Нечисть Швеции. Обитатели кладбищ, лесов и полей — страница 8 из 11

Оборотни и волколаки

«Во тьме лесов живут нечестивые звери и птицы; глаза их сверкают от жажды крови, у них страшные челюсти, жуткие блестящие клыки или острые клювы. Их цепкие когти готовы вонзиться в горло жертвы, из которого тотчас же брызнет кровь.

Там живут волки, которые выходят по ночам из своего логова и гоняются за крестьянскими санями. Они гонятся до тех пор, пока крестьянка не будет вынуждена взять на руки маленького ребенка, сидящего у нее на коленях, и бросить его на съедение волкам, чтобы спасти жизнь мужа и свою собственную»[121].

Именно так описывала волколаков шведская писательница Сельма Лагерлёф в «Саге о Йёсте Берлинге». А тремя столетиями раньше появился опус шведского епископа Олауса Магнуса «История северных народов», где также упоминаются оборотни:

«Однажды некий человек благородного звания проезжал по бескрайнему лесу в сопровождении нескольких находящихся в рабском состоянии жителей ливонской деревни, весьма искусных в чародействе, что свойственно многим обитателям этих мест. День клонился к вечеру, но приюта путники так и не нашли, а потому вынуждены были заночевать в лесу. Кроме того, их терзал голод, так как припасов у них было совсем немного.

Тогда один из сопровождающих неожиданно предложил помощь, попросив остальных не беспокоиться, если они узреют что-либо необычное. А он позаботится о пропитании, так как видел невдалеке пасущееся овечье стадо. Он сказал, что быстро и без труда добудет овцу, и путники смогут приготовить жаркое себе на ужин. После того он отошел в лес, где никто не мог его видеть, и изменил свой облик, перекинувшись в волка.

Затем оборотень что есть мочи бросился к овечьему стаду, похитил овцу и, взвалив ее на себя, побежал обратно в лес, но бежал так быстро, что перед каретой хозяина предстал еще в облике волка. Его товарищи с благодарностью приняли злодейскую добычу и спрятали ее в своих повозках. Волк же снова убежал в лес и вернулся к своим спутникам уже в человеческом обличье.

Опять же, несколько лет назад в Ливонии, где людей рабского состояния больше, чем в какой-либо другой стране христианского мира, жена одного человека благородного происхождения поспорила со своим слугой, утверждая, что превращение человека в волка невозможно. В ответ на это слуга заявил, что с ее позволения он немедленно даст свидетельство обратного и бросился в погреб, откуда через краткое время появился уже в облике дикого волка. Когда оборотень бежал через поле к лесу, собаки стали преследовать его. Волколак отчаянно защищался, но все же собаки повредили ему глаз, а потому назавтра слуга предстал перед хозяйкой уже одноглазым»[122].

Сказания о превращении людей в зверей присутствуют во всех культурах, причем выбор животного зависит от региона, где появляется предание. Как правило, речь идет о хищниках: как никак, это главные конкуренты человека. Кроме того, именно в хищниках отражается звериная сущность самих людей, которую всячески старались сгладить в христианском мире. Первоначально способность перевоплощаться приписывали исключительно богам и отважным воинам Одина, превращение же обычных людей представлялось редкостью, хотя и упоминается в исландских сагах XIII века:

Надо теперь сказать о том, что Синфьётли показался Сигмунду слишком молодым для мести, и захотел он сперва приучить его понемногу к ратным тяготам. Вот ходят они все лето далеко по лесам и убивают людей ради добычи. <…>

Вот однажды выходят они в лес на добычу и находят дом некий и двух людей, спящих в доме, а при них толстое золотое запястье. Эти люди были заколдованы, так что волчьи шкуры висели над ними: в каждый десятый день выходили они из шкур; были они королевичами.

Сигмунд с сыном залезли в шкуры, а вылезть не могли, и осталась при них волчья природа, и заговорили по-волчьи: оба изменили говор. Вот пустились они по лесам, и каждый пошел своей дорогой. И положили они меж собой уговор: нападать, если будет до семи человек, но не более; и тот пусть крикнет по-волчьи, кто первый вступит в бой.

– Не будем от этого отступать, – говорит Сигмунд, – потому что ты молод и задорен, и может людям прийти охота тебя изловить.

Вот идет каждый своею дорогой; но едва они расстались, как Сигмунд набрел на людей и взвыл по-волчьи, а Синфьётли услыхал и бросился туда и всех умертвил. Они снова разлучились. И недолго проблуждал Синфьётли по лесу тому, как набрел он на одиннадцать человек и сразился с ними, и тем кончилось, что он всех их зарезал. Сам он тоже уморился, идет под дуб, отдыхает…

Он молвил… «…на помощь, чтоб убить семерых, а я против тебя по годам ребенок, а не звал на подмогу, чтоб убить одиннадцать человек».

Сигмунд прыгнул на него с такой силой, что он пошатнулся и упал: укусил его Сигмунд спереди за горло. В тот день не смогли они выйти из волчьих шкур. Тут Сигмунд взваливает его к себе на спину и несет в пещеру: и сидел он над ним и посылал к троллам волчьи те шкуры.

Видит однажды Сигмунд в лесу двух горностаев, как укусил один другого за горло, а затем побежал в лес и воротился с каким-то листом и приложил его к ране, и вскочил горностай жив-здоров. Сигмунд выходит из пещеры и видит: летит ворон с листком тем и приносит к нему; приложил он лист к ране Синфьётли, и тот вскочил здоровым, точно и ранен никогда не бывал. После этого вернулись они в землянку и были там, пока не пришла им пора выйти из волчьих тех шкур. Тут взяли они шкуры и сожгли на костре и закляли их, чтобы они никому не были во вред. А в том зверином обличии свершили они много славных дел на землях Сиггейра-конунга. И когда Синфьётли возмужал, то решил Сигмунд, что хорошо испытал его[123].

В самой Швеции средневековых письменных источников, в которых бы упоминались волколаки, не сохранилось, однако едва ли предания о них сильно отличались в разных местах на территории современной Скандинавии.

Так, в Швеции получила распространение баллада «Оборотень» (Varulven[124]). Речь в ней идет о юной беременной деве, на пути которой встречается волк. Она предлагает ему дары, молит пощадить ее, но тот отказывается. Тогда девушка залезает на дерево, но оборотень одним прыжком заваливает его и набрасывается на красавицу.


