– Ну, понятно, – опять вздохнул Ёган.
– Ладно, бери, но имей в виду, денег я тебе платить больше не буду, пока рубаху не отработаешь.
– Я согласен, господин.
– Болван.
На кладбище было много народа… Бродяги, поденщики, мужики из обеих деревень, бабы, дети. Хоронили не кого-нибудь, а коннетабля барона и его людей. Волков и Ёган остановились чуть поодаль, слезли с коней.
– Барона видишь? – спросил солдат.
– Не видать. Нету его. Фрау Анну вижу, попа нашего и его служек, сержанта вижу, управляющего вижу. Ни барона, ни баронессы нету. Да и гробов нет, видать, схоронили уже.
– Фрау Анна – это вон та, в черном, что у бочек за столом?
– Ага, она. Старая, а выглядит как молодая. Видишь, угощения сама раздает людям, не брезгует.
Высокая стройная женщина в черном платье забирала у слуг куски сыра, колбасы и хлеба и сама отдавала их людям, собравшимся на похороны. Те брали, кланялись и шли к столам пить дармовое пиво. Бабы и дети получали пряник. Народ терпеливо ждал очереди. Священник был тут же, и он что-то втолковывал жующим людям.
Волков отдал повод коня Ёгану.
– Жди здесь.
– Господин, вы мне тоже колбасы возьмите, – попросил тот.
Волков взглянул на него неодобрительно и ничего не ответил. Растолкав людей, он подошел к фрау Анне, дождался момента, когда она увидит его, поклонился. Женщина, заметив его, перестала раздавать еду и подошла к нему.
– Здравствуйте, вы, видимо, тот рыцарь, который сражался вместе с моим мальчиком с дезертирами.
– Да, мадам. Но я не рыцарь. – Волков рассматривал ее. Он не дал бы ей сорока, и для своих лет она очень хорошо выглядела. Даже отсутствие одного из нижних зубов ее не портило. Солдат не сомневался, что в молодости она была красавицей. Неудивительно, что граф имел с ней общих детей.
– Надеюсь, – ее голос дрогнул, до сих пор она была спокойна и холодна, а тут вдруг послышались слезы, – надеюсь, он вел себя достойно.
– Безукоризненно, мадам.
– Я воспитывала его рыцарем.
– Вам это удалось.
– Вы… – она замолчала и посмотрела солдату в глаза, – вы не могли помочь ему в бою?
– Нет, мадам. От арбалетного болта нет защиты. Если выстрел точный, это либо рана, либо смерть. Ему не повезло.
– Вы отомстили за него? – Она всхлипнула.
– Да, мадам. Я убил арбалетчика. Я убил их всех.
– Мне очень приятно, – она говорила сквозь слезы, – мне очень приятно, что такой воин, как вы, так высоко оценил моего мальчика.
Волков достал из кошеля черную от старости, большую и тяжелую имперскую марку. Протянул ее женщине.
– Что это? – спросила та.
– Это он дал мне перед боем за то, чтобы я помог ему. Хочу вернуть ее вам.
– О чем вы? – Она даже отшатнулась.
– Я зря взял эти деньги.
– Если вы не рыцарь, то вы солдат, а это ваше сольдо. Если мой мальчик дал вам эти деньги и они помогли избавить деревню от дезертиров, значит, мой мальчик поступил верно. Спрячьте деньги. Как вас зовут?
– Яро Фолькоф, – ответил Волков, пряча марку.
– Так вот, господин Фолькоф, мой мальчик правильно сделал, что нанял вас, а вы правильно сделали, что перебили этих бешеных собак. Я горда своим мальчиком.
– Для меня было честью сражаться с ним рядом. – Волков поклонился. – До свидания, фрау Анна.
– Господин Фолькоф.
– Да, фрау Анна?
– Мой дом рядом с аббатством. Знаете, где это?
– Знаю. Я езжу к монахам лечить раны. Я видел ваш дом.
– Заезжайте, я буду рада вас видеть.
Волков низко поклонился.
Они отправились к кузнецу – тот восхищался, осматривая арбалет, и обещал изготовить к нему десять болтов.
– Господи, что ж за люди его сделали? Что за мастера? Видно, не люди, а боги!
– Ты бы не богохульствовал, кузнец, при незнакомых людях, – беззлобно заметил Волков. – Бог у нас один, а арбалет сделали люди.
– Великие мастера, – произнес кузнец.
После этого солдат и Ёган поехали к себе в Малую Рютте.
– Господин, – начал Ёган.
– Ну?
– Я тут подумал насчет рубахи…
– Какой еще рубахи? – не понял Волков.
– Ну, вот этой, – Ёган хлопнул себя по груди, – кожаной.
– Ну и что надумал?
– Вот вы сказали, что отрабатывать мне ее три месяца, а вы тут у нас столько сидеть не собираетесь.
– Ну и? Вернешь рубаху?
– Нет. Не верну, я с вами поеду. Слуга вам нужен. Добра у вас много разного, а слуги нет, и конюха нет, а вы ведь даже сейчас одеться не можете.
– Чтобы меня на первом кордоне схватили за укрывательство беглых крепостных?
– Так я ж не крепостной, я вольный! Мой отец с отцом барона договор заключал. Его земля – наши руки.
– А бабу свою, детей с собой возьмешь? А корову свою?
– А что, надо корову взять?
Волков не ответил, просто посмотрел на него.
– Корову не надо? Так оставлю ее детям.
– А детей?
– А детей брату.
– И жену брату?
