Они с бароном сидели в зале возле камина, разглядывали золоченые шпоры и великолепное алое сюрко.
– Роскошь, – гладил бархат барон, – сам бы такое носил.
– Не слишком ли? – усомнился Волков. – Императорский цвет.
– Нет, то что надо, а шпоры, конечно, дрянь, холоп ваш выбирал?
Солдат кивнул.
– Продадите потом, один раз надеть можно.
И тут в залу вбежал стражник. Встал. Стоял и ждал, пока на него обратят внимание.
– Что тебе? – спросил барон.
– Я до господина коннетабля.
– Слушаю, – сказал солдат.
– Жиденок приехал, буянит в донжоне.
– Буянит? – удивился барон. – А что ж ему нужно?
– На месте его сгоревшего трактира управляющий строит ваш трактир, – произнес солдат, поднимаясь из-за стола, – не волнуйтесь, господин барон, я разберусь.
Когда солдат вошел в донжон, он увидел молодого Гирша. Тот был вне себя, стоял у стола и размахивал руками, зато Крутец, сидевший за столом, был абсолютно невозмутим.
– Думаете, я дурак?! – орал Гирш. – Я не дурак! Все это ваших рук дело! Ваших!
– Суд нашего сюзерена, принца Карла, неподкупен, – меланхолично отвечал Крутец. – Подайте в суд.
– Думаете, я дурак?! – снова повторял Гирш. – Какой еще суд? Вы воры! Просто воры! Вы просто украли у меня деньги!
– Вам придется доказывать это в суде, – невозмутимо заметил управляющий. Он почти улыбался в лицо юному Гиршу.
– Не сметь! – заорал тот. – Не сметь скалиться! Ты вор!
– Я попросил бы вас не разговаривать в таком тоне, – мягко говорил Крутец. – Иначе стража выкинет вас отсюда.
– Выкинет?! Да я за этот трактир заплатил сто двадцать талеров! Сто двадцать! А ты хочешь меня выкинуть?!
– Сто двадцать? – искренне удивился Крутец. – Сто двадцать талеров трактир приносит за год, вы купили его очень дешево. Интересно, почему хозяин продавал его вам за такие малые деньги?
– Не твое дело, вор!
– Возможно, это был рискованный актив, – продолжал управляющий. – Вы рисковали, Гирш, связываясь с таким человеком, как наш трактирщик. Ваш трактирщик был должен коннетаблю. Вы знали об этом, он вам об этом сказал?
– Я повторяю, ты вернешь мне все деньги, проклятый вор! – взвизгнул юноша.
– А ну, успокойтесь, – твердо сказал Волков. – Иначе я велю выбросить вас отсюда.
– А-а, вот еще один вор! – заорал Гирш, заметив коннетабля. – Вся шайка в сборе. Я требую вернуть мои деньги!
– Какие твои деньги, жид? – холодно спросил солдат.
Он знал, что мальчишка не в себе, поэтому пытался сдерживаться, но юный Гирш по юности своей этого не понимал.
– Мои сто двадцать талеров, что я отдал за мой трактир! – орал он и зачем-то начал размахивать пальцем перед лицом солдата. – Который вы сожгли, проклятые воры! Где мои сто двадцать талеров?!
– Твои сто двадцать талеров, жид, – холодно продолжал он, – там же, где и мои тридцать пять. У Авенира бен Азара. В прошлую нашу встречу я спросил, как его найти. Напомнить тебе, что ты мне ответил?
– Ах вот, значит, как вы ведете дела. – Гирш успокоился и заговорил заметно тише.
– Мы с вами здесь никаких дел не ведем, – спокойно произнес управляющий. – Ваш трактир сгорел. Мы в этом не виноваты. Если считаете по-другому, подавайте в суд.
– Вы просто свиньи! – снова заорал Гирш. – Бесчестные свиньи! Гойская банда свиней! Вы еще не знаете, с кем связались, гойская сволочь!
– Жид, – произнес солдат, – лучше тебе замолчать. Еще одно слово – и ты пожалеешь.
– Не пугай меня, свиноед гойский, ублюдок.
И тут даже он понял, что переборщил. Он замолчал. Все это происходило в донжоне, переполненном людьми. Здесь были и стражники, и дворовые. Люди собирались, чтобы посмотреть на скандал, и все слышали слова юного Гирша. Теперь они ожидали, что будет. Если бы все это было сказано наедине, возможно, Гиршу еще сошло с рук, он отделался бы парой оплеух и двумя-тремя ударами палки, но теперь так просто закончить дело Волков уже не мог. Солдат указал на Гирша пальцем и произнес:
– Стража, взять его.
Повторять было не нужно. Двое стражников тут же вскочили из-за стола, схватили мальчишку, выломали его руку, согнули. Возница, что привез Гирша, попытался было вступиться за господина, но еще один стражник немилосердно ударил его древком копья в лицо, и тот свалился на пол.
– Гой, вор, свиноед, – кряхтел Гирш, когда стражники крутили ему руки.
– Сержант, у тебя кнут готов? – спросил Волков.
– Как всегда, господин, – отвечал сержант Удо.
– Десять раз ему будет мало, давай пятнадцать, на площади.
– Ублюдок! – завизжал Гирш.
– Двадцать, – добавил Волков. – А гавкнешь еще что-нибудь – получишь клеймо на морду.
Гирш пытался посмотреть на солдата и, увидев его ледяное лицо, понял, что тот не шутит, и больше ничего не сказал. Сержант и стражники выволокли мальчишку из донжона.
– Может, нужно было его в подвале подержать? Он и успокоился бы, – предложил Крутец. – А так мы с ним строго.
