ться с нарастающей тревогой. Что же случилось? Яннем, проклятье, что ты снова творишь?
За пять лет, прошедших с того дня, когда они оба, израненные и отчаявшиеся, дали бой источнику Тьмы под замком Бергмар и одержали победу, Брайс все чаще задавал этот вопрос. И все чаще — лишь мысленно.
Когда они приблизились к столице на полсотни лиг, он уже знал. Никто не говорил ему; Брайс просто знал, потому что могла быть только одна причина, почему Яннем снова ведет себя так, словно перестал ему доверять.
В столице их приветствовали в меру пышно и в меру радостно: далеко не все одобряли странный выбор короля. Однако, островитянка или нет, королева родит Митрилу наследника, а это в любом случае повод выпить. Так что встреча прошла довольно неплохо, женщины кидали ранние весенние цветы под копыта коня Ингёр — подснежники и эдельвейсы, принесенные с верхних горных плато. Ингёр топтала цветы копытами коня, строгая, неулыбчивая, со спадающими на грудь рыжими косами поверх меховой мантии. Люди кричали ей вслед «Королева! Это наша королева!», и Брайс видел, что она им нравится.
Хотел бы он, чтобы и ему самому в происходящем нравилось хоть что-то.
У замка стоял почетный караул. Наконечники алебард, ставших парадным оружием Митрила после грандиозной победы у перевала Конрада, сверкали на весеннем солнце. Когда процессия ступила на подвесной мост, соединявший замок Бергмар с городом через провал ущелья, Брайс увидел Яннема. Тот стоял у самых ворот замка, его королевская мантия ниспадала до пят, на поясе висел церемониальный меч в тяжелых ножнах, зубья короны сверкали на солнце так же, как и лезвия алебард. Через разделявшее их расстояние Брайс видел, что его брат улыбается, и также видел, что эта улыбка натянута и фальшива.
Брайс спешился в самом начале моста, сделал Ингёр знак спешиться тоже. Протянул руку, не глядя на Ингёр, и она молча вложила ему в ладонь свои крупные холодные пальцы. Он провёл ее по мосту, и почетный караул трижды вскинул алебарды, приветствуя их победным гортанным кличем.
Яннем по-прежнему улыбался, глядя, как они подходят ближе.
Когда их разделяло три шага, Брайс остановился. Преклонил одно колено, и Ингёр вторила его примеру.
— На оба, — сказал ей Брайс, почти не разжимая губ.
Ингёр чуть заметно вздрогнула — так, что едва шевельнулся ворс ее меховой накидки. Мгновение поколебавшись, преклонила второе колено. Опустила голову.
— Мой король, — сказал Брайс, слыша, как звук его голоса подхватывает и разносит эхо над ущельем. — Я привез твою невесту.
Все эти годы он упорно продолжал нарушать церемониальный протокол — вот и теперь опять заговорил первым, хотя по этикету ему следовало дождаться приветствия короля. Улыбка Яннема на миг стала настоящей. Но только на миг. Он шагнул вперёд, взял Брайса за плечи и поднял с колен.
— Благодарю тебя, брат мой, — сказал он, даже не взглянув на стоящую на коленях дочь ярла с острова Даргор. — Ты принес мне радостную весть. Я счастлив, что могу ответить тебе тем же.
Яннем медленно, нарочито, на глазах у наблюдающих за ними солдат, свитой и толпящимся за его спиной двором, обнял своего младшего брата и прижал к груди, как и всегда, защищенной стальным панцирем. Брайс ощутил, как выбитая на панцире чеканка и гербовые цветы из листового железа царапают ему грудь.
— Прими мои поздравления, — сказал король Яннем. — Неделю назад твоя жена родила тебе сына.
Глава 2
«Слишком худая, — подумал Яннем. — Плоская, как доска. Хотя ее мать родила девятерых сыновей, порода должна быть хорошей. Но она рыжая. Тьма забери, рыжая!» Он терпеть не мог рыжеволосых женщин. В этот цвет чаще всего красились шлюхи, которых он посещал в те казавшиеся невообразимо далекими времена, когда старшие братья, Клайд и Рейнар, таскали его по борделям. Хотя с тех прошло не больше семи или восьми лет. С тех пор Яннем питал к рыжим женщинам глухое, необъяснимое отвращение. На портрете, который ему показали, когда он принимал решение о сватовстве, Ингёр Тьёдмурд казалась темной блондинкой. А даргорский посол заливался соловьем, божась, что у дочери ярла волосы цвета спелой пшеницы. Хотя Яннем мог бы уже тогда сообразить, что этот дурак с бесплодных скальных островов просто нигде не мог видеть спелую пшеницу.
Ладно. В конце концов, главное, чтобы она поскорее нарожала ему сыновей. Получать удовольствие от процесса ни ему, ни ей при этом совершенно необязательно.
— Что ж, — вполголоса проговорил Яннем. — В целом мне нравится то, что я вижу.