«Сигмунд с сыном залезли в шкуры, а вылезть не могли, и осталась при них волчья природа, и заговорили по-волчьи: оба изменили говор»


В европейских средневековых балладах оборотней в первую очередь интересует плод беременной девушки


Ее крик о помощи слышит возлюбленный, но к месту трагедии он прибывает слишком поздно: вырванный из чрева плод уже в пасти волколака, невеста юноши мертва, но ее язык все еще способен попрощаться с любимым. Баллада записана в тринадцати вариантах, один из которых – со счастливым концом: жених успевает спасти невесту и убивает волка.

Повышенный интерес к плоду, вырывание его сердца, поедание и выпивание крови нерожденного младенца якобы гарантировали оборотню избавление от проклятия. Во всяком случае, в это верили жители Южной Швеции – и потому настоятельно советовали женщинам в положении оставаться дома.

Кто становился оборотнем?

Всех оборотней шведский фольклор делит на три группы: 1) превращение происходит по личной инициативе; 2) превращение – результат наложенного проклятия; 3) превращение – расплата за грехи матери. По собственному желанию оборотнями становились в основном на севере страны, хотя редкие описания волколаков на юге тоже встречаются. На выбор предоставлялось три животных: медведь (север Швеции), волк (север и центральные регионы) и собака (юг)[125].

Основных причин стать зверем было две. Во-первых, месть крестьян из одной деревни жителям соседних деревень, которых издревле обвиняли в собственных бедах. Во-вторых, голод. При плохом урожае или неудачной охоте обернуться волком было порой чуть ли не единственным спасением. В облике животного оборотень задирал коров, овец, коз, оленей и поедал сырое мясо, что помогало выжить в тяжелые годы.


Существовало немало способов превратиться в волколака: выпить воды из волчьих следов, надеть шкуру или намазаться специальной мазью


Известно несколько способов превращения в оборотня. Одни пили воду из волчьих следов, другие использовали особую мазь, третьи надевали шкуру или специальный пояс из тонкой полоски кожи со спины повесившегося или казненного. Желая снова принять человеческий облик, этот «наряд» просто-напросто снимали[126].

Другой рецепт мы находим в «Истории северных народов» Олауса Магнуса. Он предлагает выпить пива с особыми ингредиентами и произнести заклинание:

«Иногда человек, будь то германец или уроженец тех стран, вопреки воле Божией вдруг страстно желает нового порядка вещей и хочет попасть в компанию этих проклятых существ. Такое противоестественное превращение может произойти, если человеку, желающему стать волколаком, искусный чародей, произнеся нужное заклинание, преподнесет чашу с пивом, тот выпьет ее, изменит свой облик и вместе со всей стаей станет причинять вред и даже убивать своих бывших собратьев людей и уничтожать их стада. Со временем он может по желанию вернуться в прежнее обличье»[127].

В Центральной Швеции поверий о самостоятельном превращении в волка не сохранилось: здесь оборотень – это результат проклятия, насланного колдуньей. Нередко это была месть за нанесенное ей оскорбление, хотя бывали случаи выполнения заказа обиженного соседа или родственника – или же просто-напросто проявление злого нрава ведьмы.

Особенно склонными к колдовству считали саамов, финнов и русских. Легенды о заколдованных солдатах получили популярность во времена войн Карла XII и после выхода в XIX веке манифеста о присоединении Финляндии к Российской империи.

О власти русских чародеев над шведскими военнопленными ходили поистине легенды, многие даже верили, что в таком превращении есть свои плюсы: скажем, человеку в образе волка легче сбежать из плена и вернуться в родные края.

Узнавали о том, что по стране бродят не простые волки, а оборотни, случайно. Так, один из солдат Карла XII плохо отозвался о русской ведунье, за что та якобы превратила его в зверя. Жена его думала, что супруг пребывает в плену где-то в Сибири, пока зимой к ней не начал захаживать волк. Сжалившись над ним, женщина бросила ему кусок мяса, после чего он в мгновение ока превратился в человека.

Не все истории заканчивались так хорошо. Порой под шкурой подстреленного волка обнаруживали пуговицы – точь-в-точь как на форме шведских солдат. Для крестьян становилось очевидно: они столкнулись с оборотнем. После таких происшествий охотники долго отказывались убивать волков, опасаясь, что под личиной зверя может скрываться человек.

В последний год войны с Россией в провинции Смоланд расплодилось слишком много волков. Поговаривали, что виновны в этом русские: они превратили бравых шведских солдат в зверей, дабы те, вернувшись на родину, мучили свою страну. Однако шведские солдаты возвращались совершенно с другой целью: им не терпелось увидеть жен и детей, которых им пришлось оставить, уходя на поле боя.

Так, один солдат в обличии волка возвратился к своей супруге, что жила в избе близ города Кальмара (Kalmar). Но не успел он дойти до родного дома: приметил его охотник да подстрелил. Затащили волка в избу, сняли с него шкуру – и тут жена солдата увидела, что под шкурой-то у волка рубаха, которую она сшила своему возлюбленному.

Наиболее интересная категория оборотней встречается на юге Швеции (в бывших датских провинциях) и частично в Смоланде. Здесь говорили о «дурной наследственности»: мол, человек своим превращением расплачивается за грехи матери.

Что же такого могла совершить мать, чтобы навлечь на свое дитя такие беды? Провинность ее заключалась в нарушении Божьего наказа: она пыталась облегчить себе роды, за что и была жестоко наказана.

Рожденный без «обязательных» для этого процесса мук мальчик становился волколаком, а девочка – марой, о которой пойдет речь в следующей главе.


В народе верили: пролезть под кобылой или продеть голову через плаценту жеребенка – верные способы облегчить роды


Считалось, что среди животных легче всего от бремени разрешаются кобылы, а потому самые надежные способы облегчить себе страдания были связаны с лошадями. Наиболее действенный метод – использование плаценты жеребенка, через которую надо было трижды продеть голову. Еще вариант – пролезть голышом через плодный пузырь новорожденного жеребенка. На худой конец, можно было трижды проползти под кобылой, родить в том же месте, где появился жеребенок, или же просто во время родов держать лошадиную упряжь.

В Иветофте (Ivetofta) одна женщина решила пойти на хитрость и обмануть самого Бога. Раздобыла она плодный пузырь жеребенка и пролезла через него, чтобы роды у нее проходили легче.

