Брайс попытался отшутиться:
— Значит, бочонок сагравийского отдаешь без боя?
— Отвечай на вопрос.
Так, а вот это уже совсем дерьмово. Ледяной тон, стальной взгляд, горделивая королевская осанка. Твою мать, Ян. Брайс ненавидел, когда брат начинал корчить с ним королевскую особу, но хуже всего то, что, похоже, это теперь получалось у Яннема безотчетно и ненамеренно. Он не пытался таким образом унизить младшего брата или поставить на место. Это теперь было для него естественное поведение, закономерное. Яннем вел себя так потому, что ощущал себя вправе, только и всего.
— Если бы я использовал магию, то снял бы эту птичку по щелчку пальцев, — холодно ответил Брайс и, мгновение помолчав, елейно добавил: — Сир.
Какого демона?! Он лишился трех пальцев, поседел, покрылся шрамами от плохо заживших ран, но он по-прежнему самый сильный маг в Митриле. И не он завел об этом разговор.
Яннем опустил арбалет и сказал:
— Что ж, мой лорд, продемонстрируйте нам свою колдовскую мощь.
— Если ваше величество повелит…
— Мое величество повелит.
Брайс беззвучно вздохнул. Под пронизывающим взглядом брата-короля сложил пальцы обеих рук вместе горстью — неловко, потому что иначе теперь не получалось. Но дело было не в его пальцах, а в его мане. Которая потекла между правой и левой рукой, искалеченной и неискалеченной, сплетаясь в тонкий магический узел, истончающийся и вытягивающийся в бесплотную стрелу, острую, как игла.
Брайс закрыл глаза: ему не требовалось целиться, чтобы эту стрелу запустить. Высоко вверху — триста десять футов, как и доложили егеря — сильно и быстро билось небольшое, горячее, жестокое сердце орла. Брайс нашел это сердце, успел ощутить его слепую ярость и бессловесную гордость, успел проникнуться уважением к своей жертве — и выпустил стрелу.
Птица сложила крылья, камнем полетела вниз и рухнула, врезавшись в склон и оставив на нем маслянистый кровавый след.
Конь Яннема слегка гарцевал на месте, удерживаемый за уздцы королевской рукой. В другой руке Яннем все еще сжимал опущенный арбалет.
— Поднеси мне его, — без выражения сказал Яннем.
Брайс резко повернулся к нему.
— Ты же сам приказал…
— Первый выстрел на охоте принадлежит королю. Эта добыча моя. Пойди и поднеси мне ее.
У Брайса потемнело в глазах. Он изо всех сил старался не обернуться, хотя слишком хорошо представлял лица придворных и слишком хорошо понимал, о чем они станут шушукаться по углам в ближайшие несколько дней. Это унижение было тем сильнее и глубже, что казалось внезапным и ничем не спровоцированным. Брат поступал с ним так на глазах всего двора не потому, что хотел намеренно унизить, а просто потому, что считал такое обхождение допустимым.
Брайс спешился. Медленно подошел к мертвой птице, распластанной на камнях. Взял ее за крыло и поднял с земли. Орел оказался действительно крупный: даже когда Брайс поднял руку вверх, на уровень собственного роста, обвисшее крыло птицы почти касалось земли. Покрытая коричневыми перьями грудь была опалена, выжженные перья липли к черному ожогу, оставшемуся там, куда угодила магическая стрела. Брайс сжег этой птице сердце, и последнее, что он испытал к ней, было уважение.
Которого он сейчас совершенно не испытывал к тому, для кого принес эту жертву.
Брайс подошел к Яннему и бросил орла под копыта его коня. Яннем кивнул главному егерю, и тот махнул двум своим помощникам, которые торопливо подобрали птицу и отнесли в сторону. Брайс вскочил в седло. На брата он не смотрел.
— Ты обиделся, что ли? — негромко спросил Яннем, и Брайс, к своему изумлению, услышал в его голосе насмешку. — Полно, брат, я же оказал тебе честь. Первый выстрел на первой большой королевской охоте нового владыки Митрила. И такой славный трофей.
— Засунь себе его в зад, — огрызнулся Брайс и пустил коня вперед, обгоняя короля.
…«Вот тогда это и началось? — думал Брайс пять лет спустя, смешивая зелье для герцога Эгмонтера по рецепту из книги, строки которой сочились кровью. — Или, может, оно вообще и не заканчивалось? С чего я взял, что он хоть когда-то воспринимал меня как ровню? Я полуэльф. Я маг. Я, в конце концов, младше. По сути, мы с ним ладили только до тех пор, пока не умер отец. С тех пор все полетело к демонам. Да, иногда бывало лучше, иногда хуже, но он стал сюзереном, а я — вассалом. И я с этим смирился. Меня это устраивало. А если нет, какого хрена я ждал так долго?»
Какого хрена он так долго ждал этого дня? Нынешнего дня.
Дня, когда он наконец-то освободится.
