[250]. У Гезиода мрачные, белозубые керы носятся над толпами сражающихся, запускают в раненых свои острые когти и с жадностью высасывают из них горячую кровь; равным образом те же когти и ту же жажду крови он приписывает и мойрам. О южнорусских мавках рассказывают, что они, захватывая молодых парней, защекочивают их насмерть и питаются их кровью. Между собственными именами валькирий известны еще Hildr и Gunr (Gudhr), означающий pugna, proelium, что указывает на олицетворение понятий битвы, войны – точно так же, как у греков были олицетворены Έρις (распря, вражда), которую Зевс посылал возбуждать усобицы между людьми, Ένυω, Νίχη, у римлян Bellona, Victoria и у славян Обида, дева с лебедиными крыльями. Итак, облачные жены и девы под влиянием различных мифических сближений принимают вещий и воинственный характер, делаются участницами Божественного суда, мало-помалу, с забвением древнейших основ предания, освобождаются от почвы естественной религии (религии природы) и переходят в абстрактные представления то трехсоставного времени (прошлого, настоящего и будущего), то кровавой войны и ее отдельных эпизодов. Вместе с этим при посредстве полного антропоморфизма они усваивают себе черты чисто человеческие: в народе возникают сказания, по свидетельству которых девы эти рождаются от земных матерей, вступают в связи с прославленными героями, чувствуют боль от нанесенных ран и падают бездыханными в пылу ожесточенной битвы. Здесь-то должно искать и объяснения старинной басни об амазонках[251]. Из приведенных данных очевидно, что с верою в Род и рожаниц соединялась идея судьбы, предопределения. Случайности, опутывающие человека, не могли не поражать его фантазии – тем более что в первобытном своем состоянии он всецело отдавался матери-природе и все, что ни случалось с ним, объяснял влиянием добрых или враждебных сил, действующих на него извне, а не из собственной воли, не из своих личных расчетов, побуждений и ошибок. По его мнению, жизнь со всеми ее радостями и бедами уже наперед определялась при самом рождении младенца. На такую связь Рода и рожаниц с судьбою указывает нам и народная поговорка: «Так ему (или мне) на роду написано!» – поговорка, мифическое значение которой вполне подтверждается хорутанским преданием о книге Рожденник, где записаны грядущие события в жизни каждого человека. По словам сербской сказки, при рождении одной девочки присутствовали три предвещателя (замена рожаниц) и «нешто у руцы као књигу држи». Наши простолюдины верят, что ангел у всякого на роду (т. е. в минуту рождения) пишет его судьбу, а болгары говорят: «Тжй му било написано на небе-то!» – выражение, тождественное по смыслу с сейчас приведенною русскою поговоркою. Новогреческое поверье утверждает, что Моровая дева, начиная свое губительное шествие, вычитывает из длинного свитка имена обреченных ей в жертву. В Нормандии рассказывают, что высший надзор за этой страною принадлежит феям, что они каждый вечер сходятся вместе и сообщают собранные ими сведения своей царице, что эта последняя держит в руках книгу живота, в которой обозначены имена всех жителей, и что, смотря по доставленным ей сведениям, она ставит при всяком имени белую или черную отметку.
