зготовлению фальшивых дипломов на звание зубных врачей; владелец такой бумаги, по тогдашним законам, не подлежал призыву! А в карман Распутину текли деньги… В этом году он заявил, что старшую дочку Матрену отдаст только за еврея, и вскоре на Гороховой появился жених Абрам Давидсон – тот самый репортер, что был в Покровском при покушении Хионии Гусевой. Но, как выяснилось, он сватался лишь ради сенсации, чтобы подзаработать на ней, и тогда Распутин, верный своим догмам философии жизни, набил ему кулаком морду и спустил вниз по лестнице, где жених угодил в лапы филеров, которые ему еще добавили… Это было, так сказать, богатое приданое за дочкой Распутина!
Душно. Хочется глотка чистого воздуха…
Историки пишут с заглавных букв – Великое Отступление!
Гинденбургам и людендорфам не удалось поколебать удивляющую весь мир железную стойкость российского воина-солдата…
Под белым флагом парламентера в крепость Осовец явился германский офицер и сказал генералу М. С. Свечникову:
– Мы даем вам полмиллиона имперских марок за сдачу фортов. Поверьте, это не взятка и не подкуп – это простой подсчет, что при штурме Осовца мы истратим снарядов на полмиллиона марок. Нам выгоднее истратить стоимость снарядов, но зато сохранить сами снаряды. Не сдадите крепость – обещаю вам, через сорок восемь часов Осовец как таковой перестанет существовать!
Свечников ответил парламентеру вежливо:
– Предлагаю вам остаться со мною. Если через сорок восемь часов Осовец будет стоять, я вас повешу. Если Осовец будет сдан, пожалуйста, будьте так добры, повесьте меня. А денег не возьмем!
Немцы подвезли осадные мортиры, глотки которых имели в радиусе 42 сантиметра. Осовец стал похож на работающий вулкан, из его амбразур высвистывало длинные языки огня, от нестерпимого жара в округе крепости пересохли болота, из возникших воронок диаметром в 12 метров вдруг забили родники, разбужированные сотрясением почвы. Целые рощи деревьев взлетали кверху… Немцы выпустили 200 000 снарядов по «пятачку», но Осовец выстоял, а высокий дух гарнизона не поколебался. Тогда немцы закутали крепость в плотное облако газа – это был хлор с примесью брома, мощное средство поражения. Все живое на много миль в округе пало замертво. В муках умерли волки и лоси, не стало в лесах косуль и зайцев, даже воробышек нигде не чирикнет. Но солдаты геройского Осовца (даже без противогазов!) выстояли в ядовитой отраве, укрываясь от газа в складках старинных стен и прячась в подземелье фортов… Их доблестный командир М. С. Свечников – это будущий профессор Военной академии имени Фрунзе в Москве, солдаты же его – это отцы тех, что держали оборону Бреста в 1941 году! Героизм всегда преемствен: из ничего ничего и не рождается. А многие из кавалеров солдатского Георгия в 1945 году дошагали до Берлина кавалерами ордена солдатской Славы…
4. Поклонение святым мощам
Маклаков пожелал видеть Джунковского.
– Владимир Федорович, эм-вэ-дэ получило агентурные данные, что жена хулигана Илиодора-Труфанова собирается вслед за ним за границу. Кажется, она везет дополнительные материалы о Распутине… Ее надо задержать, обыскать, все изъять!
– Хорошо, – согласился Джунковский. Шеф корпуса жандармов, он имел неограниченные возможности. Когда его собственная агентура доложила, что жена С. Труфанова благополучно миновала границу, он обманул Маклакова. – К сожалению, мы опоздали. Наблюдение не сработало, и эта баба проскочила под шлагбаум.
– Жаль! В этом была заинтересована императрица…
В начале весны Распутин поделился с царицей:
– Кады Илиодоркина дура пырнула меня ножиком, я в больнице обещал богу, что коли кишки срастутся, так я поеду до Москвы да в Кремле поклонюсь мощам святого патриарха Гермогена.
Соврал ты, Гришенька! Не мощи, а громадный барыш от поставок нательного белья для армии манили тебя в Москву. Я нарочно не писал о безобразиях Распутина, приберегая силы для этой главы. Прогремевший на всю Россию скандал у «Яра» в московских Сокольниках имел большое значение для дальнейших событий…
Уведомившись, что старец прибывает в первопрестольную, дабы коснуться мощей угодников, московский градоначальник, генерал свиты Адрианов, спал отныне вполглаза. Полиция находилась в состоянии беспокойства и нервотрепки. Наконец купец Тарарыкин (владелец ресторана «Прага», что на Арбате) доложил градоначальнику по телефону, что Распутин уже осчастливил его своим посещением, нафурил большую лужу в гардеробе, но в основном вел себя достойно всяческого подражания.
– Однако Ефимыч ни за что не платил, а счет за ужин велел переслать на ваше имя, – сказал ресторатор.
– Нахал! – ответил Адрианов, но счет оплатил…
Распутин повидался с нужными людьми. Это был редактор сплетницкой газетки «Новости Сезона» Семен Лазаревич Кагульский и забулдыга из дворян – Коля Соедов, автор горячих и актуальных репортажей о случаях воровства в магазинах и драках в пивных. Распутин сказал этим подонкам, что в высших сферах устроит им хороший чистоган с поставок белья, но… «Меня не забывайте!» – заметил он. Кагульский сразу сунул ему в карман тысчонку.