Средство помогло: поговаривают, что сына Ларса родила она, сидя за ткацким станком. Он просто упал на пол, пока она сидела за работой, даже не заметив, что родила.

Потому-то Ларс и был весь кривой да скрюченный. К тому же, повзрослев, стал он самым настоящим оборотнем и то и дело преследовал девушку, на которую положил глаз. Тогда односельчане изловчились да изловили Ларса, а потом заперли его и не спускали с него глаз. А к девушке с тех пор оборотень больше не являлся.

Помимо трех основных представлений о том, кто и по какой причине становился волколаком, существовали и другие, менее распространенные объяснения.

Например, ребенка могла сглазить «кошка, смотревшая на колыбель с новорожденным», либо кошка, сначала прошедшая под гробом, а затем – под кроватью женщины накануне родов. Волколакством можно было и заразиться: при укусе оборотня его слюна смешивалась с кровью жертвы, которая также превращалась в чудовище. Однако подобные истории крайне редки и возникли, по всей видимости, довольно поздно, под влиянием рассказов о вурдалаках и вампирах.

Где-то в дремучих лесах Финляндии жила-была злая-презлая старуха. Однажды отправилась она в лес собирать хворост. И вот прошла она меж двух елей, где паук сплел свою паутину, да неудачно: вся паутина возьми да и окажись у нее на лице. Как же разозлилась старуха! От недовольства она громко выругалась – и тут же превратилась в волка.

Семь лет жила она среди себе подобных. Стая то и дело задирала овец, и вся округа приходила в ужас, заслышав волчий вой.

Как-то раз обезумевшая стая волков набросилась на крестьянина. Но старуха в обличии волка не пошла вместе с ними: негоже зверям трогать людей! За это была ей потом награда: она снова стала человеком.

Вернувшись домой, рассказала старуха, как тяжела волчья жизнь. Еды у них почти никогда не водилось. Однажды на Рождество набросилась их стая из семи волков на кошку – другой пищи во всей округе было не сыскать. Нередко они и вовсе голодали, питаясь лишь корой деревьев да объедками на обочинах дорог.

Кто бы ни наслал проклятие – будь то колдун или Всевышний, – общих правил для заклинания не существовало. Стать оборотнем навсегда в Швеции считалось практически невозможным. Превращения происходили в четко установленное время: под действием сильного заклинания – каждый вечер, но чаще речь шла о ночи с четверга на пятницу и о больших праздниках (в первую очередь, под Рождество). Одни меняли облик раз в неделю, другие – в определенный месяц, кто-то – ночью, кто-то – днем[128].


Колдуньи могли превратить людей в волков из зависти или обиды


И все же большинство превращений случались ближе к полуночи, из-за чего по утрам волколаки чувствовали сильную усталость. Об этом говорится уже в средневековой «Саге об Эгиле»:

Жил человек по имени Ульв.

<…> В молодости он ходил в викингские походы.

<…> Сальбьярг стала женой Ульва. Он тогда также поехал к себе домой. У него было много земли и добра. Как и его предки, он стал лендрманом и могущественным человеком.

Рассказывают, что Ульв был хорошим хозяином. Он обычно рано вставал и обходил работы, или шел к своим ремесленникам, или же осматривал стада и поля. А иногда он беседовал с людьми, которые спрашивали его совета. Он мог дать добрый совет в любом деле, потому что отличался большим умом. Но каждый раз, когда вечерело, он начинал избегать людей, так что лишь немногим удавалось завести с ним беседу. К вечеру он делался сонливым. Поговаривали, что он оборотень, и прозвали его Квельдуольвом (Вечерним Волком).

Оборотень или человек?

Определить, оборотень предстал перед нами или человек, было непросто, однако волколакам все же приписывали ряд отличительных признаков.

Например, за оборотня скорее принимали волка-одиночку, нежели целую стаю. Правда, из этого правила существуют исключения: в некоторых историях оборотнями становятся чуть ли не все жители деревни или хутора.

В Упланде на пути свадебной процессии повстречалась колдунья. Увидев радостных гостей, колдунья прочитала страшное заклинание. В тот же миг все люди упали с коней и повозок и забегали на четырех лапах, обратившись волками.

Порой эта стая захаживала в деревню и воровала скот. Никак не могли местные жители отвадить волков от своих подворий. И вот как-то раз крестьянин заметил, что у одного волка на шее белое пятнышко – точь-в-точь как белый воротничок у священника[129]. Мужчина остановился, снял шляпу и вежливо спросил волка:

– А не пастор ли это Сальвандер?

В мгновение ока поднялся волк на две лапы и, обернувшись служителем церкви, отправился в храм.

Однако других оборотней крестьянин не мог назвать по именам, а потому не был в состоянии избавить их от ужасного проклятия. Так и убежали остальные волки в лес – правда, с тех пор их никто больше не видел.

Одно из популярнейших описаний шведского волколака – наличие у него всего трех лап. Объяснялось это просто: две ноги и одна рука превращаются в волчьи лапы, а вторая рука – в хвост (либо же четвертую лапу оборотень пытался вытянуть, чтобы она напоминала хвост). Бежать на трех лапах было неудобно, и волк слегка прихрамывал. Но издалека его изъян был незаметен, да и бежал зверь обычно «быстрее ветра».

Отличали оборотня и по взгляду: поскольку его заколдовали, в его глазах читалось страдание. Некоторые в обличии зверя не отбрасывали тени.

Волколаки, будучи в повседневной жизни обыкновенными крестьянами, прекрасно ориентировались во дворах и могли безошибочно определить, где находится скот. Да и пристрастия у них были своеобразные. Вот что писал Олаус Магнус в своей «Истории северных народов»:

«В ночь перед Рождеством Христовым перекидывающиеся в волков люди собираются большими стаями в условленном месте и с невиданной свирепостью накидываются как на людей, так и на других нехищных существ, а потому жители, обитающие невдалеке от таких мест, терпят гораздо больший урон, чем от настоящих волков. Хорошо известно, что волколаки нападают на жилища лесных обитателей с невероятной жестокостью, стараясь выломать двери в постройках, с тем чтобы пожрать как людей, так и всех живых существ, находящихся внутри. Они вламываются в погреба и подвалы, где хранятся бочонки с пивом и медовыми напитками, и опустошают их, после чего сваливают пустые сосуды в кучу посреди подвала, водружая их друг на друга, чем в своем поведении они и отличаются от обычных волков.

