Разве что тем, что дверь не запирали, и она могла не вздрагивать, слыша снаружи шаги и гадая, не ее ли палач приближается к каменным стенам.
Ингёр накрыла ладонью живот и закрыла глаза, зашевелила губами, повторяя с детства привычные слова молитвы. В отличие от Катрионы, она не на-деялась, но лишь делала то, что считала своим долгом. И само осознание того, что она свято выполняет свои обязанности, придавало ей сил — и помогло бы взойти до плаху, если бы до такого дошло. Впрочем, Ингёр знала, что узурпатор не станет казнить ее прилюдно. Скорее пришлет кого-нибудь, чтоб удушили во сне.
Она снова погладила ладонью живот, глядя в узкое окно и думая о чайках, с криками носящихся над морем у берегов, где она родилась, так далеко отсюда.
В дверь робко постучали. Ингёр не принимала гостей, но по робости этого стука сразу же поняла, кто к ней наведался. Она повернула голову к двери и негромко сказала:
— Входите, моя леди. Я давно вас ждала.
Леди Катриона, ее невестка, переступила порог и остановилась, смущенно теребя складки юбки, словно девчонка, которую вот-вот собираются высечь за мелкие шалости. Она была старше, чем Ингёр, но дочь Харальда Тьедмурда смотрела на свою невестку, как на сущее дитя. Ей было жаль ее, хотя к жалости примешивалось затаенное негодование. Распорядись боги иначе, стань Ингёр женой принца Брайса, уж точно не дрожала бы и не мямлила. С Брайсом, как знала Ингёр по собственному опыту, можно хотя бы открыто говорить. С ним можно вести дело. В отличие от своего брата-короля, он никогда никого не стремился унизить.
— Мне захотелось вас навестить, — пробормотала Катриона.
Она тоже была одета в шелка, подбитая беличьим мехом мантилья падала на пыльный затоптанный пол кельи. Добронравная леди навещает заключенную в тюрьме, право слово. Ингёр поморщилась.
— Я очень вам рада, — холодно сказала она. — Здесь никого нет, кроме монахов, а им запрещено говорить со мной, поскольку я женщина.
— И королева.
— И королева, — кивнула Ингёр, неотрывно глядя на незваную гостью.
Катриона Глендори стушевалась. Разумеется, ее прислал сюда отец, но с какой целью? Эта невинная запуганная девочка вряд ли смогла бы сыграть роль наемного убийцы. Но заболтать, растрогать, вытянуть сведения — на такое вполне могла оказаться способна. Ингёр почти не знала ее, но вдоволь навидалась таких обманчиво-безвредных мышек на острове Даргор при дворе конунга, своего отца. Мышка легко могла обернуться крысой и укусить до костей.
Ингёр величественно протянула руку и указала гостье на скамью рядом с собой.
— Садитесь, леди. Я дозволяю.
«Я все еще ваша королева», — мысленно добавила она, и Катриона, поклонившись, подошла и робко присела на краешек скамьи.
Некоторое время обе женщины молчали. Потом Катриона сказала:
— Вы скучаете по вашему мужу, ваше величество?
— Нет, — тотчас ответила Ингёр. — Но я молю богов, чтобы он вернулся ко мне живым и невредимым.
— Я тоже… в точности точно так же.
Ингёр пристально посмотрела на невестку. Та зябко прятала пальцы в рукавах платья и словно хотела сказать что-то, но не решалась. Ее определенно подослал отец, но… потому ли только она пришла, что ее подослали?
— Когда мы с вашим супругом, принцем Брайсом, плыли сюда по Долгому морю, я спросила его, хороший ли человек его брат-король. Знаете, леди Катриона, что он ответил? «Нет». Тогда-то я и поняла, что, возможно, здесь будет не так уж и плохо. Когда второй человек в королевстве способен на такую беспощадную прямоту, это дорогого стоит. Я предпочитаю жестокость лжи. А вы?
— Иногда приходится и лгать, — чуть слышно ответила Катриона.
Ее голос был так тих и невыразителен, что это вызывало раздражение. Хотелось прикрикнуть на нее, велеть смотреть в глаза. Через что прошла эта женщина, дочь одного из знатнейших лордов в Митриле, что стала таким загнанным зверьком? И через что она готова пройти, чтобы обрести наконец свободу?
— Вы не любите Брайса, леди Катриона? Скажите правду. Я пойму, я ведь королева, — усмехнулась Ингёр, не пытаясь скрыть за усмешкой горечь.
— Я бы хотела его любить. Но он мне не позволяет. И…
— И? — подсказала Ингёр, и Катриона вздохнула.
— И что-то в нем есть, что никогда никого к нему не подпустит.
Ингёр обдумала эти слова. В них было немало истины.
— В этом они похожи. Наши мужья. Они никому не верят, кроме друг друга, и никого к себе не подпускают. Но так ведь нельзя. Когда у человека в руках столько власти, ему невозможно быть совершенно одиноким, потому что одному человеку такая ноша не по плечу. Кто-то должен всегда быть рядом.
— Они поддерживают друг друга, — неуверенно возразила Катриона, и Ингёр нахмурилась:
— Да? А вы точно уверены, что от этого больше пользы, чем вреда для них обоих? И для всего Митрила?
— Я никогда об этом не думала, — призналась Катриона.
— А я думала, моя леди. У меня тут нет особых занятий, кроме как думать о будущем этой страны. Потому что ее будущее слишком уж тесно переплетено с моим. И с вашим.
