Идут к вам девушки,
Несут к вам яишницу.
Ио, ио, Семик да Троица!
При обряде крещения кукушек также употребляются крашеные яйца. Выше мы привели свидетельства, что в старину, празднуя «русальи», было в обычае наряжаться в звериные шкуры, что служило символическим знамением тех облачных покровов, в которых являются стихийные духи; эти «ряженые» заводили шумные игры, песни и пляски, подобно тому как пробужденные от зимнего сна духи кружатся в буйной пляске вихрей и запевают дикую грозовую песню. Древние чехи при совершении поминок по мертвым бегали наряженные в шутовские (скоморошьи) одежды и личины и предавались неистовому веселью. Понятно, что поминальные празднества должны были получить двойственный характер: с одной стороны, оставшиеся в живых горевали по своим покойным родичам, лили о них слезы и сожалели о вечной с ними разлуке; а с другой – признавая усопших за существа стихийные, они считали религиозным долгом участвовать в их шумной радости при весеннем пробуждении природы. Такой двойственный характер древней тризны и доныне остается любопытною чертою народных поминок.
Стихийные явления природы рисовались фантазии древнего человека в различных образах, воплощались в те или другие животненные формы и даже принимали на себя подобие некоторых неодушевленных предметов. Согласно с этим душам-эльфам была приписана чудесная сила превращений. Мы знаем, что душа, по мнению наших предков, излетала из человеческого тела птичкою, мотыльком или другим крылатым насекомым и в этом виде возносилась в царство блаженных. Под влиянием такого воззрения в исчезновении насекомых и отлете птиц осенью стали усматривать удаление душ в небесные области, где во все продолжение зимы осуждены они пребывать в плену, под крепкими запорами демонических сил; наоборот, в появлении насекомых и прилете птиц весною почерпалось твердое убеждение, что настала пора освобождения, что небо отверзло свои врата и души поспешают посетить землю. Немецкие предания представляют аиста, лебедя, бабочку и жука то проводниками усопших в блаженный Engelland, то приносителями младенческих душ, посылаемых Гольдою на поприще земной жизни, то, наконец, видят в них самые души. Осенью, когда птицы улетают в теплые страны, аист возвращается в свое небесное отечество = Engelland, сбрасывает с себя пернатую одежду и получает человеческий облик, а в весеннюю пору снова спускается на землю легкокрылой птицею и гнездится на домовой кровле, в соседстве дружественных ему людей. По нашим поверьям, весенние птицы прилетают из вирия, приносят золотые ключи и отпирают светлое небо и дождевые источники: «Прилетел кулик из заморья, принес весну из неволья». В Германии думают, что ключ от Glasberg’a (т. е. небесного свода) обретается лебедем. Поэтому русские поселяне встречают этих птиц как долгожданных и приятных гостей и нарочно рассыпают для них в марте и апреле месяцах льняное и конопляное семя по своим дворам. При начале весны, особенно 25 марта – в день благой вести о воплощении «праведного солнца» Христа – и на праздник его Светлого Воскресения, существует обычай выпускать птиц на волю из клеток. Символический обряд, знаменующий освобождение стихийных гениев и душ из той неволи, в какой томились они – заключенные злыми демонами зимы. Первый прилетевший аист, первая ласточка или кукушка почти у всех индоевропейских народов приветствуются как вестники благодатной весны; с их прилетом связывают начало теплой и ясной погоды. Стрелять в этих птиц и разорять их гнезда считается за величайший грех. Французы и немцы называют ласточку «птицей Господа Бога»; на Руси она почитается святою, а у чехов – птичкою Богородицы; кукушка, по указанию старинной польской хроники, была и посвящена Живе, богине мировой жизни (= весны), плодородия и любви, и принималась за ее воплощение. Прилетая из вирия, из той заоблачной страны, откуда нисходят души новорожденных, куда удаляются усопшие и где пребывают девы судьбы (парки, норны, роженицы), кукушка ведает часы рождения, брака и смерти. Доныне замужние женщины спрашивают кукушку, сколько будет у них детей, а девицы – скоро ли будут сосватаны и как долго проживут в брачном союзе? Сколько раз прокукует кукушка, столько лет суждено оставаться в девках или столько лет быть замужем. Точно так же, заслышав впервые весенней порою кукушку, обращаются к ней с вопросом: сколько лет остается жить на белом свете? Ответы ее признаются за пророчество, посылаемое свыше: по выражению малорусских песен, «що вона ковала – промиж святых чувала», т. е. слышала на том свете, в царстве блаженных; «що вона ковала – тому стати й бути!» Если ласточки и голуби летают около дома во время свадебного пиршества, это предвещает молодым счастие в супружестве; вьется ли ласточка возле окон – в том доме, по народной примете, вскоре просватают невесту[201]. Маленький жучок – coccinella septempunctata назывался индусами Indra-gopa; литовцы называют его Devoozys (ozelis) или Perkuno-ozys – небесная или Перунова козочка, немцы – Gotteskühlein, Gotteskalb, Herrgottsvöglein, Marienkäfer, Marienvöglein, Marienhenne, Frauenkuh, sonnenkäfer, sonnenkalb, русские – божья коровка и солнышко (сонечко), чехи – boži kravička, slyničko, sunečnice, поляки – babinka, сербы – бабе. Исчисленные нами названия, а равно и причитания, с какими обращаются к этому насекомому (так называемые sonnenlieder), свидетельствуют, что оно было посвящено Фрее или Гольде, вместо которых в христианское время стали разуметь Деву Марию; у славян это – богиня Лада, прекрасная дева зари, дарующая дневной свет и цветущую весну. Отчизна «божьей коровки» есть пресветлый рай – Engelland или небесный колодец, откуда и прилетает она к нам весенним гостем. Вот свидетельства народных причитаний:
a) Marienwörmken flîg furt,
Flîg furt nach Engelland!