Среди местных жителей бытует поверье, что место, где ночью отдыхал оборотень, приносит несчастье. Если с человеком что-либо случается в таком месте – к примеру, его сани опрокидываются в сугроб, – это предвещает несчастному путнику смерть в течение года.

На границе Литвы, Самогитии и Куронии есть стена, стоящая на развалинах старинного замка, где в наши дни собираются тысячи таких существ и состязаются в ловкости, перепрыгивая через эту стену. Тот же, кто не сумеет достаточно ловко сделать прыжок и упадет, подвергается избиению вожаками стаи.

Вообще же сейчас с большой уверенностью утверждают, что среди толпы оборотней немало магнатов и высшей аристократии этих земель»[130].

Опознавание работало и в обратную сторону: глядя на человека, можно было догадаться, оборотень ли он. Сросшиеся брови, густые волоски между лопатками, отсутствие бороды, стертые или подточенные зубы и загрубевшие руки (в обличии зверя оборотням приходилось кусаться и разрывать одежду), шрамы на лице и способность забегать по лестнице или в гору на четвереньках – все это были типичные приметы волколаков.

Не менее «говорящими» были и такие признаки, как изменение настроения, агрессивное поведение (восхваляемое викингами-воинами, но порицаемое христианской моралью), потеря контроля, избегание людей, нарушение сна – «симптомы» оборотня, встречающиеся чуть ли не во всех сказаниях[131].

Защита от оборотня и избавление от заклятия

Чтобы не встретиться с оборотнем, необходимо было предпринять меры предосторожности. Идеальным средством являлся борец клобучковый: он фактически служил для оборотней ядом, один запах которого отпугивал даже самого храброго волколака. Неплохой заменой служили омела и ясень.

Не меньше доверяли стальным предметам и надетой наизнанку одежде. Все это не только держало в стороне оборотней, но и защищало от проклятий и заклинаний колдунов.

В шведской провинции Нэрке один скорняк без памяти влюбился в девушку, но получил от нее отказ. Узнав, что она собирается замуж, он решил отомстить, превратив всех в волков. Однако гости об этом узнали и тщательно подготовились: жених с невестой положили в карманы и поясные кошельки сдвоенные стебельки льна и стальные предметы. Все приглашенные съели дольки чеснока, нарезанные крестиками, и скормили такие же лошадям.

Но все же без ошибок не обошлось: одну из рубашек жених забыл вывернуть наизнанку, из-за чего, вернувшись домой, сильно захворал. Эту рубашку, за которую, видимо, и «зацепилось» проклятие скорняка, послали местному знахарю. Тот прочитал над ней какое-то заклинание и велел сжечь. Так жених и поступил, после чего сразу же пошел на поправку.

Человека, обреченного менять облик, можно было избавить от этого недуга. Самый простой способ – попросить колдуна снять заклятие. Если он не согласится (или если маг неизвестен), следовали особому ритуалу: перекрестив волка, на него капали три капли крови. Не удалось достичь нужного эффекта? Тогда оборотня ударяли, но этот метод был рискованным: существовала опасность, что перед нами не волколак, а способный напасть разъяренный зверь.


«Все, это последний кусок!»


В истории, записанной в конце XVIII века в Даларне, числится еще один эффективный способ: произнести имя заколдованного. Он помогал не меньше, чем проявление сочувствия или оказание помощи оборотню.

Дочь бонда в провинции Даларна собралась выходить замуж. Свадьба была пышной, на широкую ногу, но внезапно на нее явились незваные гости – лопари, которые тоже захотели досыта поесть, испить вкусных напитков и развлечься.

Таким гостям, однако, никто не обрадовался. Собравшиеся пировать погнали непрошенных саамов взашей. А один смельчак, прихватив с собой клюку, бросился за ними с угрозами. Но, оказавшись в лесу, он внезапно превратился в волка.

Ждали его собравшиеся, ждали, да никак не могли дождаться и отправились на его поиски. Но как только они заходили в лес – тут же оборачивались зверями. В этой огромной стае из девятнадцати волков оказалась и сама невеста.

Все это видели оставшиеся в доме гости. Не на шутку испугавшись, они отдали лопарям все, что стояло на столе.

Волки же принялись разбойничать. Еще бы: они прекрасно знали, где находятся коровы да овцы! Раз за разом охотники пытались поймать ненасытных зверей – да только все без толку, ни одного волка они так и не подстрелили.

Отец невесты знал: колдовство можно разрушить, если назвать волка по имени. Полгода он бродил по лесам, выкрикивая имя дочери, но все напрасно.

Так прошло семь лет. Как-то на Рождество один из волков – бывший скорняк Пелле – явился в одну из деревень, где жила его престарелая мать. Завидев волка, она бросила ему кусок мяса, надеясь, что он вновь убежит в лес. Но волк будто и не собирался уходить, лишь молча стоял и глядел на бедную женщину.

Старушка была нищей, запасов еды у нее было не так уж много, и все же она кинула еще немного мяса в сарай, сказав:

– Все, это последний кусок!

Бросился за ним волк, а старушка раз – и захлопнула дверь.

«Вот уж попался так попался, – подумала она. – Пойду-ка теперь к соседу, пусть прикончит этого изверга!»

Но в этот момент что-то кольнуло ее сердце.

– Это ведь не ты, Пелле? – спросила вдруг она.

Внезапно волчья шкура спала, и скорняк снова превратился в человека. Не сбросил он только хвост – за то и звали его потом Хвостатым Пелле[132].

В этой истории заклинание оказалось столь сильным, что люди обернулись волками на многие годы. Но, как мы помним, в Швеции оборотничество обычно носило временный характер. Большинство людей даже не подозревали, что живут бок о бок с волколаком, и узнавали об этом совершенно случайно.

Женщине, недавно вышедшей замуж, начало вдруг казаться, что супруг ее странно себя ведет. Он уходил на несколько дней, а когда возвращался, то выглядел измученным и расстроенным, но рассказывать, где он был все это время, отказывался. Женщина решила, что супруг ее страдает от какой-то страшной болезни и потому вынужден иногда бывать один.

Когда лето уже клонилось к концу, чета отправилась на поле собирать урожай. Настало время обеда, но мужчина сказал, что хочет поискать пищу в лесу.

Вскоре из-за деревьев показался огромный пес с серо-желтой шерстью. «Овчарка», – подумала женщина, но, взглянув на собаку повнимательнее и заметив ее поджатый хвост, поняла: это волк.

