Если бы Конгротян знал, подумал Гольтц. Сила такого сорта — тайна даже для ее обладателя. Конгротян, запутавшийся в тумане собственной умственной болезни, совершенно не способный выступать и все же существующий, все же принимающий огромные размеры на ландшафте завтрашних дней, дней, которые впереди. Если бы я только мог проникнуть туда, понял Гольтц. Этот человек, который является, станет главной загадкой для всех нас… Тогда бы я все понял. Будущее не состояло бы из неопределенных теней, растворенных в конфигурациях, которые обычный разум — во всяком случае мой — никогда не сможет распутать.
В своей комнате в нейропсихиатрическом госпитале «Цель Франклина» Роберт Конгротян громко объявил:
— Теперь я совершенно невидим.
Он вытянул свою руку вверх и ничего не увидел.
— Свершилось, — добавил он, но не услышал и своего голоса, его тоже нельзя было воспринимать. — Что мне теперь делать? — спросил он четыре стены комнаты. Ответа не последовало. Конгротян был совершенно один; у него больше не было никакого контакт с той жизнью.
Мне нужно отсюда выбираться, решил он. Поискать помощи — здесь мне не помогут; они не смогли остановить процесс.
— Я отправляюсь в Дженнер. Повидаюсь с сыном.
Не было смысла искать доктора Саперса или любого другого врача, ориентированного на химиотерапию или нет. Период поисков терапии прошел. А теперь — новый период. В чем же он заключался? Он еще не знал. Однако он скоро узнал бы. Если бы прожил этот период. А как он мог это сделать, когда во всех смыслах он уже умер?
— Все, — сказал он себе. — Я умер. И все же я еще жив.
Здесь была тайна. Этого он не понимал.
Возможно, подумал он, то, что я должен искать, это возрождение.
Без всяких усилий — в конце концов, его никто не мог увидеть — он вышел из комнаты и прошел по коридору до лестницы, спустился и вышел из больницы через боковой выход. Теперь он шел по тротуару незнакомой улицы где-то в холмистом районе Сан-Франциско, окруженной очень высокими многоквартирными домами, многие из которых были построены еще до Третьей мировой войны.
Избегая ступать в трещины цементной мостовой, он скрывал пока шлейф гибельного запаха, который иначе оставался бы в его следах. Должно быть, мне лучше, решил он. Я нашел хотя бы временное средство очищения, чтобы перевесить мой запах тела. И не учитывая тот факт, что он все-таки был невидим…
Как же я буду играть на пианино? — спросил он себя. Очевидно, это конец моей карьеры.
И тут он вдруг вспомнил Мерилла Джадда, химика из АО «Химия». Джадд собирался мне помочь, вспомнил он. Я совершенно об этом забыл из-за волнения, вызванного моей невидимостью.
Я могу поехать в АО «Химия» на такси.
Он окликнул такси, которое проезжало мимо, но его не заметили. Разочарованный, он смотрел ему вслед. Я думал, что меня еще различают чисто электронные, сканирующие приборы, подумал он. Однако очевидно, что это не так.
Могу ли я дойти пешком до какого-нибудь филиала АО «Химия»? — спросил он себя. Думаю, что мне придется это сделать. Потому что я, конечно, не могу воспользоваться общественным транспортом, это будет непорядочно по отношению к другим.
Джадду придется нелегко со мной, подумал он. Он должен будет не только искоренить мой страх запаха тела, но и снова сделать меня невидимым. Обескураженность и уныние заполнили сознание Конгротяна. Они не могут этого сделать, понял он. Это слишком трудно, это безнадежно. Мне просто придется пытаться возродиться дальше. Когда я увижу Джадда, я спрошу его об этом: что может АО «Химия» сделать для меня в этом плане. В конце концов, после «Карпа» они самая могущественная экономическая организация во всех Штатах. Мне придется вернуться в СССР и там искать еще более мощное экономическое предприятие.
АО «Химия» так гордится своей химической терапией. Посмотрим, есть ли у них лекарство, способствующее возрождению.
Так он думал и шел вперед по тротуару, избегая расщелин в мостовой, когда вдруг заметил, что у него на пути что-то лежит. Животное, плоское, как тарелка, оранжевое в черную крапинку, с дрожащими антеннами. И в тот же самый момент в его мозгу появилась мысль: «Возрождение… да, новая жизнь. Начни снова в новом мире».
Марс!
Конгротян резко остановился и сказал:
— Ты прав.
Там, на тротуаре, перед ним был папуула. Он оглянулся и, конечно, увидел притон драндулетов, припаркованный неподалеку; сверкающие машины переливались на солнце. В центре стоянки, в небольшом здании офиса сидел оператор, и Конгротян шаг за шагом направился туда. Вслед за ним шел папуула и одновременно общался с ним:
— Забудьте АО «Химия»… Они ничего не могут для вас сделать.
Правильно, подумал Конгротян. Уже слишком поздно. Если бы еще недавно Джадд приехал к нему с чем-нибудь, все было бы иначе. Но теперь… и тут он понял. Папуула мог его видеть. Или, по крайней мере, мог еще ощущать каким-то органом или самосознанием, в каком-то размере или как-то еще. И — он не возражал против его запаха.
— Вовсе нет, — говорил ему папуула. — По мне, так у вас замечательный запах. У меня нет никаких жалоб, абсолютно никаких.