Брайс закупорил склянку, плотно вбив пробку ладонью в стеклянное горлышко, встряхнул несколько раз и отставил в сторону. Он был доволен собой, проведенной работой и результатами испытаний. Это зелье было призвано лишать языка — пара капель в пищу или питье, и жертва навсегда онемеет. Не слишком сильное заклинание с довольно ограниченной областью применения, но Брайс совершил его легко, даже небрежно, не затратив на это совершенно никаких ментальных усилий. Несколько полок в тяжелом чугунном шкафу, стоящем в углу его кельи — пожалуй, за прошедшие недели он начал к ней привыкать, — были уставлены такими же склянками. В некоторых из них хранились почти безобидные зелья и заклинания, в некоторых — убийственно опасные. Брайса забавляло то, что даже Эгмонтер не знал точно, где именно — какие. Брайс перед ним, разумеется, отчитывался, но часто лгал, а Эгмонтер не мог проверить, потому что обычно не присутствовал ни при составлении зелий и заклятий, ни при их испытаниях. Брайс прекрасно справлялся с этим сам. Эгмонтер предоставлял ему все необходимое — книги, манускрипты, ингредиенты для опытов и саму лабораторию, никогда не знавшую солнечного света. Но самое главное, самое ценное заключалось не в ингредиентах и не в книгах, и они оба это знали. Главное сидело у Брайса внутри, за приоткрытой дверью — чуть шире приоткрытой, чем прежде, — скалило зубы, облизывалось, утробно рычало и благодарно поскуливало, когда Брайс бросал ему очередную кость. Точнее, ЕЙ — невидимой и неощутимой твари женского пола, сидевшей внутри Брайса под замком. Сгустку Тьмы, ледяному и горячему одновременно, запертому и в то же время ощутимому. Эта тварь сидела в одной клетке с амбициями Брайса, с его застарелыми обидами, воспоминаниями о первой королевской охоте Яннема и многими другими подобными, которые были потом. Брайс все еще держал дверь прикрытой, но замок с нее уже снял.
Возможно — только возможно, — сегодня он приоткроет дверь еще чуть шире.
Брайс вытер руки тряпкой (заскорузлой и покрытой пятнами, давно пора сказать слугам, чтоб заменили) и бросил ее на стол. В дверь постучали — Брайс продолжал настаивать на уважительном отношении и, хоть и не без некоторых усилий, этого добился. В проем просунулась голова Измиера с неизменно угрюмо-свирепым выражением на скуластом лице.
— Господин посылает за вами, — пробасил джериец.
Брайс спокойно кивнул, ничем не выдав волны нервного возбуждения, поднявшейся в нем при этом коротком сообщении.
— Сейчас выйду. Обожди снаружи, — сухо велел он, а когда дверь закрылась, уперся двумя руками в стол, переводя дыхание.
Они собирались провести сегодня ритуал, к которому готовились долго. Это был ритуал омоложения, возвращающий силу в увядшее тело. Скорее всего, у них ничего не выйдет — ни одному магу в истории еще не удавалось успешно применить заклинания, оборачивающие время вспять, в том числе и в отдельно взятом теле. Но Эгмонтер отыскал несколько не связанных друг с другом заклинаний, которые в порядке эксперимента решил применить одновременно, создав принципиально новый ритуал. Это был довольно опасный эксперимент, потому что некоторые части нового заклинания содержали элементы, несовместимые друг с другом, и кончиться все это могло скверно.
И все же Брайса так и потряхивало от предвкушения. Во-первых, он полагал, что шансы у них все-таки есть, и неплохие. Он не просто тщательно изучил, но и прочувствовал заклинание, добавив в него кое-что по собственной инициативе, о чем своему «учителю», разумеется, не сообщил. А во-вторых, сегодня он впервые за прошедшие недели выйдет наконец на свежий воздух. Воздух, солнце. Проклятье, он многое узнал за эти дни и явно окреп, во всяком случае, ментально: его аура усилилась, он ощущал бурлящую в нем, до краев переполняющую ману. И в то же время — воздух, солнце… Если нужно похоронить себя в подземной лаборатории среди кровоточащих книг и кошачьего дерьма, чтобы стать снова сильным магом, Брайс не был уверен, что готов платить такую цену. Впрочем, до сих пор у него не было особого выбора — а сегодня выбор наконец опять появится. Брайс не собирался открыто нападать на Эгмонтера, во всяком случае, до проведения ритуала — им понадобится осуществить его вместе, в связке. Ни у одного из них поодиночке не достанет силы на такое мощное и в чем-то даже дерзкое колдовство. Но когда они закончат, что ж… Брайс полагал, что готов попробовать. Он не на пике своей формы и вряд ли полностью восстановил силы, утраченные пять лет назад. Но утратил он иные силы — силы магии Света. То, что бурлило, клокотало и шептало в нем теперь, имело несколько… иное происхождение.
Однако снова давало ему ощущение власти и могущества. И он по-прежнему держал все под контролем. Да, он все держал под контролем.
Гигант-джериец — как полагал Брайс, самый верный из прислужников Эгмонтера и единственный, кому он действительно доверял, раз приставил приглядывать за своим опасным учеником, — вывел Брайса винтовой лестницей наружу. Оказавшись наверху, Брайс удивленно вздохнул: оказывается, лаборатория находилась не в лесу, как он прежде считал, а в городском доме. Вход в подвал находился в задней части людской, где жили слуги. За коротким коридором обнаружилась дверь в палисадник, обнесенный высокой стеной. Эгмонтер устроил лабораторию прямо в городе, очевидно, не опасаясь, что кто-либо из местных магов может почуять неладное. Опрометчиво, самоуверенно. И свидетельствует о его полном равнодушии к возможным последствиям — узнай кто о том, чем Эгмонтер тут занимается, и герцог попросту убьет непрошеного свидетеля, только и всего.