В ужасе бросилась женщина бежать, но зверь оказался быстрее и схватил ее за юбку. Рванув посильнее, он оторвал кусок и принялся его разрывать на мелкие части. Испугавшись, женщина закричала:

– Юхан! Юхан! Помоги мне!

В ту же секунду обезумевший волк исчез, а на его месте вырос ее муж. Стыдливо потупив взгляд, он стоял, держа во рту оторванный кусок юбки.

– Спасибо тебе, – сказал он. – Ты избавила меня от проклятия, назвав по имени!

Отдельное место в шведском фольклоре занимают истории, в которых у мужчины (а оборотнями зачастую становятся именно представители мужского пола[133]) возникает своего рода предчувствие. Понимая, что в любую секунду может превратиться в волка, он дает супруге шанс спасти и себя, и его. Отлучаясь якобы по срочному делу, мужчина предупреждает: скоро появится зверь, которому надо что-то бросить – например, фартук.

Если супруга так и поступает, колдовские чары рассеиваются и мужчина навсегда остается в человеческом обличии. Узнать о разрушенном проклятии помогают оставшиеся в зубах бывшего оборотня «доказательства»: нитка от фартука, клочок женского платка или разодранная одежда.

Отправились как-то супруги на жатву. И был в этой паре муж оборотнем, о чем жена совершенно не догадывалась. Почувствовал он, что пришла пора ему обернуться зверем, и сказал:

– Я отлучусь ненадолго. Если вдруг прибежит к тебе огромная собака, стукни ее вилами, но только не коли!

Ушел крестьянин в лес, и вскоре появился у телеги большой пес. Зарычал он, залаял да вцепился в юбку бедной женщины. Схватила она вилы да ударила со всей силы. Убежал пес в лес, и через несколько минут показался оттуда и крестьянин.

– Пока тебя не было, – пожаловалась жена, – прибегала страшная собака. Как же она рычала и лаяла! А потом и за юбку меня схватила!

Засмеялся тут муж, и увидела женщина нитки у него между зубами.

– Боже! – закричала она, поняв, с кем имеет дело. – Так ты оборотень!

– Уже нет! – обрадованно ответил мужчина. – Ты узнала, что я оборотень, а значит, разрушила чары! Не буду я отныне бегать в звериной шкуре!

Подобные истории оказывались весьма поучительными. Во-первых, услышав их, женщина понимала: ей не следует ходить одной. Но была здесь и другая подоплека: несмотря на то что формально от чар мужчину освобождает супруга, в роли защитника по-прежнему выступает он – и никто другой. Ведь именно он предупреждает об опасности, и именно он помогает жене справиться со злым чудовищем и таким образом спасает и ее, и себя.

Как помним, некоторые люди обращались в волков по собственному желанию. Одно дело – превратиться в волка ради добычи еды в голодные годы, то есть фактически ради выживания. Совсем другое – произнести заклинание с целью отомстить или досадить неугодным.

Чтобы обезопасить себя от встречи с охотником, колдун перечислял все предметы, при помощи которых ему так или иначе могли причинить вред. И все же всегда находилось что-то неупомянутое – именно такой предмет и мог уничтожить оборотня. Если для превращения использовалась шкура или пояс, их сжигали – и чары разрушались.

Кроме того, обернувшийся зверем маг оказывался бессилен перед серебряными пулями (особенно сделанными из обручального кольца) и взятыми из церкви вещами: страницами из псалтырей и облатками.

Оборотни сегодня

Вера в оборотней жива в Швеции и сегодня. В 1972 году в Треллеборге (Trelleborg) вспыхнула настоящая истерия: ученики одной из школ принялись утверждать, что видели настоящего волколака. Дошло до того, что полиция взялась охранять дорогу к учебному заведению. Вскоре подобное произошло и в Стокгольме.

Эти инциденты вызвали огромную шумиху. В результате расследований выяснилось, что незадолго до происшествий по главному телеканалу Швеции показывали фильмы о вампирах и оборотнях. К тому же в 1968 году появился фильм шведского режиссера Ингмара Бергмана «Час волка» – единственный в его фильмографии, который можно отнести к жанру психологического хоррора. В нем также поднималась тема вампиров и волколаков.

Одновременно популярность приобрели комиксы о человеке-волке. Вышел и роман об оборотне. Дети с удовольствием подхватили сюжеты, и одним из развлечений во дворах стали игры в зомби, монстров и других чудовищ. Неудивительно, что на этом фоне школьникам начала мерещиться всякая нечисть.

Мара

Ванланди был сыном Свейгдара и владел богатствами Уппсалы. Он славился воинственностью и любовью к странствиям. Однажды он остался зимовать в стране финнов, где взял в жены красавицу Дриву. Весной он уехал, обещав Дриве вернуться через три зимы, но и через десять зим его по-прежнему не было.

Тогда Дрива послала их общего сына в Швецию, а сама обратилась за помощью к колдунье, чтобы та помогла вернуть Ванланди или же убила его. Ванланди, находившийся в то время в Уппсале, внезапно почувствовал непреодолимое желание вернуться в страну финнов, но его советники принялись его отговаривать, объясняя ему, что такую тягу можно объяснить лишь колдовством.

Только Ванланди согласился остаться, как его охватила сильная усталость, и он отправился спать. Прошло всего несколько минут, как вдруг он неистово закричал: «Меня топчет мара!» Его приближенные тут же бросились к нему на помощь и принялись удерживать его голову. Тогда мара схватила его за ноги так, что чуть не сломала их. Верные рыцари бросились к его ногам, но тут мара обхватила его голову так сильно, что он скончался. Погребение состоялось на утесе Скутё, где в честь Ванланди также воздвигли памятные камни.


Согласно древней легенде, мара сгубила славного воина Ванланди


<…>

Ведьма волшбой

Сгубила Ванланди,

К брату Вили[134]

Его отправила,

Когда во тьме

Отродье троллей

Затоптало

Даятеля злата[135].

Пеплом стал

У откоса Скуты

Мудрый князь,

Замученный марой[136].

Так в «Саге об Инглингах» из книги «Круг земной» Снорри Стурлусона (ок. 1230) описана история одного из легендарных королей Швеции. Колдовство, наказание за предательство – типичная черта скандинавского эпоса. Но в этом сказании мы встречаемся с местью не просто человека, а уникального персонажа – мары (mara).

