— Объясни, — коротко сказал он, не двигаясь с места.
Эгмонтер прекрасно его понял; они понимали друг друга с полуслова.
Герцог вздохнул, явно раздосадованный проволочкой.
— Ты знаешь сам. Это вопрос не человеческого или животного, а Света и Тьмы. Тьма и Свет обретают наивысшую силу, только встречаясь друг с другом. Тьма во Тьме и Свет в Свете немногого стоят. Поэтому для действительно мощного темного ритуала всегда нужны ингредиенты, содержащие толику Света. Как, например, то, что было раньше человеческой девственницей и эльфийской иэллией.
— И то, что прежде было светлым магом, в одиночку сражавшимся с Тьмой, — сказал Брайс.
Эгмонтер широко улыбнулся.
— Это твои слова, а не мои. Но, заметь, я предпочитаю использовать твою смешанную силу как катализатор для заклинания, а не твою нечистую кровь в качестве жертвенного дара Тьме. И если ты подумаешь как следует, то поймешь, что в этом есть резон.
— Для ритуала в теле жертвы не должно остаться ни одной целой кости.
— Да, точно. Кроме черепа и позвоночника. Я начну, пожалуй. Но закончить тебе придется самостоятельно, потому что…
Брайс поднял руку. Спокойно. Эгмонтер ожидал нападения, разумеется. Он ждал этого с первой минуты, как они заключили сделку. Но сейчас это не имело никакого значения. Брайс приоткрыл пошире дверь, мысленно поглаживая свою внутреннюю Тьму, тут же рванувшуюся к нему. Ты голодна, милая, пришла пора тебя покормить…
Брайс набросил на Эгмонтера заклинание немоты — легко, словно стряхнул паутинку с куста.
Эгмонтер был магом больших амбиций и знаний, но малого дарования. Поэтому для плетения чар ему все еще требовались слова.
Брайс повернулся к девушке и взял ее на руки. Она выгнулась, словно сведенная судорогой, забилась и закричала без слов, сипя распахнутым безъязыким ртом. Ее стриженая голова моталась из стороны в сторону, билась Брайсу в плечо, пустые выжженные глазницы слепо таращились в ночной мрак.
— Тише, милая, — сказал Брайс. — Все хорошо, теперь все будет хорошо. Больше тебя никто не тронет.
Она продолжала биться, как пойманная рыба, и ему пришлось стиснуть ее голые ребра и бедра крепче, до синяков. Эгмонтер пытался бросать в него арканы, но Брайс легко возвел вокруг себя защиту и мог вовсе не обращать на него внимания. Он отошел от алтаря с концентрическими кругами, подальше, к самому краю поляны, где сохранилось немного сухой травы. Снял с плеч плащ и подстелил на землю, а потом положил на него несчастное существо, для которого уже почти ничего нельзя было сделать. Почти ничего.
— Тише, бедная. Отдохни. Поспи. Все будет хорошо. Я обещаю.
Он шептал, и Тьма шептала у него внутри — те же самые слова, так же нежно, так же лживо. Брайс сплел сонные чары, и девушка наконец затихла, обмякла, перестав метаться по земле. Брайс поднял ее иссохшую руку с содранными ногтями, тронул губами искусанную ладонь.
— Все хорошо. Спи.
Она уснула. Брайс сидел, держа ее руку у своего лица, глядя в ее пустые глазницы и приоткрывшийся во сне рот. Погладил по жестким коротким волосам, пытаясь хоть как-то их пригладить. Он не знал, ни кто она, ни откуда, не мог вернуть ее родным или предать земле на ее родине. Но что-то сделать он все же мог.
Спи, милая. Просто спи.
Сердце в груди, еще минуту назад бившееся, как испуганная птица, замедлило бег. Оно билось все реже, реже. Потом перестало.
Брайс опустил руку девушки на ее грудь и накинул ей на лицо край своего плаща.
Потом повернулся к Эгмонтеру и снял с него чары немоты.
— Ты мне солгал, Эгмонтер.
— Конечно, — прохрипел тот, выплевывая слова из сжавшейся глотки. — А ты думал что? И впрямь будем трудиться на благо темного дела вместе? Ты, жалкая беспородная тварь, дикий щенок из ваших засранных гор, правда рассчитывал стать мне ровней?
Что-то было не так. Брайс нахмурился. Он не сомневался в своих силах, магия герцога уже не могла подавить его собственную, так что же… о чем он…
Эгмонтер шагнул назад. Потом еще и еще, Брайс попытался шагнуть за ним — и не смог сдвинуться с места. Он резко мотнул головой, пытаясь понять, что происходит, что держит его на месте — не магия Эгмонтера, это точно, так что же…
Пентаграмма. Пять пней, стоящих в виде пятиконечной звезды. Но не те пни, между которыми были нарисованы магические круги — для отвода глаз, понял Брайс в нарастающем страхе, это было сделано лишь для отвода глаз. Как и заклинания и зелья, которые он создавал последние недели. И так увлекся этим, а главное, тем, что это восстанавливало его силы, что не задумался, а возможно ли это, осуществимо ли… несочетаемые ингредиенты, надерганные из разных книг заклинания… и ритуал, который не мог провести до сих пор ни один известный маг, ни светлый, ни темный.
А ты решил, что сумеешь? Никому до сих пор не удавалось, а ты один сможешь. Ты же величайший маг в Митриле и один из величайших на материке, да? Наглый, самоуверенный мальчишка. Попавшийся в ловушку собственного тщеславия точно так же, как недавно это произошло с твоим братом. О котором ты уже почти забыл.