У славян сохранилось множество пословиц и поговорок, намекающих на стародавнее верование в судьбу, идея которой (как мы видели) неразрывно связывается с рождением, браком и смертию человека: «Родись ни хорош, ни пригож, родись счастлив» (белор. «Не родзися красный, а родзися щасный»; малор. «Не родись богатий та вродливий, а родись при доли та щасливий»; «Не родись гарний, а родись щасливий»); «Не накормить коня сухопарова, не наделить дитя бессчастное»; «Счастливый – к обеду, а роковой – под обух»; «Счастливый скачет, а бессчастный плачет»; «Кому щастя, тому й певень несецця, а коли (счастья) не ведецця, то й курка не несецця»; «Счастливый – что калач в меду (к нему все пристает, все на прибыль)»; «Кому счастье служит, тот ни о чем не тужит»; «Таланный и в море сыщет»; «Без счастья и по грибы в лес не ходи»; «Коли нету талану, так не пришить к сарафану»; «Всем бы молодец, да нет талану на роду»; «Мой талан пошел по горам (или по рукам, т. е. нет счастья)»; «Мое счастье разбежалось по сучкам, по веточкам»; «Такова наша доля – на то, знать, мы и родились»; «Таков наш рок (от “реку”, как fatum от fari, т. е. приговор судьбы)[252], что вилами в бок!»; «На кого рок (или Бог – замена весьма знаменательная), на того и добрые люди»; «Никто от своего року не уйдет»; «Чему быть, того не миновать»; «Так рок судил»; «Знать, так уж суждено!»; «Видно, такая судьба!»; «От судьбы не уйдешь»; «Бойся – не бойся, а от части своей не уйдешь»; «Злая напасть – и то часть»; «Судьбу на паршивом поросенке не объедешь»; «Беду (или суженого) и на кривых оглоблях не объедешь» (малор. «Що написано на роду, то й конем не объjидеш»); «Судьба придет – ноги сведет, руки назад свяжет», ср. нем.: «Das ist mir bescheert», «Was bescheert ist – entlauft nicht». Слово «судьба» (серб. усуд, сућењ – «Тако ти je усуд усудио!») одного корня с глаголом «судить» и, следовательно, означает то, что присуждено = предопределено человеку высшим Божественным судом. По народному русскому выражению: «Бог – судья!» Он «виноватого сыщет» и «Кого Бог судить, чоловик не розгудить», серб. «Да Бог не усуди!», «Ako bilo od Boga sudjeno». Кто избегает опасности или наказания, тому говорят: «Счастлив твой Бог!» В Вологодской губ. уцелело сложное речение «судибоги», употребляемое в смысле жалобы или клятвы. Чешское предание о княжне Любуше и двух вещих девах (по свидетельству летописцев – ее сестрах), которые заведовали судом, мечом-карателем неправды и святочудною водою, обличающею людскую кривду, в основе своей есть предание о трех девах судьбы (судицах)[253]. В старинных памятниках слово «суд» прямо употребляется в значении судьбы; например, в «Слове о полку…» сказано: «Ни хытру, ни горазду, ни птице горазду суда Божия (= судьбы или смерти) не минути»; «Бориса же Вячеславича слава на суд (на смерть) приведе». В послании Мономаха к Олегу Святославичу встречаем подобное же выражение: «Суд от Бога ему пришел». Здесь смерть рассматривается как определение Судьбы, которая в руках своих содержит все благое и гибельное и приговоров которой невозможно отклонить ни умом, ни хитростью. Выше было указано, что конец жизни человеческой определялся судицами. Об умерших насильственною или случайною смертию говорят: «Так ему на роду написано» или «Рок головы ищет». В следующей поговорке слову «рок» придается значение смерти: «Бойся – не бойся, а року не миновать!» По глубокому убеждению народа, запечатленному в его пословицах: «Без року смерти не бывает»; «Кому быть повешену, тот не утонет»; «Кому за тыном окоченеть, того до поры обухом не пришибешь»; «Кому суждено опиться, тот обуха не боится»; «Кому быть на виселице, того и грозой не убьет»; «Кому скоромным куском подавиться – хоть век постись, комаром подавится!», «Ловит волк роковую овечку; обреченная скотинка уж не животинка» (непременно околеет или достанется хищному зверю); у сербов: «Нема смрти без сућена дана», «Када мени сућен данак доће!». Дочь Соловья-разбойника, желая убить Илью Муромца, ринула на него тяжелую подворотню, да «Илье то не к суду пришло» – и он остался невредим. В древнерусской повести о борьбе Живота с Смертию эта последняя говорит человеку: «В чем тя застану, в том и сужду». Брак, по народному выражению, – Божий суд. В свадебных песнях и причитаниях фраза «Идти ко суду Божию» употребляется в смысле «идти под венец»; согласно с этим жених и невеста называются у нас сужеными, у сербов – сућеник и сућеница[254]. Обращаясь к брату невесты, песня возглашает от имени жениха:
Ах, шурин мой, шурин ласковый!