Мара существует в большинстве культур. В славянской мифологии это призрак, в европейской – злой дух, который по ночам садится на грудь, вызывая дурные сны[137]. Именно ночью человек наиболее уязвим, и нечисти не составляет труда проникнуть в его душу и тело.

В Швеции однозначного ответа на вопрос, откуда взялась мара, нет. Здесь даже не существовало единого представления о том, было ли состояние мары добровольным. Если в бывших датско-норвежских провинциях были склонны думать, что превращение в мару – это проклятие или колдовство, то на севере страны бытовало мнение о добровольном преображении с целью мстить и мучить.

Причин, по которым человек неосознанно становился марой, много. Порой говорили, что мара – это некрещеный ребенок, через которого перепрыгнула кошка.

Похожее объяснение находили и в Финляндии. Правда, там марой считали душу убитого и брошенного в лесу некрещеного ребенка, который после смерти продолжал кричать по ночам и мучить людей. В Финляндии с марой пытались бороться с дохристианских времен: за ней гонялись с ножом или ружьем, громко при этом ругаясь и всячески ее обзывая[138].

Вернемся в Швецию. В провинции Вестерботтен мара – это девушка, родившаяся «в неподходящее время», которым здесь считали промежуток с полуночи до часа ночи.

В некоторых деревнях на юге Швеции уточняют: марой становится исключительно женщина, не вышедшая замуж (в редких случаях – холостой мужчина). Как правило, она весьма любвеобильна, а потому постоянно находится в поиске жертв.

Во многих преданиях образ мары не связан с возрастом или семейным положением. Скорее, это дух, обитающий абсолютно во всех женщинах. Когда те умирают, дух освобождается, и женщина превращается в мару, продолжая ходить по грешной Земле.

Для жителей северной Швеции мара – это завистливый и злой человек, добровольно превращавшийся в столь ужасное существо, чтобы издеваться над соседями и животными[139]. Такие представления о маре во многом перекликаются с более поздними историями о ведьмах и колдунах. С одной стороны, они отражают недоверие к жителям соседних деревень, а с другой – показывают презрительное отношение к тем, кто слыл «белой вороной» или считался чужаком.

В Южной и Западной Швеции (в бывших датских провинциях) образ мары связан с беременностью. Облегчение родов в христианской традиции расценивалось как большой грех, за который расплачиваться иногда приходилось детям. Родившийся мальчик превращался в волколака, а девочка – в мару. Днем эти существа выглядели и вели себя как обыкновенные люди, а ночью принимали необычный облик (либо становились невидимыми) и отправлялись мстить и причинять боль другим.

Во многих языках имя «мара» и производные от него звучат похоже. Так, например, в английском это nightmare, во французском cauchemar, в шведском – mardröm, в русском – пришедшее из французского слово «кошмар».

В современном шведском языке многие слова с корнем mara имеют негативную коннотацию. Так, satmara и markatta – оскорбления, значащие что-то вроде «ведьма, мерзавка, дрянь». Старое название герпеса в Швеции – markyss, или «поцелуй мары», излечиться от которого можно было, трижды поцеловав каменную стену. А еще с марой связано слово marig – «тяжкий, неприятный, беспокоящий».

Мара – одно из наиболее древних существ Скандинавии. Упоминания о ней появляются не только в сагах, но и в сводах законов. Так, в Норвегии в XI веке женщину обязывали уплатить штраф, если истцу удавалось доказать, что она приходила к нему или его слуге в образе мары.

Несмотря на это, изучать образ мары начали не так давно: только в конце XX века в Швеции вышел первый обширный труд, посвященный этому существу.

Как распознать мару?

В большинстве своем мары – это женщины, причем обладающие тайной властью над мужчиной, что роднит их с некоторыми другими мифическими существами, например лесной девой и эльфийками. В подобных рассказах мужчина является либо главой семейства, либо священником – иными словами, человеком, стоявшим в патриархальном крестьянском обществе значительно выше женщины. При этом перед марой он бессилен и выступает в роли своеобразной жертвы.

Безусловно, демонстрация власти женщины не могла остаться безнаказанной, тем более что народный фольклор носил не столько развлекательный, сколько назидательный характер. Зачастую мару ждала унизительная расплата. Например, после восхода солнца она попадала в навозную кучу, не в силах из нее выбраться.

Этого не происходило, если марой оказывался мужчина. Обычно он просто «переставал быть марой» и продолжал жить нормальной жизнью. Да и сексуальный подтекст, присутствующий в преданиях о женщинах, в сказаниях о мужчинах-марах практически отсутствует.

Справедливости ради стоит отметить, что истории о маре-женщине далеко не всегда заканчиваются унизительно. Представ молодой красивой женщиной, она была способна очаровать мужчину настолько, что он надеялся связать с ней свою судьбу.

Для этого ему приходилось идти на хитрость: дождавшись мары, юноша заклеивал замочную скважину[140], через которую она входила, и та, оказавшись в ловушке, оставалась у него жить и в итоге соглашалась стать его женой.

Такие браки сначала были счастливыми, порой в них даже появлялись дети, однако через несколько лет между супругами наступал разлад, и в порыве гнева муж начинал припоминать жене, как чванливо и заносчиво она себя вела, когда впервые пришла к нему.

При этом, переполненный злостью, он указывал на замочную скважину и вытаскивал из нее затычку. Мара мгновенно исчезала и больше никогда не появлялась, как бы сильно мужчина ни тосковал по ней и ни умолял вернуться. Похожие мотивы встречаются и в преданиях о лесных девах.


Нередко с восходом солнца мара оказывалась в навозной куче


Однозначного описания внешности мары не существует. В большинстве случаев она предстает в образе женщины. Иногда она лишь дух, который проносится мимо, словно вихрь. Изредка превращается в какое-нибудь животное (чаще всего кота[141]), птицу (особенно сову) или предмет (даже перо).

В образе бытового предмета или рабочего инструмента мара чаще появляется на севере Швеции. Такие всегда оказывались в странных местах, что вызывало подозрения и заставляло действовать иррационально.

Излюбленный предмет перевоплощения мары – вилы. Заметив их не там, где им положено находиться, крестьяне втыкали их в навозную кучу. Утром, когда всходило солнце, вилы принимали свое истинное обличие и превращались в женщину (реже – мужчину).

Крестьянин в провинции Хельсингланд как-то заметил, что лошади его по утрам неспокойны. Никак он не мог понять, в чем дело. Однажды заработался он допоздна и перед сном решил проверить своих коней. На всякий случай захватил с собой нож: кто знает, что может случиться в темной конюшне?