— Да, моя леди…
— Вы желаете стать королевой-матерью? Только прошу, не лгите. Будьте достойной супругой принца Брайса.
— Нет, — вдруг резко сказала Катриона и вскинула голову. Ее глаза блеснули — в первый раз с тех пор, как Ингёр ее узнала. — Нет, не желаю!
— И не желаете, чтобы ваш сын стал королем?
— Я не желаю, чтобы он стал узурпатором.
— Но вы ведь понимаете, что, когда наши мужья вернутся, никто не сможет гарантировать вам безопасность? Даже я?
— Его величество чуть не убил вас на глазах у всего двора, а потом заставил переменить ваше имя, — сказала Катриона. — Конечно, вы не можете никому ничего гарантировать.
Кровь прилила к бледным щекам Ингёр. Но гнев тут же улегся. Она просила правды у этой женщины, правду и получила. И это оказалось даже проще, чем она рассчитывала.
— Ваш отец прислал вас, чтобы шпионить за мной и выпытать, беременна ли я, так?
— Да, — сказала Катриона и чуть заметно улыбнулась.
— И почему же вы мне в этом признаетесь?
— Потому что знаю, что все равно не смогу это от вас скрыть. Вы сильны, ваше величество, а я сильной никогда не была.
— Толку от силы в четырех стенах немного.
— Я могу быть вашими глазами и ушами за пределами этих стен. Ведь вы — моя королева.
«Неужели она и впрямь настолько хитра? — усомнилась Ингёр, глядя в бледно-серые глаза своей невестки. — В тихом омуте водятся страшные демоны… или там похоронены светлые духи с перебитыми крыльями».
— Ваш отец убьет вас, если узнает. Не пощадит. Вы не нужны ему, пока у него есть ваш сын.
— Да, я знаю. Но если я хоть так смогу от него освободиться, тогда… так тому и быть. Все в воле Светлых богов.
— Все в воле Светлых богов, — машинально повторила Ингери.
Стремление женщины к свободе — об этом она и впрямь знала немало. Она, единственная дочь ярла, проданная правителю далекой страны, отосланная навсегда от родных любимых берегов, над которыми с криком носились чайки. Ту землю пора забыть. Море отвергло ее. Теперь она не Ингёр, а Ингери — королева гор. У моря и гор общее лишь одно — они жестоки и не терпят в своих владениях трусов.
— У вас есть сестры, леди Катриона?
— Да, ваше величество. Четверо.
— А у меня ни одной. Только братья. Дайте мне вашу руку.
Катриона нерешительно протянула ей пальцы. Ингёр взяла ее за запястье и приложила узкую потную ладонь золовки к своему животу.
— Вы владеете магией?
— Немного.
— Я тоже немного. Слушайте. Я впущу вас.
Они замолчали. Ингёр закрыла глаза и медленно дышала, не позволяя звуку собственного дыхания вторгнуться в зыбкую связь, установившуюся между ними, и нарушить ее.
— Слышите? — одними губами сказала она, не открывая глаз. — Поняли?
— Да… думаю, что да.
— Возвращайтесь к вашему отцу и скажите ему то, что должны сказать.
— Слушаюсь, ваше величество.
— Ингери, — поправила королева. — И у меня никого нет теперь, кроме тебя. Зови меня Ингери, Кэт.
— Хорошо, только вы меня так не зовите. Только не Кэт.
Ингёр открыла глаза. Ее пальцы все еще сжимали запястье Катрионы, сильно, до синяков. Вернувшись, Катриона пожалуется своему отцу, что они с королевой едва не подрались. Может, лорд Глендори в это даже поверит. Он знает, что женщины, растоптанные мужчинами, часто бывают жестоки к другим женщинам.
Или думает, будто знает.
Глава 14
Лорд Айвор Глендори не был плохим человеком. Он не был вероломен. Он не был даже тщеславен. Светлые боги подарили ему троих дочерей, и вскоре после рождения младшей его жена покинула этот мир. Лорд Айвор женился снова, и новая молодая жена принесла ему близнецов — снова девочек. Больше того, все дочери лорда Айвора — те, которые уже стали достаточно взрослыми и согревали постели своих мужей, — продолжали рождать одних только девочек.
Это что-то да значило. Лорд Глендори не скупился, призывая к себе лучших магов из Митрила и даже из Империи людей (разумеется, только тех из них, в ком не текло нечистой крови), не уставая испрашивать совета о том, как умилостивить богов. Один из этих магов сказал, что отсутствие наследников — это не кара, а знак. «Первое дитя мужского пола, родившееся в роду Глендори, будет овеяно великим благословением и облечено великой миссией», — так сказал этот маг, и лорд Айвор отсыпал ему полпуда золота. Потому что это был если и не ответ, то хотя бы какое-то утешение.
Поэтому когда Катриона, его маленькая глупышка Кэт, его любимица (лорд Айвор искренне так считал и очень удивился бы, если бы кто-то сказал, что он обращается с дочерью дурно), наконец родила ему внука, лорд Айвор понял: вот он, знак. Тот самый знак, которого он ждал десятилетиями. У него были младшие братья, у некоторых из них даже рождались сыновья, но все они умерли к тому времени, когда малышка Кэт стала принцессой Митрила, соединившись с принцем-полукровкой. Немалая цена, но лорд Айвор, скрепя сердце, согласился ее заплатить. И был вознагражден за свое смирение.