– Мы с ним слишком мягко, – сквозь зубы отвечал солдат. – Надо было ему язык отрезать, но сегодня я очень милосерден. Потому что скоро меня посвятят в рыцари, и я не хочу омрачать праздник дерьмом и кровью этого животного.
– Поздравляю вас, господин коннетабль, – сказал Крутец. – Вся Рютте ждет вашего повышения.
– Раз вся Рютте ждет, – произнес Волков, подумав, – значит, у всей доброй земли Рютте будет праздник. Мы устроим фестиваль для мужиков. Я устрою за свой счет.
– Зачем? – удивился управляющий. – Они вас и так боготворят, вас все любят.
Он не знал, что солдат, возможно, скоро станет не только рыцарем, но и господином Малой Рютте. Если, конечно, барон отдаст Хедвигу за солдата. И Волков хотел, чтобы мужики со всей округи, особенно свободные, знали о нем как о щедром и добром господине. Все это солдат не стал объяснять управляющему, а просто произнес:
– Пара коров на жаркое, пять свиней, два десятка куриц, пуд сыра и пуд колбасы, пять бочек пива и браги, детям пряники, незамужним девкам ленты. Подготовьте все это к следующему воскресенью.
– Господин коннетабль, фестиваль талеров на пять получается, – чуть замялся управляющий. – Сейчас в казне нет денег. Я мужикам за рубку леса дал, кузнецу за скобянку, все деньги на новый трактир идут.
– Вы что, не слышали? Я же сказал – за мой счет.
Глава двадцать третья
Агнес стала много спать. После того как она заглядывала в шар, девочка шла в людскую и, не поев, ложилась спать. Спала долго, могла лечь днем и встать только утром. И ни клопы, ни блохи, что докучали другим, ее не беспокоили. Волков велел ее не трогать, а дворовые не могли понять, зачем коннетаблю эта косоглазая замарашка, ведь работать она не работала, да и для постельных утех вряд ли годилась, уж больно неказиста и костлява была.
Посыпаясь, Агнес долго молилась, потом ела – много и жадно, все, что ни дадут, иногда тихо разговаривала с коннетаблем, который задавал ей только один вопрос: как найти вурдалака?
– Ведьма звала его господином, – говорила Агнес.
– Ты мне это уже рассказывала. А где она сама, знаешь?
– Нет, знаю, что далеко. Не вижу ее и не слышу.
– Ушла, значит, – задумчиво произнес солдат, – может, и господин ее ушел?
– Может, – пожала плечами Агнес.
Волков видел, что почему-то девочка не любит рассказывать о том, что видела в шаре. Каждое слово приходилось тянуть из нее клещами. Наверное, потому что девочка стеснялась, поэтому он и не позволял никому присутствовать при этих разговорах, кроме монаха. А монах сидел рядом и слушал. Он всегда молчал, когда коннетабль говорил с Агнес. А на этот раз он произнес:
– Значит, мы больше никого не знаем, кто мог бы указать, где прячется вурдалак?
– Я не знаю, – сказала Агнес, – шар не показывает.
– А как же вы узнали про ведьму до того, как к нам попал шар? – продолжал спрашивать монах.
– Сыч видел, как ее сынок принес письмо трактирщику, а трактирщик написал письмо в замок. Видимо, к молодой госпоже.
– А шар не говорит о госпоже Хедвиге ничего? – не отставал брат Ипполит.
– Говорит, – недовольно ответила Агнес. – Говорит, что наш коннетабль мечтает о ее заднице.
– Что? – Волков нахмурился и глянул на девочку.
– Стекло говорит, что вы и во сне, и наяву алчете госпожу Хедвигу, – сказала Агнес.
– Прикуси-ка язык, – велел Волков. – Разговорилась.
– А еще что шар показал про нее? – продолжал монах.
– Больше ничего, – ответила девочка.
– Я не алчу госпожу Хедвигу, – сказал солдат.
– Мне и монаху можете врать, – резонно заметила Агнес. – Да и себе можете врать, а вот стеклу вы не соврете! Вы о ней все время думаете. И про приданое думаете. У вас все мысли только, что мертвеца поймать и на ней жениться.
– Прикуси язык, – сухо повторил коннетабль, холодно глядя на девочку. – Ишь, разговорилась. Слушаю тебя, пока вурдалака не поймали. А как поймаю, пойдешь в трактир лавки за пьяными мыть. – Лицо девочки сразу переменилось, она заметно испугалась.
– Простите, господин.
– Повтори-ка, – сказал солдат.
– Простите, господин.
– Как ты меня называешь?
– Господином.
– И не забывай об этом.
– Да, господин.
Монах, пытаясь замять неловкую ситуацию, продолжил:
– Значит, у нас есть подозрения, что госпожа Хедвига получила письмо от мертвеца?
– Вряд ли от него… Скорее, письмо было от ла Реньи, – ответил солдат.
– А ведьма точно знала о вурдалаке? – вслух размышлял монах.
– Агнес так говорит, – сказал солдат.
– Стекло так говорит, – поправила его Агнес.
– Да, стекло… – задумчиво произнес Волков, – хотя всякое быть может. Мне такие мысли о госпоже Хедвиге самому в голову приходили.
– А с чего же вам такие мысли в голову приходили, что молодая госпожа с вурдалаком знается? Невозможно такое, – вслух размышлял Ипполит.
– Я у дезертиров письмо нашел на ламбрийском, а здесь вроде никого нет, кто ламбрийский знает, кроме служанки госпожи Хедвиги. Поэтому на них и думал.