Engelland ist zugeschlossen,
Schlüssel davon abgebrochen.
b) Herrgottspferdchen fliege,
Vater[202] ist im kriege.
Mytter[203] ist in Engelland,
Engelland ist abgebrannt.
c) Herrgottspferdchen fliege weg,
Dein häuschen brennt,
Dein kähnchen schwimmt,
De ne kinderchen schreien nach butterbrod,
или: «Deine kinder weinen alle mit einander». В других песнях говорится: «Flieg in den himmel, flieg in’s Herrgottsgärtchen», т. е. «лети в небесное царство, в сады блаженных = Engelland»; это царство, которое до сего времени было замкнуто зимнею стужею и омрачено сплошными тучами, уже загорелось пожаром весенней грозы, и владыка его (= бог-громовник) вступил в борьбу с демонами. Жук представляется здесь как проводник малюток душ; поспешая в райские области, они переплывают воздушный океан в легкой ладье или переносятся через него на крыльях солнечного жука, почему этот последний и называется божьим конем. По основному представлению, Marienkafer сам есть воплощение души = мары (Mârkäfer), на севере coccinella известна под именем murihoene. Подобно тому бабочку называют в Норвегии marihoena, murihoene; мотыльку libelle в Германии дают название Gottespferd, а на шведских островах – horsho-måra = pferdemâr; точно так же сербы именуют бабочку вилиным конем, а к жуку coccinella обращаются с воззванием: маро! Комары, мухи и другие насекомые, прилетающие весною, по словам русских поселян, из вирия, по немецкому поверью, приплывают на корабле из царства эльфов (Elbenreich). При зареве небесного пожара, объемлющего это царство, дети = мары плачут и просят хлеба, т. е. льют дожди и призывают на землю плодородие. Вслед за пронесшеюся грозою и пролившимися дождями небо просветляется, и ясное солнце выходит из-за темных туч, или, выражаясь поэтическим языком народных причитаний, Мариин жук выводит весеннее солнце из облачных колодцев:
a) Käferl, käferl!
flieg nach Mariabrunn
und bring uns ä schöne sunn.
b) «Goldhenne! lass die sonne scheinen, die regenwolke, den wolkenfleck lass den wind vertreiben, klar auf im suden, die wolken, gehn nieder im norden». Поэтому Мариина жука называют sunnenschienken и уверяют, что если убить его, то на другой день не будет солнца, т. е. жук не полетит на небо и не принесет хорошей погоды. В Швабии его величают sonnenkind (= pyc. солнышко); кто его убьет, тот попадет в ад[204]. Чтобы освободить дневное светило, дать простор его лучам, жук отпирает небо золотым ключом = молнией. Маленьких золотистых жуков шведы называют Jungfrau Maria’s schlusselmagd; в числе других воззваний, обращаемых к Marienkäfer’y, встречаем и следующее: «Flieg auf, flieg mir in den himmel n’auf, bring a goldis schlüssela runder und a goldis wickelkinda drunder». Вместе с солнечными лучами обретают свободу и души-эльфы, полоненные демонами зимы и мрака. По свидетельству одной саги, жук вырыл из-под земли ключ, с помощию которого были отворены двери горы (= тучи) и освобождены заключенные там дети. На близкие отношения рогатого жука к молниеносному пламени указывают придаваемые ему названия: donner-gueg, donner-puppe, feuerschröter, fürböter (feueranzünder), hausbronner; народное поверье утверждает, будто он носит на своих рогах горячие уголья и в случае причиненной ему обиды бросает их на кровлю дома и производит пожар; присутствие такого жука в жилом здании привлекает туда грозовый удар. Поверья эти стоят в несомненной связи с баснею об аисте – приносителе небесного огня и с представлением молний летучими насекомыми (пчелами). Кобольды нередко принимают образ жука или шмеля. Наравне с немцами славяне обращаются к божьей коровке с теми же любопытными причитаниями. Чехи и моравы, сажая это насекомое на руку, произносят: a) «Sluničko, sluničko! kam poletiš – do nebe, neb do pekla?» (словенцы: «Povĕz ty ma, kdĕ sa vydam, či hore, či dolu, či k milemu Bohu?»); b) «Let’ do nebes (или: na zlate okènko = к солнечному восходу, на окно богини Зори), povĕz mi – vyjde li sluničko dnes?» («Bude li zitra svitit slu nečko?»; c) «Sluničko boži! tvuů domek hoři, dej pozor, at’ ti neshoři». В народной русской сказке навозный жук заставляет рассмеяться печальную Несмеяну-царевну, т. е. вызывает на небо румяную зарю. Убить божью коровку считается за великий грех, влекущий за собою разные несчастия. Как кукушка поведает о грядущем супружестве и долготе жизни, так те же предвещания дает и Marienkäfer; посланник богини любви и жилец загробного царства, он знает, когда человеку суждено вступить в брачный союз и когда наступит час его смерти. В Германии дети сажают Мариина жука на ладонь и начинают считать: раз, два, три и так далее по порядку – до тех пор, пока он не улетит; сколько успеешь насчитать, на столько годов и продлится жизнь. С той стороны, куда направит он свой полет, девицы ожидают жениха. В Малороссии, Сербии и Богемии допрашивают это насекомое: откуда ожидать сватов; «Кажи, маро, – говорят сербские девойки, – откуда ћe сватови доћи?»