Было темно. Волков медленно обходил дом, стараясь не попадать в лужи. Найдя дверь, из-под которой пробивалась тонкая полоса света, стал ждать, прислонился к стене, чтобы не мокнуть под струйками воды, что текла с крыши. Ждал он недолго, вскоре за дверью послышались голоса. Вернее, голос. Это был звонкий женский голос, что-то щебетавший.
Солдат уже готовился застать эту глупую женщину врасплох своим вопросом, как только та откроет дверь. Потом послышался смех, дверь неожиданно распахнулась, и… Неимоверно сильная рука схватила Волкова за горло. Он попытался разжать пальцы, но они были словно из стали, держали намертво. Не так, чтобы задушить, но чтобы он не шевелился. Необыкновенная мощь припечатала его к стене, стальные пластины бригантины впились в грудь, а его ноги почти не касались земли. Послышался испуганный женский голос:
– Господи, кто там? Я ничего не вижу! Что у вас там происходит?
Обладатель стальной руки ей не ответил, продолжая прижимать солдата к стене, а Волков понял, что правой рукой из-под плаща меч ему не достать, и потянулся к сапогу, в котором был стилет, вытащил его, но воспользоваться не успел. Стальная рука оторвала его от стены и…
Он получил страшный удар в грудь. Стилет улетел в темноту, а сам солдат сполз по стене и очутился в луже.
– Господи, да что там у вас происходит? – снова прозвучал женский голос. – Что случилось?
Другой женский голос ей что-то ответил, невнятно и тихо, а потом так же тихо вмешался мужской шепот. В дожде из этого шепота Волков бы не разобрал ни слова, да и не смог бы. Он был почти без сознания, несмотря на то, что струйки воды с крыши лились ему прямо на лицо, и сосредоточился на попытках вдохнуть, просто набрать в легкие воздуха и не захлебнуться кровью, которая шла из горла. Наконец это получилось, но оказалось очень больно. Чуть отдышавшись, Волков перевернулся со спины на живот и сплюнул кровь. Затем, опираясь на стену, встал на одно колено, после чего, снова сплюнув, поднялся на ноги. Вдохнул, сплюнул еще раз и, держась за стену, попытался идти. Ёган, увидев его, перепугался.
– Господь всемогущий, да что с вами? – Он кинулся к солдату, подхватил его.
Тот хотел было что-то сказать, но только прохрипел в ответ:
– Давайте, давайте к коню. – Ёган помог ему идти и усадил в седло.
В трактире было шумно и душно, и народ выходил на улицу подышать, а Ёган буквально вез Волкова в замок. Тот едва дышал, иногда выплевывая на шею коню, на себя и на седло сгустки крови. Ехали до замка долго, а там стражники подхватили солдата и помогли Ёгану занести его в башню. Волков не помнил, как Ёган стаскивал с него сапоги и снимал бригантину. Он провалился в темноту не то сна, не то бесчувствия.
Глава десятая
Проснулся солдат от кашля. Откашлялся, сплюнул на пол. Ёган тут же встал, вытащил ставень из окна.
– Как вы, господин? – спросил он, подходя к кровати.
Солдат хотел ответить, но только просипел. Дышать уже было не больно, если не делать глубоких вдохов, но во рту все еще ощущалась кровь. Волков жестом показал – умываться. Ёган понял, пошел за водой. А вместе со слугой вдруг пришел барон.
– Ну, что с вами случилось? – спросил он, усаживаясь на край кровати.
Солдат откашлялся и не то проскрежетал, не то прошелестел:
– Кто-то напал… За трактиром… Ночью…
– Я знаю, что ночью, стражники сказали, что вас привез ваш холоп еле живого. Что там было? Кто напал? Надо найти и повесить.
– Пока не знаю, – отвечал солдат, хотя догадывался, кто это. – Но я обязательно выясню.
– Не смейте ходить без людей по ночам, слышите? Тем более по трактирам.
Солдат что-то просипел и кивнул.
– Хотите отдохнуть? – спросил барон.
Волков снова кивнул.
– Ладно, отдыхайте. – Барон похлопал солдата по плечу и ушел.
Солдат умылся, выпил воды, потянулся, расправил плечи. Понял, что, если не делать глубокие вдохи, грудь почти не болит. Он подошел к камину, у которого стояли сапоги, поднял правый, потряс его. Сапог был пуст, стилета в нем не оказалось.
– Ёган, – почти шепотом позвал солдат и, сделав над собой усилие, уже в голос повторил: – Ёган, молоко, хлеб, мед и седлай коней.
– Господи, да каких вам коней?! Вам бы полежать денек, куда вас черт несет? Мало вам руки, теперь еще и грудь. Вы весь пол кровью заплевали за ночь. В чем жизнь держится – непонятно, а ему опять седлай коней. Вы себя в зеркало видели?
– А что там?
– На горле синяки, на груди синяки – видно, как вас приложили, так весь доспех отпечатался.
– Бог с ними, с синяками, побыстрее давай, мне нужно найти мой стилет, я его ночью обронил.
За трактиром стилет они не нашли: только мусор, помои, кости, обломки бочек и ящиков, больше ничего.
– А что, он дорогой был? – спрашивал Ёган.
Дорогим особо он не был, простой и надежный кусок стали, но в разных сапогах солдата это доброе оружие провело лет двенадцать и пару раз точно спасало ему жизнь.
– Пойдем поговорим с хозяином, – произнес Волков, хрипя и разминая горло.
