти до краёв.
— Давай, за жизнь! — предложил я.
— За жизнь? — она посмотрела мне в глаза.
Хороша, только немного осунулось лицо — морщинки стали заметнее, глаза красные, нос припух немного, но милый овал, улыбка печально-мечтательная, и этот запах от неё — состоявшейся женщины. У каждого есть предпочтения, в том числе и в запахах, но тот, что от неё идёт, даже запах пота, очень на меня возбуждающе действует.
— А, давай! За жизнь! — улыбнулась она, а по приёмнику Любэ крутят, с их шлягером. «Давай за жизнь…», во как попало то! Выпили молча. Её не смущает, что пьёт вино с несовершеннолетним. Меня не смущают ее почти голые коленки, и что она своей большой грудью буквально вжалась мне под бочок. Я аккуратно приобнял её за талию. Помолчали.
— Грустно очень. Я так ждала этого дежурства, — улыбнулась она, — а тут вся разбитая, словно под каток попала, асфальто-укладочный.
Она устало улыбается. И тут меня осенило!
— А давай я тебе массаж сделаю расслабляющий! Вначале ножки, а потом и поясницу разотру. — Предложил я. Предложение, если честно, так себе — ночь, полумрак, двое, мужчина и женщина, и всё, как обычно, начинается у не слишком знакомых людей с массажа, а потом, под действием алкоголя, и на более серьёзное потянет.
Но само по себе предложение, конечно, безобидное.
— Давай, — улыбается она, — а ты умеешь?
Я кивнул, боясь, что это тело, которое я пока не могу контролировать полностью, особенно в моменты сильных душевных переживаний, выдаст голос.
— Тогда я тут на среднюю кровать рядом с твоей лягу, и халатик сниму, но ты свет полностью выключи. А то, как ты мне поясницу растирать то будешь?
Полумрак в палате. Только тусклый свет от окна, но сегодня, увы, новолуние, да и тучами небо затянуто.
Она потянулась на носках, чтобы стройней смотреться и медленно расстегивает пуговицы. Потом, столько же медленно и грациозно, словно пантера перед прыжком, скинула двурукое полотнище.
Как же красиво-то! Даже я, прожженный циник, залюбовался этой фигуркой, и тем, как она двигалась.
— Жмёт в груди! Я всегда на два размера надеваю меньше, чтобы на работе мои тити мне не мешали.
Бюстгальтер упал к ногам.
А вот это уже не честно, мы так не договаривались!
Колышутся очертания больших упругих грудей. Трусики, если их так можно назвать — одно название. Три полоски и посередине, спереди, треугольник, причём из тюльки сделанный, вот же, зараза!
— Кто-то мне массаж обещал? — со смешком в голосе, проговорила великовозрастная проказница.
«Да меня нагло совращают! — я в душе смеюсь. — Ой, как некрасиво! Ну, ложись, мадам, будет сейчас тебе массаж по полной программе».
А что? Богиня говорила как-то, что тренировать свои способности лучше всего на посторонних, а уже потом на себе. Получается, чтобы вылечить себя, мне надо научиться хорошо управлять энергиями в телах других людей, и вот передо мной доступное, очень уставшее тело. Усыпить её мне труда не составит, а там начну гонять её и свою энергию. Думаю, что проблемных участков у неё на теле к этому возрасту скопилось предостаточно. Уж руками я точно почувствую, богиня меня такой диагностике в первую очередь учила.
— Ну что ты? — раздалось с соседней кровати. — Я же замёрзну!
Ну-ну, сейчас мы тебя согреем. Жаль, что совсем не так, как ты сама этого хочешь. Мне вас тоже, госпожа, очень хочется, вот только сегодня как-то это, как в бородатом анекдоте — медленно и печально, а мне что-то подобным скотом становиться совсем не хочется.
Посыл на сон, небольшой отток личной энергии.
О! Уже сопит. И правда, устала. Теперь накрываем это голое тело простынкой и одеялом сверху, и моем руки. Смазываем их детским кремом. Купила мне Арина, ещё когда в реанимации лежал. Уж больно натёртости в паху неприятные были.
А вот теперь можно осторожно и к телу приступить.
Удобно садимся на стульчик напротив попки женщины. Ягодицы круглые, загорелые. Стесняться некого, включил себе настольную лампу. Хоть рассмотрим, что тут нам за материал для занятий попался!
С попы и начинаем — я давно мечтал её потрогать!
Но не отвлекаемся, мы всё-таки лечением занимаемся и учёбой, а не подготовкой, для удовлетворения своих надобностей.
Нагнетаем энергию себе в ладони. Теперь — прикосновение к телу, как же приятно, чёрт! «Огурец» вот-вот лопнет. Может, её сонную… того этого? Нет, как-то это паршиво со стороны смотреться будет, а потому продолжаем учиться делать диагностику.
