— А что в итоге? — с любопытством спросил Брайс, и Эгмонтер взорвался:
— Ничего! Вообще ничего! Ты меня вышвырнул, когда я уже подобрался так близко! А потом тебе хватило дурости ввязаться в войну с Империей, и вышвырнули уже тебя! А когда Карлит сровняет с землей этот кусок дерьма, который вы по недоразумению называете суверенной страной, источник останется вообще безо всякой защиты. И знаешь, что тогда будет, ты, самодовольный дурак? Туда придут орки. И заберут его себе!
— В таком случае мы оба заинтересованы в том, чтобы этого не допустить.
Брайс сам поражался собственному спокойствию. Суетливая, почти детская ярость Эгмонтера почему-то забавляла его. Словно избалованный ребенок гневается, что ему не досталась вожделенная игрушка. Хотя Брайс и понимал, что виконт прав.
Эгмонтер умолк, задохнувшись. Потом проговорил уже почти совсем нормальным голосом:
— Не допустить? Чего не допустить?
— Уничтожения Митрила имперцами. Ведь к этому все идет сейчас, как я понимаю.
— После того, как ты убил племянника Карлита и сжег все на три лиги от границы? Даже не сомневайся!
— Ну, погорячился, — криво улыбнулся Брайс. — Не вполне сознавал масштабы последствий. Но теперь сознаю. Эту войну надо остановить.
— Ее невозможно остановить, ты, наглый, самодовольный, жалкий…
— Эй. Мне казалось, вы уже выговорились на сей счет, милорд. — Брайс подпустил в голос нотку угрозы, и Эгмонтер вздрогнул так, словно Брайс отвесил ему пощечину. Да, неприятно, когда тебя побеждают в магическом поединке, заставляя скулить и корчиться у ног победителя. «Он теперь всегда будет меня бояться», — подумал Брайс, но триумфа в этой мысли отчего-то не ощущалось. Страх таких людей, как Эгмонтер, способен обратиться во что-то иное… нечто, способное причинить много зла.
Но сейчас Брайсу было не до душевных травм темного мага.
— Расскажите мне о Карлите, — потребовал он. — Все, что вам известно.
— Да что рассказывать? Ты… то есть вы с ним похожи. Только он старше вас на шестьдесят лет и могущественнее в шестьдесят раз. А в остальном — такой же наглый ублю… э-э, ладно. Он давно точит зуб на митрильские земли, его бесит, что вы воображаете себя независимым народом. Он думал, это будет короткая и быстрая война, но вы все испортили. И больше того, вы лишили его наследника.
— Разве у Карлита нет сыновей?
— В том-то и дело, что нет. И племянник был только один. Остальные — племянницы и полчище кузенов разной степени родства. В том числе герцог Эгмонтер, кстати.
Виконт глубоко вздохнул, похоже, окончательно настроившись на деловой тон, и рухнул на диван напротив незваного гостя. Плеснул себе еще вина, и Брайс требовательно протянул ему свой кубок. Наполнив его, Эгмонтер продолжал:
— Карлит не то чтобы так уж любил Доркаста. По правде, только и искал случая, чтоб его втихую прирезать, поскольку постоянно опасался заговора против своей особы.
— В этом, похоже, все короли одинаковы, — пробормотал Брайс.
— Определенно. Но как бы там ни было, это его близкий родич и наследник, хоть и неофициальный. Смерть Доркаста не может остаться безнаказанной. Раньше Карлит хотел просто захватить Митрил, но теперь его уничтожит. Вырежет на корню, ну а потом уже превратит в захудалую провинцию своей великой империи. А может быть, продаст эти земли гномам, кто знает.
— Как его остановить?
Эгмонтер хмыкнул. Злорадная усмешка вновь расцвела на его худощавом лице.
— Никак. Он Император людей. Маг такой силы, какая вашему захолустному высочеству и не снилась. Вы не сможете с ним договориться и уж тем более не сможете его одолеть.
— То есть чтобы избежать войны, я должен убить Карлита? — задумчиво спросил Брайс.
Эгмонтер в раздражении стукнул кубком о стол.
— Вы меня слушаете или нет? Его нельзя убить! Физически невозможно! Думаете, он все еще был бы жив, если бы кто-нибудь изыскал способ? Весь Эл-Северин, весь королевский дворец, покои императора и лично его персона окутаны такой плотной сетью защитных чар, что через них не пробиться и армии магов. Более того, эти барьеры настроены таким образом, что среагируют не только на действие, но и на намерение. Тот, кто злоумышляет против императора, не сможет даже проникнуть во дворец и уж тем более приблизиться к монаршей особе.
— Очень удобно, — вздохнул Брайс. — Яннему понравились бы такие чары. Не считая, конечно, того, что это вообще чары. Магию он не любит.
Он потер двумя пальцами внезапно разболевшийся висок. Чувство холодного триумфа, которым он упивался последние несколько минут, начало таять. Значит, вот так? Никакого выхода? Действительно никакого?
— А если бы Карлит все-таки умер? Что тогда?
— Гипотетически? Потому что это неосуществимо на практике, как я уже сказал. Ну, тогда, конечно, дело другое. Война с Митрилом для Карлита теперь дело чести, но, в сущности, Империи, как державе, она не нужна. Поэтому все зависело бы от того, кто стал бы новым императором. Если это будет кто-нибудь вроде герцога Шесберга, то война все равно неминуема. Он тот еще старый рвач, Карлит рядом с ним малое дитя. Но если бы трон занял кто-нибудь вроде Эонтея, нынешнего герцога Эгмонтера… Что ж, он человек умеренный, способный на компромиссы.