Останавливаясь, Конгротян сказал:
— На Марсе будет так же? Они смогут меня увидеть — или хотя бы ощущать меня, — и я их никак не обижу?
— На Марсе нет реклам Теодора Нитца, — дошли до него мысли папуулы, обосновываясь в его жаждущем мозгу. — Там вы постепенно избавитесь от этой порчи. В этом чистом, нетронутом окружении. Входите в контору, мистер Конгротян, и поговорите с мистером Миллером, нашим торговым представителем. Он жаждет вам помочь. Он здесь, чтобы вам услужить.
— Да, — сказал Конгротян и открыл дверь конторы. Там уже ожидал другой покупатель: продавец заполнял для него контракт. Высокий, худой, лысеющий мужчина, который казался беспокойным и скованным; он взглянул на Конгротяна и немного отодвинулся. Его оскорбил запах.
— Извините, — промямлил Конгротян.
— Теперь, мистер Страйкрок, — говорил первому покупателю продавец, — если вы подпишите здесь… — Он перевернул бланк на другую сторону и протянул перьевую ручку.
Покупатель резким движением подписал, затем отступил назад. Было видно, что он дрожит от напряжения.
— Важный момент, когда вы решаетесь, — сказал он Конгротяну. — У меня бы никогда не хватило смелости, но мне посоветовал психиатр. Сказал, что для меня это будет лучшим выходом.
— Кто ваш психиатр? — с естественным интересом спросил Конгротян.
— Сейчас есть только один. Доктор Эгон Саперс.
— И мой тоже! — воскликнул Конгротян. — Отличный человек. Я только что с ним разговаривал.
Теперь покупатель внимательно изучал лицо Конгротяна. Затем очень медленно и старательно произнес:
— Вы — тот, кто звонил по телефону. Вы звонили доктору Саперсу, когда я был в кабинете.
Продавец прервал их.
— Мистер Страйкрок, если хотите пройти со мной, то я могу провести с вами инструктаж по управлению самолетом, на всякий случай. И вы сможете выбрать любой. — Обращаясь к Конгротяну, он сказал: — Будьте добры, подождите.
Заикаясь, Конгротян спросил:
— Вы можете меня видеть?
— Я могу увидеть каждого, — сказал продавец. — У меня достаточно времени. — И он вышел из офиса вместе со Страйкроком.
— Успокойтесь, — сказал папуула в сознании Конгротяна; он остался в конторе, определенно чтобы составить ему компанию. — Все хорошо. Мистер Миллер как следует позаботится о вас, и очень, очень скоро. — Он мурлыкал и убаюкивал его. — Все будет отлично, — напевал он.
Вдруг в контору вошел покупатель, мистер Страйкрок.
— Теперь я вспомнил, кто вы! — сказал он, обращаясь к Конгротяну. — Вы знаменитый пианист, который всегда играет для Николь в Белом доме. Вы — Роберт Конгротян!
— Да, — подтвердил Конгротян, польщенный тем, что его узнали. Однако на всякий случай он осторожно отодвинулся от Страйкрока, чтобы не обидеть его.
— Удивительно, — сказал он, — что вы можете меня видеть: совсем недавно я стал совершенно невидимым… Фактически именно это я и обсуждал с Эгоном Саперсом по телефону. В данный момент мне требуется возродиться. Вот почему я собираюсь иммигрировать. Совершенно очевидно, что здесь, на Земле, мне не на что надеяться.
— Я вас понимаю, — сказал Страйкрок, кивая. — Я совсем недавно бросил работу, меня здесь больше ничто не удерживает, ни брат, ни… — Он замолчал, его лицо помрачнело. — Никто. Я живу один. У меня никого нет.
— Послушайте, — сказал Конгротян прерывисто. — Почему бы нам не уехать вместе? Или мой фобический запах тела вас очень оскорбляет?
Казалось, Страйкрок не понял, что он имел в виду.
— Вместе иммигрировать? Вы хотите сказать, владеть одним участком земли как партнеры?
— У меня масса денег, — сказал Конгротян, — от моих концертов. Я легко могу финансировать и вас, и себя. — Определенно деньги интересовали его в последнюю очередь. И, возможно, он мог бы помочь этому Страйкроку, который, в конце концов, только что бросил работу.
— Может, мы и могли бы что-нибудь придумать, — задумчиво сказал Страйкрок, кивая головой. — На Марсе будет чертовски одиноко; у нас не будет никаких соседей за исключением двойников. А я уже столько их насмотрелся, что мне хватит до конца жизни.
Продавец, мистер Миллер, вернулся в офис слегка встревоженный.
— Нам нужен только один драндулет, — сказал ему Страйкрок. — Мы с Конгротяном уезжаем вместе как партнеры.
— Тогда я покажу вам модель чуть побольше, — философски пожав плечами, сказал мистер Миллер. — Семейную модель. — Он открыл дверь офиса, и Чак с Конгротяном вышли на площадку. — Вы знакомы? — спросил Миллер.
— Познакомились сейчас, — сказал Страйкрок. — Но у нас обоих одна проблема: мы, так сказать, незаметны, невидимы здесь, на Земле.
— Это правда, — вставил Конгротян. — Я стал совершенно невидим человеческому глазу: очевидно, настало время иммигрировать.
— Да, если дело в этом, я бы с вами согласился, — согласился мистер Миллер.