Его лошади фыркали и явно волновались, но ничего подозрительного крестьянин не заметил. Собрался он было уходить, как вдруг увидел у дверей вилы.

«Странно, – подумал он. – Не помню, чтобы я оставлял их здесь. Да и вилы, похоже, не мои. К тому же что им делать тут, в конюшне? Надо бы воткнуть в них нож – вдруг здесь кто-то надумал поколдовать?»

Так крестьянин и поступил. Лишь одно его удивило: вилы показались ему мягкими.

«Наверное, почудилось», – решил он и отправился спать.

Ранним утром его позвали в соседний дом. Крестьянин остолбенел: в постели лежал сосед, а из его ноги торчал нож – тот самый, что крестьянин воткнул в вилы. Так крестьянин узнал, что его сосед был марой.

Чего хотела мара?

Главная цель мары – мучить спящих, садясь им на грудь и «скача» на них. От этого у спящего возникает удушье и паника, он теряет способность двигаться и говорить. Этот феномен сегодня известен как сонный паралич.

Не обходила мара стороной и домашних животных, особенно лошадей[142]. Определить, топтала ли она кобылу, не составляло труда: если утром животное в мыле – значит, не обошлось без нечистой силы[143].

Также мара заплетала лошадям косички (шв. marflätor, martovor – «марские косички»), расплетать которые категорически запрещалось: если хоть один волосок упадет, хутор постигнет несчастье.

Вкладывался в образ мары и эротический подтекст. В преданиях, где на передний план выходит именно эта ее сторона, мара появляется исключительно для того, чтобы отомстить за невыполненное обещание. Так было в описанном в начале главы случае со шведским королем Ванланди, погибшим от рук мары из-за отказа вернуться к Дриве.

Сюжет таких историй прост: на базаре с юношей знакомится симпатичная девушка. Парень проявляет к ней взаимный интерес, и они договариваются о встрече. Но юноша либо нарушает обещание, либо позже разрывает помолвку или женится на другой. Тогда-то мара и начинает мстить.


Мара садилась на грудь спящего и душила его


Она прилетает к нему по ночам, садится ему на грудь и принимается мучить. Нередко мара одета так же, как в день знакомства или при разрыве отношений, и ее преследования могут продолжаться годами. Развязки таких историй очень разные: где-то мужчина сходит с ума, где-то возвращается к невесте – и тогда его кошмары прекращаются.

Однако в ряде историй все складывается удачно: молодые люди создают семью и заводят детей. До определенного момента муж даже не догадывается о том, что женат на маре.

Впрочем, и сама девушка может этого не знать. Ценность таких рассказов – в неожиданной развязке. Мара, расставившая ловушку, в итоге сама в нее и попадает.

В одном селе в провинции Смоланд у супружеской пары была лошадь, которая каждую ночь невероятно потела. Все перепробовали супруги – ничего не помогало. Жалко им было свою старую кобылу, и решили они попросить помощи у соседей-знахарей. Совет оказался простым: подвесить над лошадью косу. Так они и поступили.

Утром мужчина проснулся – а жены рядом нет. Не было ее ни в доме, ни в огороде, ни в саду. Когда пришел он в конюшню, то увидел душераздирающую сцену: его мертвая супруга висела на косе. Так он узнал, что был женат на маре.

Рассекречивание

«Рассекречивание» мары в основном происходило при нанесении ей какого-то увечья. Можно было, например, ударить ее по лицу, сжечь соломинку, в которую она превратилась, подвесить нож или косу, о которую она могла пораниться. На следующий день в деревне обязательно появлялась женщина с синяком, порезом или сожженным передником – это и была мара.

Поскольку в некоторых регионах считалось, что женщина стала марой из-за проклятия, насланного на нее из-за решившей облегчить родовые боли матери, в эпосе предусмотрена возможность избавить это существо от злых чар. Сама мара часто не знала о своей ночной жизни, и иногда было достаточно рассказать ей о ее истинной сущности в тот момент, когда она возвращалась в собственное тело.

О том, кто в доме является марой, обычно узнавали ремесленники, которые не имели собственных мастерских в городах, а ходили от хутора к хутору, предлагая свои услуги. Людей в доме было много, и на обновление обуви или кожаных изделий требовалось немало времени. Башмачники и скорняки работали даже по ночам, пока все остальные спали. Именно тогда они и заставали процесс преображения.

В Халланде оставшийся ночевать в крестьянском доме скорняк, засидевшись допоздна, вдруг заметил, как хозяйская служанка выпрыгнула из постели и принялась жаловаться:

– Ух, далеко до Крагереда, да и холодно туда лететь!

Портной тут же понял, что перед ним мара, ведь они очень не любили летать холодными ночами. Шлепнув служанку по попе (а этот ритуальный элемент, бесспорно, значительно усиливал эффект), он закричал:

– Лежи и спи, чертова мара!

– Спасибо, – обрадовалась та. – Теперь я больше не буду марой!


Нередко мару рассекречивали башмачники


Нередко девушке сообщают о том, что она мара, слишком рано. Из-за этого после разрушения чар у нее остается какой-то изъян.

Однажды на одном хуторе башмачник допоздна засиделся за работой. Был он в комнате не один: рядом с ним пряла молодая служанка. По мере того как за окном становилось все темнее, веретено крутилось все медленнее, пока совсем не остановилось, а служанка не растворилась в воздухе.

Башмачник не испугался и решил дождаться рассвета. С первыми лучами солнца веретено вновь задвигалось, и перед ним постепенно появилась девушка. Когда она полностью вернулась, он крикнул:

– Ты мара!

Как же она обрадовалась! Со слезами на глазах она бросилась благодарить его, ведь теперь она обрела свободу. Но внимательно осмотрев свое тело, она тяжело вздохнула и произнесла:

– Ты мог бы подождать еще совсем чуть-чуть. Мой левый мизинец не успел стать плотью, и теперь всю жизнь мне придется жить без него!

Защита от мары

Как и от другой нечисти, от мары пытались защититься. В Финляндии, как уже было сказано выше, за ней гонялись с громкими и смачными ругательствами. В Швеции чаще принимали превентивные меры. Так, здесь не рекомендовалось ложиться с набитым животом: по какой-то причине ужин перед сном делал мужчину особенно привлекательным для мары. Единственное, что позволялось принять на ночь, – это отвар из семян льна или пиона.