— И от чего именно это зависит? Как происходит избрание нового императора, если прежний не оставляет наследников?
— Определенной процедуры нет. Вероятнее всего, на престол взойдет наиболее высокопоставленный член совета пэров, который окажется в столице на момент смерти императора. При условии, что претендента поддержит достаточно сильное войско, которое поможет ему отстоять право на трон, если это право возьмется кто-либо оспаривать. Не повредят и связи претендента при дворе. Но все это пустые разговоры. Как я уже сказал, барьер вокруг императора не допустит не то что покушения, а хотя бы оформленного умысла. Герцог Эонтей — ну, предположим, только предположим, что это мог бы стать он, — так вот, Эонтей не должен даже подозревать о готовящемся перевороте и о том, что новым императором станет именно он. Словом, все это, конечно, заманчиво… но абсолютно нереализуемо.
Брайс отставил кубок с вином и встал. Прошелся по комнате, с хрустом сжимая и разжимая сцепленные за спиной пальцы. Голова у него болела все сильнее. «Почему?» — подумал он, и этот простой вопрос заставил его судорожно стиснуть кулак.
— А если бы я помог Карлиту захватить Митрил? Отдал бы ему королевство без боев, без потерь. Выплатил дань… сложил горы к ногам императора. Тогда бы он стал меня слушать?
Эгмонтер с сомнением качнул головой:
— Маловероятно. Не исключено, конечно: в сущности, воевать Карлит не любит, сам отродясь не ходил в битвы, все отсиживается в Эл-Северине. Он политик, а не вояка. Да к тому же слишком любит наркотики и своих многочисленных любовниц, война его мало тешит. Если гарантировать ему легкую победу, которой он с самого начала хотел, возможно…
Эгмонтер, не договорив, пожал плечами. Ему было наплевать — он заботился только об источнике Тьмы под Эрдамаром и досадовал, что источник для него безвозвратно потерян.
— Помогите мне, виконт, — проговорил Брайс, и Эгмонтер вскинулся, а потом ощерился. Брайс повторил, глядя в его искаженное ненавистью лицо: — Помогите спасти мой народ. Договориться с Карлитом. И тогда я отдам вам источник, который создала моя мать. Передам его, свяжу с вами. Откажусь от него.
— Вправду откажетесь? — недоверчиво переспросил Эгмонтер. — А сможете ли?
Этот вопрос так много говорил и о самом Эгмонтере, и о природе магии Тьмы, что Брайс, не выдержав, улыбнулся. Одними губами, впрочем — глаз улыбка не коснулась.
— Смогу. Я уже это сделал. Вся эта Тьма, это… не для меня. Но вы правы: если источник не обуздаем мы, это сделают орки. И тогда пострадают все. Я готов отдать источник вам, а Митрил — Карлиту. Если это поможет исправить то, что я натворил.
— Это будет означать смерть вашего брата.
Брайс на секунду закрыл глаза. Вспомнил ломкую, болезненную улыбку на осунувшемся лице Яннема, когда тот накинул меховой плащ на плечи своему младшему брату и сказал: «Это, конечно, безумие, но не ошибка. Даже умирая, я не стану считать это ошибкой».
Станешь, Ян.
— Если приходится выбирать между моим братом и моим народом, то что ж. Я выбрал.
Брайс прошептал это еле слышно. Словно сам испугался собственных слов.
Тьма, дремавшая на алтаре из человеческих костей далеко внизу, почуяла то, что в нем родилось, и довольно вздохнула. Она знала, что этим кончится. Когда за дело берутся люди с их жалкими, мелочными страстями, этим заканчивается всегда.
Глава 17
— Если это все, то на сегодня закончим, милорды…
— Могу ли я нижайше испросить у вашего величества личной аудиенции?
Яннем повернул голову к Лорду-дознавателю, который, как и прочие советники, поднялся с места после слов короля, знаменующих конец заседания. Однако вид у Дальгоса был такой, словно уходить он вовсе не собирался. Голос звучал в полном соответствии с этикетом — приглушенно и подобострастно, однако близко посаженные цепкие глаза глядели прямо и настойчиво. Дело явно срочное, однако не предназначенное для ушей остальных членов Совета. Яннем давно научился распознавать такие взгляды. Они с Лордом-дознавателем прекрасно ладили друг с другом.
Он коротко кивнул, отпуская остальных советников. Когда зал опустел, Яннем скупым жестом указал Дальгосу на кресло, из которого тот только что поднялся. И когда Лорд-дознаватель, откинув полы мантии, умостился в нем, Яннем поднялся на ноги сам.
Это было вопиющим нарушением этикета. А надо отметить, что при короле Яннеме этикета стали придерживаться куда более строго, чем при Лотаре, да и любом другом владыке Митрила. Если кто-либо случайно или, хуже того, намеренно оставался сидеть, пока король стоял на ногах, это каралось публичной поркой и отлучением от двора. Благодаря этому новшеству немало придворных, разжиревших от многолетнего безделья, ощутимо сбросили вес и заметно накачали икры ног. Яннем иногда нарочно оставался на ногах во время особо длительных церемоний, будь то бал или празднования по случаю очередной блистательной победы митрильской армии. Ему нравилось наблюдать кислые, страдальческие мины придворных, долгие часы переминавшихся с ноги на ногу и способных думать лишь о том, как бы неприметно примостить где-нибудь зад, хоть на одну минутку. Дамы тоже страдали от этого, но Яннем был беспощаден и к дамам. Серена всецело одобряла его и заливисто хохотала, когда Яннем пересказывал ей все эти с виду мелкие новшества, сделавшие пребывание