– Григорий Ефимыч, такое дельце надо спрыснуть.
– Не без энтого, – захапал деньги Распутин.
Семен Лазаревич звал ехать к «Яру», владелец которого Судаков обещал ему отвести для Распутина отдельный кабинет.
– А я, – сказал Соедов, – напишу статью о похвальных действиях московской полиции и лично градоначальника Адрианова.
– Это зачем же тебе? – спросил Распутин.
– Пускай всем нам будет приятно.
– А-а… ну, тады валяй. Пиши! – разрешил Распутин.
Компанию поставщиков белья украсили женщины, средь которых была аристократка (имя ее полиция в своих донесениях скрыла), дряблая купчиха Анисья Решетникова, две еще какие-то крали и Гришкина любовница Елена Францевна Джанумова, вступившая с ним в связь, чтобы он помог вытянуть из Сибири ее родителей, сосланных за шпионаж в пользу Германии.
Заняли кабинет – честь честью. Как порядочные.
Распутин, облапив Джанумову, жаловался:
– Вот жистя настала! В сутки часика два еще ничего. А потом опять плохо. И с чего это мне так скушно бывает?..
Семен Лазаревич подлил ему винца и запел:
Выпьем мы за Гришу,
Гришу дорогого.
Присутствующие с большим желанием подхватили:
Свет еще не видел
Милого такого!
Распутин поцеловал Джанумову в нос и сказал:
– За «величальную» вам спасибочко. Выпьем…
Аристократка (имя которой неизвестно) без улыбки на лице наблюдала за ним. Распутин сказал ей, что завтра придет к ней.
– Пожалуйста, – тихо отвечала женщина.
Соедов проявил волнение, свойственное алкоголикам:
– Что-то мы мало пьем. Что-то мало едим.
Распутин воткнул в рот бутылку, высосал до дна.
– Давай вторую, – и второй не стало.
На закуску ему послужил поцелуй Франтика, как он называл Джанумову. Анисья Решетникова, нелюдимая и мрачная, налегала на еду. Кагульский, не жалея штиблет, плясал модный кэк-уок. Аристократка, раскурив тонкую папиросу, окуталась вуалью сиреневого дыма. Наступила полночь, кабинет уже показался Распутину тесен для разгула, он спихнул с колена Франтика и встал.
– А чего тута сидеть? Пошли к народу…
Кагульский и Соедов вывели его в общий зал, держа под локотки, как патриарха, который является к своей пастве со словом святого откровения. Публика в ресторане оживилась:
– Распутин… Вон этот… с бородой… ах!
Оценив внимание к своей особе, Гришка выхватил из кармана штанов пачку денег, быстро раскидал червонцы в хор балалаечников, сотенные бумажки с хохотом ловили цыганские певички. Он стал шляться между столиками ресторана, хвастаясь:
– Рубаха на мне… вишь? Сама царицка вышивала. А поясок-то, вишь, какой? У меня сапоги на два размера больше царского…
Балалаечники исполняли национальные мотивы:
Выйду ль я на реченьку,
Погляжу ль на быструю…
Здесь я в смягченной форме передаю подлинные фразы Распутина, которые тут же фиксировались агентами тайной полиции. Вскоре аристократка, не выдержав, подозвала к себе лакея.
– Быстро выпишите счет.
– За весь кабинет? – спросил он.
– Да, за весь…
Почуяв, что женщина пренебрегает им, Распутин, «взбешенный, шатаясь, произвел неприличный жест рукой… Светская дама бросила на стол пачку денег, далеко превышавшую итог счета, и поспешно вышла. Цыганки вышли вслед за нею» (из протокола полиции). Так поступают умные люди. А глупые радуются, и нашлись дураки, которые даже забрались на пальмы, как обезьяны, чтобы лучше видеть все безобразия. При этом, как докладывала агентура, хозяин ресторана Судаков, желая избежать скандала, стал азартно (и не к месту) уверять публику, что это не Распутин, а какой-то самозванец… Гришка сразу взревел от горчайшей обиды:
– Это я-то не Распутин? Да я самый настоящий…
А чем Распутин мог доказать, что он Распутин? Полицейский отчет гласит, что Гришка «обнажил половые органы и в таком виде продолжал вести беседы с певичками, раздавая некоторым из них записки с надписями „люби бес корыстно“. На замечание хора о непристойности поведения Распутин возразил, что он всегда так и держит себя перед женщинами; при этом, чтобы ему поверили, он „называл по фамилиям женщин, которые ему отдавались, сообщая о каждой какую-либо деталь, смешную или скабрезную…“. Франтик (у которой в биографии не все было чисто) быстро смылась в уборную. Соедов активно уговаривал Распутина еще „дернуть по маленькой“, а издатель газеты Кагульский предпринял попытку застегнуть на Распутине штаны, но потерпел в этом фиаско…
…Судаков позвонил Адрианову.
– Был он у меня. Страшно рассказывать.
– По счету уплатил? – забеспокоился градоначальник.
– Я бы сам, – отвечал Судаков, – заплатил ему в десять раз больше, только бы он не бывал у моего «Яра»…