Чтобы отпугнуть мару, над кроватью и животными нередко подвешивали острые предметы


Традиционно для отпугивания нечисти в ход шли сборники псалмов, библия, огонь, нож, любой железный или стальной предмет, в идеале – острый. Сохранилось много упоминаний о подвешенных над кроватью или животным ножах и косах. Начиная топтать жертву, мара неизменно резалась, и на следующий день по необычным порезам отыскивали виновницу ночного удушья.

В Лапландии, на самом севере Швеции, юноша постоянно жаловался на мару. Молитвы не помогали, рассыпанные стебли льна тоже не приносили никакой пользы. Тогда ему посоветовали заточить нож с двух сторон и ночью закрепить его на груди острием вверх. Так юноша и поступил. В ту ночь мара снова явилась к нему, однако мучила она его совсем недолго. На следующее утро молодой человек узнал, что от потери крови у соседей внезапно скончалась служанка. С тех пор мара к нему больше не приходила.

Подобные эксперименты могли обернуться трагедией для самого спящего. Так, в северной шведской провинции Хельсингланд, согласно преданию, мужчина перед сном положил на грудь щеть – доску с прикрепленными к ней металлическими зубьями для чесания льна. Он надеялся, что ночью мара уколется и перестанет его душить. Однако мара оказалась хитрее: она перевернула щеть и воткнула ее в грудь спящего.

Такого исхода событий никто не желал, и потому в большинстве случаев все же обходились менее опасными предметами. Часто роль оберега играла одежда. В Сконе на одном носке завязывали узелок: к нему мара боялась прикоснуться и потому держалась подальше.

В других регионах на спящего набрасывали платье, в котором женщина занималась домашним хозяйством. Мара отступала, понимая: «от вздорной бабы во дворе ничего хорошего ждать не приходится». Пригождались и мужские брюки: мара боялась, что ее стукнут в бок так же, как лошадь, на которой ездил хозяин дома.

Башмаки оставляли у кровати или двери носками наружу или друг к другу. Так мара, с одной стороны, не сможет воспользоваться ими, чтобы забраться на постель, а с другой – будет вынуждена идти в том направлении, в котором указывает обувь.

Во многих деревнях изготовляли либо единым росчерком рисовали на теле особый «марский крест» (markors) – пентаграмму или гексаграмму.

В лесах собирали специальные «марские ветки» (markvast) – так называли ведьмины метлы, или кроны растений с аномальным морфогенезом[144]. Эти «шары» клали в кровать, считая, что ветки заставят мару отправиться в лес[145].

Со временем в появлении наростов на деревьях стали обвинять саму мару. Она якобы любила не только топтать людей и животных, но и елозить по растениям, отчего дерево переставало расти, а его ветви завязывались в узлы. Это занятие ей нравилось куда больше, нежели топтание лошадей, и потому шары в домах и конюшнях стали эдаким «отвлекающим маневром».

На всей территории Швеции были уверены: мара плохо считает[146]. Именно поэтому ей предлагалось решить какую-нибудь нелегкую задачку. Скажем, по комнате рассыпали зерно или песчинки, в сборник псалмов клали коровьи волоски, а затем давали маре наказ – эдакое рифмованное заклинание:

Мара, мара, мара, знай:

В этот дом ты не ступай,

А сначала посчитай

Птиц в садах,

Рыб в прудах,

Листья на дубах

И слова в псалтырях[147].

Счетом мара будет заниматься всю ночь, сил на мучения у нее не останется. К тому же в следующий раз она просто не захочет приходить в дом, где ей чинят такие препятствия.

Для усиления действия заклинания нередко прибегали и к особым ритуалам. Один из наиболее распространенных заключался в прокалывании мизинца, кровью из которого оставляли определенную надпись. Кровь – как и любая жидкость нашего тела – необычайно важна в каждой магической церемонии, и в этом ритуалы, связанные с оберегом от мары, очень похожи на те, что упоминаются в колдовстве.

В Сёдерманланде сохранилось вот такое заклинание, прописанное кровью:

Мара, знаю точно:

Явиться хочешь ночью.

Но иди скорей назад —

Или же ты хочешь в ад?

Выбирай, что тебе по душе!

Затем левый мизинец резали повторно и продолжали писать:

Воистину Бог существует,

Воистину моя душа существует,

Воистину станет кровь из глубины моего сердца свидетелем тому.

Ритуальную надпись завершали традиционной строкой: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь». Выполнялась она обычными чернилами.

Еще один ритуал защиты от мары, причем куда более простой, – очерчивание круга.

В провинции Вармланд одна старушка осталась как-то ночевать в доме, где жила черная кошка. Старушка очень боялась, что под личиной кошки скрывалась мара, которая набросится на нее ночью и расцарапает грудь. Чтобы защитить себя, она положила на пороге комнаты нож, а мелом начертила на полу длинную полосу от самой двери до стены, оставив след даже под кроватью, на которой собиралась спать. Она знала: нечистая сила ни за что не сможет пересечь эту волшебную границу. Потом она произнесла имя Христа и задремала. Ночь прошла спокойно.

Мара мучила не только людей, но и животных, поэтому скот тоже пытались защитить. На Аландских островах иногда вытирали вспотевших коров и подвешивали пропитанную их пóтом тряпку в хлеву, приговаривая: «Вот тебе, мара, и игрушка, а корову мою не тронь!»

В Финляндии и на самом севере Швеции высокой эффективностью оберега обладали зеркала. Считалось, что мара так страшна, что боится взглянуть на себя. В домах и хлевах ставили зеркала, сопровождая их обидным высказыванием, например: «Стыдись, уродина, глядя на свое отражение, и оставь мою корову в покое!»

В Швеции же в первую очередь оберегали лошадей. Защитить их помогали подвешенные мертвые птицы, особенно сороки. Почему они пользовались такой популярностью – неизвестно. Быть может, их распростертые крылья походили на крест. Возможно, птица служила одним из вариантов задач на счет: маре предстояло пересчитать, например, все перья. Или же мертвая птица просто-напросто отпугивала мару, напоминая, что в этом доме подобная участь может ждать и ее саму.

Как мы помним, мара любила заплетать кобылам косички. Чтобы она не приближалась к гриве и хвосту, над лошадью вешали особые «камни мары» (marstenar) – так называли пряслица или грузики в форме диска, которые по разным причинам препятствовали плетению кос[148].

Глава 4. Драконы и змеи