Часа два мучился, истратил кучу своей личной внутренней энергии, но проблемные точки я всё-таки на теле Марины нашёл. Что-то с венами на ногах и в районе низа живота энергии много уходит. Или воспаление, или может, что-то по венерическим заболеваниям, хотя вряд ли, значит, что-то с маткой. Или с мочеполовой системой? Может, каналы забились, или камни в мочевом пузыре? Точно определить не в состоянии пока — знаний у меня ноль. А вот воздействовать на проблемные участки — легко! Разгоняем собственные силы организма женщины и постепенно, очень аккуратно, чтобы не навредить, направляем всю эту мощь на проблемные участки, и через каждые полчаса, диагностика по новой. Часам к четырём дошёл до головы. Пару раз переворачивал это, чмокающее во сне губами, красивое и очень возбуждающее тело. Но сдержался, и боги, кто бы только знал, чего мне это всё стоило, но я выдержал и теперь весь потный и уставший пытался остатками энергии, что едва плескалась во мне, воздействовать на кожу шеи и лица милой женщины. Самое трудное, как можно было понять, было в начале, когда массировал ягодицы, потом немного ложбинку, что прикрывал треугольник трусиков помассировал, а уж про груди я и вовсе молчу. Большие, тяжёлые, чистые, вот только какие-то образования в одной из них. Вот там я больше всего сил своих и потерял.
Забрезжил рассвет. Я укрываю Марину простыней и сверху кладу одеяло. Окно открыто, а кровать, как раз, около него. Как бы не продуло эту обнажённую красавицу. Из последних сил, встав на четвереньки, добрался до своего ложа. Сил снять шорты с футболкой уже нет. Только коснулся головой подушки и тут же отключился.
Сквозь сон дразнящий запах кофе. Степановна запретила мне его употреблять и точно знаю, что в запасах ни моих, ни деда этого волшебного напитка нет.
— Вставай, лежебока! — радостный, весёлый волнующий голосок.
Ангел прилетел!
Точно ангел, но живой, радостный, выспавшийся, и ещё… словно помолодевший.
— Андрюша, вставай, уже полшестого. Поговорим, да я откланяюсь. Дежурство сдавать надо.
Марина, чёрт тебя побери, я в пятом часу лёг, наверное, если не позже, а ты мне — «полшестого», хотя, да, не спорю, за окном уже светло. Распогодилось, солнце утреннее вовсю в окно светит.
— Давай кофейку тяпнем, да шашлычок, что остался, доедим. Я его уже разогрела у девчат в микроволновке.
Вот же, зараза красивая, всё никак не уймётся!
— А-э-э-э-э! — зеваю я, подвывая в полный голос, на всю палату.
— Тише, оглашенный! — смеётся Марина, — соседей разбудишь, больница ещё спит.
Продрал глаза… не показалось! Точно, свеженькая и помолодевшая женщина у меня на кровати, присела с краешка, в руках большая чашка, а там как раз и есть, наверное, кофе для меня.
— Подвинься, встану, — недовольно бормочу я, всё-таки реально не выспавшийся, — хоть рожу сполосну.
Встать удалось с трудом, под насмешливым взглядом моей неудавшейся соблазнительницы. Просто сполоснул лицо холодной водой, разгоняя сон, и подсел к нашему вчерашнему импровизированному столу из табуреток.
Марина бутербродов горячих наделала из лаваша, колбасы и сыра с национальным кавказским кетчупом. А ничё так. Вкусно!
— Ты что со мной вчера сделал, негодник?
Бутеры ушли на «ура», да ещё под обжигающий кофе….
Шуточный наезд, вижу, что глаза смеются.
— И что я такого НЕ сделал? — хохмлю я.
Марина обижено дует губки.
— Про «не сделал» — потом поговорим! — говорит она, стараясь сделать голос серьёзным, но внутреннее веселье выдает выражение глаз, — я спала, как убитая, но во сне мне так хорошо и спокойно было, словно в детство окунулась с головой и почувствовала себя молоденькой школьницей, когда просыпаешься утром, а у тебя ничего не болит! — смотрит она мне в глаза, — и ноги не гудят, и поясница не лом словила. Я гнусь, как юная гимнастка. Пока ты дрых, свою бывшую разминку легко прошла и даже на шпагат села — такого лет тридцать со мной не происходило. А тут, после твоего обещанного массажа такие пируэты выдала, что у самой голова кругом идёт от мыслей. Грудь подтянулась, словно и не кормила детей. Я не говорю про кожу на лице, груди и шее. Девчонки, сучки, тут же на это обратили внимание и на мои руки. Подколоть успели, что я, вместо любовника, себе косметолога завела.