Ты отдай мой дар, мое суженое,
Мое суженое, мое ряженое (т. е. невесту).
В малороссийской песне читаем:
Ой йде Маруся (невеста) на посад,
Зострича je Господь сам
И з’ долею щасливою,
И з’ доброю годиною.
Пословицы утверждают: «Смерть да жена Богом суждена»; «Судьба придет и руки[255] свяжет», т. е. наложит на избранную чету супружеские узы, видимым, символическим знамением которых доныне служит полотенце, связующее, по требованию обряда, руки новобрачных. Супружеский союз, со всеми его удачными и неудачными последствиями, не зависит от произвола и расчетов человека, а уже наперед определяется божественною волею: «Кому на ком жениться, тот в того и родится», «Всякая невеста для своего жениха родится». Приговоры судьбы в этом отношении так же неотвратимы, как и самая смерть, предназначенная человеку: «Суженого конем не объедешь»[256], «Сужено-ряжено не объедешь в кузове». Соплетение, связыванье брачных уз народный эпос приписывает существам мифическим, божественным. Приводим малорусскую сказку, записанную около Збруча и Смотрича: «Посилав пан козака з’ лыстом и ему выпала дорога через лис, и вин як jиxaв тым лисом, то надыбав святого Мыколая, що вин вязав лыка – jедно добре, а друге кепське. Але святый Мыколай показався ему в постати старого дида. Де той козак, прьjихавши близько св. Мыколая, и дывытьця на тое и повидае: “Що то вы, дидуню, отто робыте?” А св. Мыколай видзывае ся до него: “А щожь? ты бачыш добре, що я роблю? лыка вяжу”. – “Та я, дидуню, бачу, що вы лыка вяжете; ино не знаю: на що?” – “Ото-так, козаче! тии лыка, котории я вяжу до купы, то вони свидчать людьськую долю!” – “А чого вы вяжете jедно лыко добре, а другие кепське?” – “Бо так треба; бо и люды таки на свити: есть добрии и недобрии, то треба их так винчаты, щоб были злы з’добрыми, а добры зо злыми”. – “А то для чого?” – “Для того, бо як бы сьезвинчалы сами злы, то воны бы не моглы в свити житы, а як бы сье повинчалы добры, обое робучии, то воны б з’велыкого добра забулы Бога”». То же предание ветречаем в рассказе о свадьбе богатыря Святогора. Повстречав Микулу Селяниновича, Святогор спросил его: «Ты скажи-поведай, как мне узнать судьбину Божию?» – «А вот поезжай к горам; у тех гор под великим деревом стоит кузница, и ты войди туда и спроси кузнеца про свою судьбину». Ехал Святогор целые три дня, доехал до кузницы и видит – кует кузнец два тонких волоса. «Что ты куешь?» – спрашивает богатырь. «Кую судьбину: кому на ком жениться». Спросил Святогор о своей невесте и услышал в ответ, что невеста его в поморском царстве – тридцать лет лежит во гноище, тело у ней словно кора еловая. Не захотелось богатырю жениться на такой хворой и некрасивой жене, поехал в поморское царство, поднял свой острый меч, ударил девицу в грудь – и поскакал своею дорогою. От того удара спала с девицы кора, и очнулась она красавицей невиданной и неслыханной. В урочный час посватался за нее Святогор-богатырь и женился. Как легли они опочив держать, увидал Святогор у своей новобрачной рубец на груди, расспросил и на самом деле спознал, что от судьбы не уйдешь. Вещий кузнец, кующий судьбы человеческие, есть бог-громовник; мастерская его устроена в горах, т. е. грозовых тучах. Обрядовая свадебная песня призывает его скрепить союз молодой четы: «Подь на свадьбу, боженька! Скуй нам свадьбу крепко, твердо, долговечно, вековечно». В малорусской сказке бог-громовник заменен уже Николаем-угодником, и на этого святого возлагается обязанность связывать до купы жизненные нити (веревки, лыки) тем, которые в свое время должны соединиться супружескою связью. Народная фантазия заставляет мифического кузнеца сковывать воедино два тонких волоса; эти волосы – не что иное, как две нити, выпряденные парками для жениха и невесты