Ингёр — что за жуткое имя, в самом деле, язык же сломать можно — стояла перед ним, все еще в своих варварских мехах — лисьих, судя по цвету шерсти, что лишь подчеркивало неприятную рыжину ее собственных волос. Высокая, даже слишком, еще и голову задирает так высоко, точно намерена прожечь взглядом собственного будущего супруга. Любопытно. Яннему не терпелось поскорее остаться наедине с Брайсом и расспросить его во всех подробностях о поездке, о его впечатлениях от дочери ярла и ее родичей — как они приняли его, как были настроены и, самое главное, за каким демоном им вообще сдался этот брак. Они утверждали, что ради престижа — Ингёр была младшей дочерью ярла, так что, выдавая ее замуж на чужбину, ярл жертвовал не слишком многим, но в то же время получал уникальную для островитян возможность породниться с истинным королевским родом. Действительно ли ярл Харальд настолько тщеславен, и стоила ли в его глазах такая честь двадцати пяти сундуков с золотом? Яннем задумчиво оглядывал эти сундуки, с распахнутыми крышками стоящие вдоль стен и занявшие все место Малого зала по периметру, словно изощренные вульгарные украшения. Столько золота… слишком много золота за одну плоскогрудую рыжеволосую девчонку. И как раз достаточно, чтобы решить на время проблемы митрильской казны.
Если бы это было все, Яннем, пожалуй, смог бы взять себя в руки и унять неотступно преследующие его подозрения. Но это было не все.
У каждого сундука стоял воин: не меньше шести футов роста, блестящий бритый череп, пустой взгляд, крепко сжатые челюсти, бугрящиеся мускулы на обнаженном торсе (и не малейших признаков, будто кому-то из них холодно в сыром зале, где сам Яннем сидел в соболиной мантии поверх королевского облачения). У каждого на бедре — кривая сабля, которую даргоряне использовали во время абордажа вражеских судов. Эти воины звались авраддилы — элитный отряд личной стражи ярла. Туда отбирали самых крепких и свирепых детей, всегда побеждавших в уличных драках, проводили через десять лет беспощадного обучения в особом корпусе, а когда им исполнялось двадцать и они доказывали как свою доблесть, так и свою верность, допускали до охраны правителя. Этот отряд, числом двадцать пять воинов — ровно по числу сундуков с золотом, — Харальд Тьёдмурд отправил своему будущему зятю в качестве свадебного подарка.
Яннем прекрасно бы обошелся без такой милости со стороны своего тестя. Просто прекрасно обошелся бы, честное слово. Он не верил им ни на грош — ни Харальду, ни его рыжей дочери, ни этим воинам, которые могли прибыть сюда не затем, чтобы охранять его от врагов, а совершенно с обратной целью. И об этом тоже Яннему страшно не терпелось поговорить с Брайсом. Вот только…
Вот только у Брайса теперь есть сын. Наследник мужского пола. А у Яннема, его короля, все еще нет.
И что стоило Катрионе разродиться хотя бы двумя неделями позже? Да, срок подошел, но бывает же, что женщины перенашивают детей, так почему эта сука не могла оказать подобной любезности своему деверю и монарху? Тогда бы это не грызло Яннема так беспощадно, и он, как и прежде, целиком доверился бы Брайсу и обсудил с ним все, что его тревожило.
А теперь не мог. Из-за этого маленького щенка, которого сучка Глендори родила от его младшего брата.
Так. Ладно. Сейчас не стоит об этом думать, а то он начнет терять хладнокровие. Хладнокровие, неспешность и осмотрительность были единственным, что позволяло ему все еще сохранять и власть, и рассудок.
— Они немы, не так ли? — спросил Яннем у Ингёр, и та кивнула:
— Им отрезают языки на первом году обучения. Тем, кто показывает, что действительно подходит для этой службы и достоин ее.
— И как же это проверяют?
— Мальчики шесть месяцев живут и тренируются в казармах все вместе. Потом им дают приказ вернуться домой и убить одного из своих братьев или сестер. Если нет братьев и сестер, то другого родственника, деда или бабку, в крайнем случае — одного из родителей. Если они отказываются, их отпускают. Если нет, им отнимают языки и они становятся авраддилами.
— Любопытно, — сказал Яннем, оглядывая неподвижных воинов с возрастающим интересом. — Бессмысленное варварство, но очень любопытное. И что, многие из мальчиков успешно проходят такую, хм… инициацию?
— Среди тех, кого изначально отобрали — восемь из десяти.
— Где вы только находите столько диких волчат? — улыбнулся Яннем, и Ингёр спокойно ответила:
— Остров Даргор полон доблестных мужей.
«Доблестных мужей, готовых просто так убить сестру или брата, только для того, чтобы стать немым рабом своего вождя. Доблестней некуда», — подумал Яннем. Мда, лорд-Пресвитер был, пожалуй, прав, когда рьяно отговаривал его от этого брака. Но сделанного не вернешь, королевское слово нельзя дать, а потом взять назад. Да и двадцать пять сундуков золота манили своим тусклым блеском, обещая простое решение если не всех, то многих забот. Яннем вздохнул и рассеянно потер лоб под тугим обручем короны — за пять лет он так и не нашел времени отдать ее ювелиру на растяжку, чтобы не так давила.
— Эти воины выглядят впечатляюще. Но они присягали не мне, а вашему отцу. Они умеют писать?
— Разумеется, нет, — прекрасная леди Ингёр была, кажется, изумлена подобным предположением. Яннем тоскливо подумал, а умеет ли писать и читать она сама.
— Тогда им будет несколько сложно принести мне личную присягу. Если ни говорить, ни писать они не смогут, как они дадут мне клятву верности?