В трактире было немноголюдно по сравнению со вчерашним вечером, но все равно половина столов была занята. Солдат сел за стол, Ёган напротив. Волков внимательно посмотрел на своего слугу и остался доволен. Вид тот имел устрашающий: кожаная рубаха, сапоги, меч на поясе, заросшая щетиной физиономия, крепкие крестьянские кулаки. Не знай его солдат, испугался бы.
Тут же к ним подошла баба в грязном переднике и спросила:
– Чего господа изволят?
– Господа изволят хозяина твоего видеть, – ответил солдат.
Переспрашивать баба не стала, быстро сказала «хорошо» и исчезла. Трактирщик появился тотчас. Солдат снял плащ и был без капюшона, тем не менее трактирщик узнал его сразу.
– Доброго здравия вам, господин коннетабль.
– Значит, знаешь, кто я?
– Как же не знать?
– И вчера знал?
– Догадывался, но не был уверен.
– Вчера за твоим трактиром я обронил одну вещь.
– Найдена, – сразу сообщил трактирщик.
Он сделал знак бабе, и та чуть не бегом кинулась на кухню. И через мгновение вернулась обратно, бережно, на двух руках неся стилет.
– Вот и славно, – хрипло сказал Волков, пряча оружие в сапог. – Но это еще не все.
– Чем еще могу быть полезен доброму господину?
Солдат чуть помедлил и сказал:
– Доброму господину ты можешь быть полезен деньгами.
Говоря это, Волков никак не ожидал того, что произойдет. Не произнеся ни слова, трактирщик тут же полез под рубаху и достал оттуда туго скатанный рулончик из грязной тряпки, положил его на стол перед солдатом. Тот раскатал тряпку, и внутри оказались монеты, полуталеры, десять штук. Волков пальцем пересчитал их и продолжал молча смотреть на трактирщика.
– Каждый месяц вы будете получать пол талера, – заговорил трактирщик, – а еще вам и вашему человеку стол и пиво бесплатно, сколько захотите.
– Я забыл, как тебя зовут?
– Авенир, господин.
– Авенир… А дальше?
– Авенир бен Азар.
– Ты что, Авенир бен Азар, знал, что я приду, или у тебя всегда под рубахой пять талеров спрятаны?
– Нет, господин, я не знал, что вы придете, но я знал, что вы можете прийти.
– Значит, думал. Ладно, а сколько ты платишь барону?
– Как договаривались – шестьдесят крейцеров в месяц. Как уговорились с управляющим.
– Шестьдесят крейцеров? – Солдат удивленно поднял брови. – Вчера ты продавал пиво по семь пфеннигов, ты продал не меньше трехсот кружек… Авенир бен Азар, ты вчера на одном пиве заработал больше двух талеров. А вино? А девки? Постой, овес с конюшни, колбаса с капустой, хлеба. Авенир бен Азар, я думаю, ты вчера положил в карман четыре талера, не меньше. Четыре талера за один день! Огромные деньги, Авенир. А барону ты платишь шестьдесят крейцеров в месяц.
– Господин, – мялся трактирщик. – Я не заработал четыре талера за день. Выручка и правда вчера была большая и почти дотянула до четырех талеров, но господин забывает, что это был день выступления ла Реньи. В другие дни выручка много меньше. Но ла Реньи не поет за просто так, он не соловей. За одно свое выступление он просит сорок крейцеров.
– Сорок? – переспросил солдат.
– Да, господин, сорок маленьких серебряных монеток. А пиво, господин?
– А что с пивом?
– Я варю пиво, но его мало, большую часть беру у мужиков. И колбасу, и хлеб, и капусту. И все это они не дают мне бесплатно. И овес не родится в яслях, за него я тоже плачу мужикам. И девки, господин, тоже берут свое. У меня с ними договор, господин, они за работу отдают мне половину и все время норовят обмануть.
– Все время? – с фальшивым сочувствием спросил Волков. – Обманывают, значит.
– Да, господин, все время обманывают.
– Ясно, Авенир, ты бедный и несчастный человек, и жизнь твоя тяжела. Да?
– Нет, господин, я не бедный и за вчерашний день заработал талер, но такое бывает очень нечасто, господин, у меня большая семья и больные родственники в городе, им нужен уход, а доктора, господин? Вы знаете, сколько сейчас берут доктора?
– Прекрати, Авенир, а то Ёган сейчас расплачется. – Волков ухмыльнулся, он не верил ни одному слову трактирщика. – Скажи-ка мне лучше, есть ли у тебя гроссбух, Авенир.
Трактирщик на мгновение опешил и смотрел на Волкова своими чуть навыкате глазами, думая, что ответить, а тот, улыбаясь ему в лицо, направил на него указательный палец, приговаривая:
– Не вздумай врать, Авенир, не вздумай врать.
– Да, господин, у меня есть гроссбух, – не соврал трактирщик.
– Хотелось бы взглянуть на него, Авенир, чтобы осознать всю глубину твоей нищеты и выяснить, на что ты содержишь своих больных родственников.
– Я готов вам показать его, но боюсь, что вы там ничего не поймете.
Солдат был уверен, что трактирщик так и скажет, он улыбнулся и произнес:
– А ты покажи, а я уж постараюсь.
– Хорошо, – сказал трактирщик. – Я сейчас вам его принесу.
– Ёган, сходи-ка с Авениром, собери все бумаги и книги, которые там найдешь у него.