Брайс почувствовал, как его неудержимо клонит к земле. Он попытался сопротивляться — и не смог, словно на спину ему рухнул вековой дуб. Ноги подкосились, Брайс осел на колени, зарываясь пальцами в землю. И тогда увидел круги — не нарисованные, а вырезанные в земле. Неудивительно, что Измиер не позволял Брайсу зажечь свет — чтобы он раньше времени не заметил их. До того, как окажется ими пойман.
Эгмонтер забегал вокруг, вскидывая руки и гортанно тараторя заклинания. Брайс едва мог разглядеть его мятущуюся в темноте фигуру, попытался дотянуться до нее — и чуть не упал, когда брошенный им в герцога магический аркан вернулся назад, рикошетом едва не убив его самого. Как в той камере для магов в темницах Бергмара, куда засадил его когда-то Яннем. Чем сильнее маг, тем трудней ему там приходится. Место, выворачивающее тебя наизнанку и обращающее твою собственную силу против тебя.
— Что… — прохрипел Брайс, но договорить не сумел. А Эгмонтер был слишком занят — он носился вокруг пентаграммы, колдуя яростно и даже вдохновенно. Брайс не знал ни одного заклинания из тех, что он использовал, но чувствовал, что все они, каждое из них, обращено против него.
Что-то шевельнулось под ним, внизу, точно гигантский крот прорывал себе ход. Потом вдруг земля провалилась вниз, втягивая в себя колени и запястья Брайса. Он попытался высвободить руку, но земля продолжала осыпаться, рыхлая, жирная, она засасывала, как зыбучие пески. Скоро он погрузился в нее по плечи.
И только тогда увидел Эгмонтера прямо напротив себя, за чертой вырезанного в земле круга.
— Мне нужно было, чтобы ты ее убил, — сказал герцог. — Но я конечно же знал, что ты не захочешь. Тьма и Свет, Брайс Митрильский, они так славно усиливают друг друга, особенно когда сочетаются в одном человеке. Ты избавил бедняжку от страданий, и правильно сделал — она и так достаточно намучилась. Но знаешь, что самое важное? Убивая ее, ты верил, что совершаешь доброе дело. Тьма и Свет, Брайс, Тьма и Свет. Ты знаешь, где именно проходит между ними черта? Я — нет. Но с твоей помощью намерен узнать.
Земля уже забивалась в рот и ноздри, душила, Брайс чувствовал ее вкус на языке и безуспешно пытался выкашлять мокрые комья, попавшие в легкие. Бесполезно. Она поглощала его. Впитывала, как губка впитывает воду. Брайс из последних сил попытался вырваться, чего бы это ему ни стоило. Он бросился к клетке, где годами сидела взаперти его внутренняя Тьма, распахнул дверь настежь и закричал: «Выходи! Выходи! Проклятая тварь, где ты, когда ты мне так нужна?!»
И вдруг он ее увидел. Уже не в клетке. И не в нем самом.
Она была НАД ним. Сверху. Дрожала и скалилась, глядя в его запрокинутое, побелевшее от напряжения и ужаса лицо, почти утонувшее в жидкой земле, засасывавшей его и хоронившей заживо.
Эгмонтер подошел, присел на корточки и собрал двумя ладонями горсть земли, как ребенок, играющий в родительском дворе. И словно не замечая черной твари, расправившей крылья прямо у него за спиной.
— Ты заслуживаешь знать, так что я скажу. Это, конечно, никакое не заклятье омоложения. Это Темный источник, новый Темный источник, который я разожгу из твоей ауры и который будет гореть на твоей плоти. Как ты знаешь, костру Темного пламени нужны человеческие или эльфийские кости, чтобы гореть. Твои отлично подойдут. Но ты не умрешь. Ты будешь гореть здесь, очень долго, но не умрешь, в этом я тебе клянусь. Долгие, долгие годы. Ты станешь подпитывать собой Тьму, а она станет кормить тебя, как прежде ты кормил ее. В этом и есть суть союза некроманта с Тьмой, Брайс. Ты должен был давно это понять.
Сказав это, герцог Эгмонтер улыбнулся, поднес к лицу Брайса две полные горсти жирной черной земли, пропитанные смертью и Тьмой, и залепил ими его глаза.
Глава 10
Двадцать лучников. Тридцать пять пехотинцев. Пять боевых магов. И один элор-офицер, командующий ими всеми.
Вот какую мощную и грозную армию милостиво предоставила элори Элавиоль в распоряжение своего нового союзника.
Яннем стоял на небольшой возвышенности над местностью, на которой выстроились эльфийские войска, и кусал губы. Нет, выглядели они неплохо, явно отборные воины, как на подбор (хотя Брайс разбирался в этом лучше и сказал бы наверняка). Маги — разумеется, не друиды — держались в стороне и, судя по тому, что эльфийский офицер избегал рявкать на них, выравнивая строй, не подчинялись ему напрямую, а составляли отдельную боевую когорту. Боевая когорта на пять магов. Смех, да и только.
«Помнится, пару величайших побед в истории Митрила одержал один-единственный маг», — напомнил себе Яннем и вздохнул. Очень вряд ли Элавиоль отдала ему лучших людей из своего Дома — скорее, просто бросила кость, чтобы формально выполнить требования Яннема и свой долг по защите меллирона. Теперь, держа ответ об этом инциденте перед Светлой Владычицей, она совершенно искренне скажет, что вняла просьбам человеческого короля и отправила с ним войско, чтобы отвоевать его трон и спасти священное дерево в Эрдамаре. Ну а получится у него это в конечном итоге или нет — уже не забота элори Элавиоль, верно?