– Не-е-е, жену не брату, хворая она у меня. У нее давно пальцы крючит. Она давно в монастырь хочет уйти. Да дети у нас, хозяйство.
– То есть ты все уже обдумал?
– Ага. Детей брату, он их любит, своих-то у него всего двое, одна девочка и еще один дурачок. Он моих часто к себе берет, пряники им покупает, мед. А бабу в монастырь. И корову брату, и огород. А на детей я ему еще и с жалованья деньгу давать буду. Всем хорошо будет. И вам хорошо. Вы без меня и огня сейчас не разведете.
– Болван! Я солдат, а не благородный. Большую часть жизни я прожил в палатке. Спал на земле, и даже на снегу, и в грязи. Половину своей жизни я провел в осадах. Либо ломал стены, либо сидел за стенами. Как ты думаешь, какое главное оружие солдата?
– Не знаю… Стрелы, наверное, или копье.
– Топор, мотыга и лопата. Мечом машешь редко, а лопатой – каждый день. Я земли выкопал больше, чем ты. Я с утра приказы писал, днем копал, а вечером, когда другие солдаты отдыхали, я лейтенанту коней чистил, упряжь ремонтировал и за его доспехом следил – где к кузнецу ходил, где и сам делал. Понимаешь?
– Понимаю, – грустно вздохнул Ёган.
– У меня никогда не было слуг. Даже когда я попал в гвардию. Там у многих были слуги, они могли себе это позволить, но я все делал сам. Сам мыл свою лошадь, даже стирал, если не было прачек, да и денег у меня не было на слуг.
– А сейчас-то у вас вон сколько вещей, лошадей, седел, талеров на сто.
– Может, и на сто, только часть из них нужно отдать.
– Кому? Барону?
– Нет, при чем тут барон. По обычаю военных корпораций десятина – деньга мертвых.
– Мертвых?
– Да, это доля принадлежит родственникам погибших. Так и называется – десятина мертвых.
– Десятина… Прям как попам. И что ж, всегда по-честному отдавали?
– Как правило… Корпорации, роты набираются в одной местности, там все друг друга знают, а зачастую еще и родственники. Ротмистры за этим следили, чтобы родственники всегда свое получали. Чтобы офицеры вели себя честно.
– А что, бывают нечестные?
– Бывало. Иногда не все отдают, а бывало, и вообще ничего.
Ёган помолчал и спросил:
– Значит, не возьмете меня в работу?
– Некуда мне тебя брать. У меня ни кола, ни двора.
– Так двор тут можно купить, – оживился Ёган, – тут много пустых, задарма возьмете.
– Угомонись ты, – сказал Волков, – подумаю я.
За разговором они добрались до харчевни, где солдат увидел, как местный мужик из конюшни выводит одного из двух оставшихся у него коней. Подъехав, Волков схватил конокрада за волосы, запрокинул ему голову и зашипел прямо в лицо:
– Куда ты, смерд, повел моего коня?
– Староста… – Тот вылупил от страха глаза, махнул рукой. – Староста…
Волков бросил мужика, спрыгнул с коня и кинулся к старосте, которого сразу не заметил. Тот только успел злобно тявкнуть:
– Мне…
Кулак солдата заткнул его, сбил с ног. Староста упал на спину возле лужи, схватившись за лицо руками, заныл противно и фальшиво – Волкова это не остановило, он пнул лежачего сапогом в ребра, затем еще раз и еще. Люди вокруг стояли и смотрели ужасом.
– Вор! – орал солдат, избивая старосту. – Крыса!
Староста пополз по грязи, пытаясь забраться под телегу, и визжал:
– Сказали мне, сказали коня взять!
– Кто? – орал Волков. – Кто сказал?
– Люди барона!
– Воровать тебе сказали?
Староста кряхтел, скулил, но молчал. Солдат пнул его еще раз, теперь уже в морду:
– Кто тебе сказал? Что сказали? Где они?
– Там! – Староста махнул рукой в сторону харчевни. – Там они!
Волков пошел туда, Ёган кинулся следом. Трактирщик, стоящий на пороге, дернулся в сторону, чтобы не попасть под горячую руку, но Волков схватил его за рукав.
– Где они? – сухо спросил он.
Трактирщик сказать не смог, только указал пальцем на лестницу, что вела в комнату солдата. Волков взлетел по лестнице, забыл про боль в ноге, толкнул дверь и увидел троих.
Это были люди барона, а именно: огромный сержант Удо Мюллер и два откормленных молодых детины. Они были в шлемах и замызганных стеганках; в руках копья, на поясах фальшионы, наглые морды смотрели с издевкой. Один из них сидел на кровати солдата и разглядывал дорогую сбрую. Сержант стоял посреди комнаты с кольчугой в руках, а третий присел у груды вещей и копался в ней.
– Сержант Удо, – сказал солдат, забирая из рук сержанта кольчугу, – а что ты делаешь в моей комнате, когда меня нет? Никак воруешь?
Тот, что сидел на кровати, встал, отбросил сбрую и взял в руки копье. Он был почти с сержанта ростом. Откормленный, румяный. Усмехаясь, сказал:
– Мы свое берем.
– Уходите, – сказал Волков, – иначе завтра расскажу барону.
– А может, нам барон разрешил? – сказал сержант Удо.
– Вот я завтра у него и спрошу.
– А может, и не спросишь, – загадочно произнес мордатый стражник.
– Так, значит, грабите постояльцев на земле барона. – Солдат улыбнулся.
– Никого мы не грабим, – ответил стражник, – за своим пришли.