— Пемброук! — окликнул он.
Фигура остановилась, мрачно улыбаясь.
— Итак, теперь вы знаете обе тайны. Вы полностью проинформированы, Саперс. — Пемброук подошел к нему. — У меня есть для вас один совет. Я предлагаю вам позвонить и вызвать журдяка, чтобы рассказать ему то, что знаете вы. Вы боитесь?
Саперс смог сказать:
— Это слишком много — все сразу. Я должен подумать. — Сбитый с толку, он слушал завывания машины последних новостей; ее еще было слышно.
— Но вы расскажете, — сказал Пемброук. — В конце концов, — все еще улыбаясь, он достал свой служебный пистолет и со знанием дела направил его в висок Саперса, — я вам приказываю, доктор. — Он медленно подошел к доктору. — Теперь не осталось времени, потому что «Карп и сыновья» уже сделали свой шаг. Настал момент, доктор, это… как говорят наши немецкие друзья. Вы не согласны?
— Я… вызову журдяка, — сказал Саперс.
— Не упоминайте источник, доктор. Думаю, я вернусь с вами вместе. — Пемброук подтолкнул доктора Саперса назад к ступенькам, ведущим к входной двери офиса. — Скажите просто, что один из ваших пациентов, один из Хранителей, открыл вам это в доверительной беседе, но вы чувствуете, что это слишком важно, чтобы умалчивать.
— Хорошо, — сказал Саперс, кивая.
— И не волнуйтесь за психологический эффект этого, за действие, оказываемое на всю нацию, — сказал Пемброук.
На массу Исполнителей. Я думаю, они смогут выдержать и это, когда пройдет первый шок. Конечно, реакция будет, я предполагаю, что она разрушит всю правительственную систему. Вы со мной не согласны? Я хочу сказать, что не будет Хозяев и так называемых «Николь», не будет деления на Хранителей и Исполнителей. Потому что все теперь мы будем Хранителями. Верно?
— Да, — сказал Саперс, медленно проходя приемную, где Аманда Коннорс, онемев, уставилась на него и Пемброука.
Наполовину обращаясь к себе, Пемброук пробормотал:
— Единственное, о чем я беспокоюсь, — это реакция Бертольда Гольтца. Все остальное, кажется, в порядке, но этот фактор, я, видимо, не могу предвидеть.
Саперс остановился и повернулся к Аманде:
— Соедините меня, пожалуйста, с машиной-репортером из «Нью-Йорк Таймс» Подняв трубку телефона, Аманда молча набрала номер.
Мори Фрауенциммер издал громкий горловой звук и с посеревшим лицом опустил газету и пробормотал, обращаясь к Чаку:
— Ты знаешь, кто виноват в утечке информации?
Его тело обвисло, как австралийская акация, по которой как будто уже взбиралась смерть.
— Я…
— Это был твой брат, Винс, которого ты привел от Карпа. Это конец. Винс работал на Карпа; они его никогда не увольняли — они его заслали. — Мори обеими руками смял газету. — Боже, почему ты не иммигрировал? Если бы ты упехал, ему бы никогда не удалось проникнуть сюда: я бы не взял его без твоей рекомендации. — Он поднял полные ужаса глаза. — Почему я не дал тебе уехать?
На улице против «Товарищества Фрауенциммера» завизжала машина новостей:
— Главный государственный секрет: Хозяин — робот! Изготавливается новый! — Она начала все снова, поскольку контролировалась центральной системой механически.
— Разрушь ее, — рявкнул Мори на Чака. — Эту машину на улице! Пусть она убирается, ради Бога!
Чак глухо сказал:
— Она не уберется. Я пытался. Когда впервые ее услышал.
Они смотрели друг на друга, он и его босс Мори Фрауенциммер; ни один не мог произнести ни слова. Да и нечего было говорить. Это был конец их фирмы.
И, возможно, их конец.
Наконец Мори сказал:
— Эти стоянки Луни Люка. Эти притоны драндулетов. Правительство все закрыло, да?
— А что? — спросил Чак.
— Потому что я хочу иммигрировать, — сказал Мори. — Мне нужно выбраться отсюда. Да и тебе тоже.
— Они все закрыты, — согласно кивнул Чак.
— Ты знаешь, что мы наблюдаем? — сказал Мори. — Это переворот. Заговор против правительства Штатов, организованный кем-то или целой группой кого-то. И это люди внутри аппарата не такие аутсайдеры, как Гольтц. И они работают с картелями, с Карпом, самым крупным. У них огромная сила. Это не уличная потасовка, не грубая ссора. — Он вытер свое красное, мокрое от пота лицо носовым платком. — Мне плохо. Черт, нас втянули в это дело — тебя и меня; в любую минуту ребята из НП будут здесь.
— Но они должны знать, что мы не хотели…
— Они ничего не знают. Они будут хватать всех. Без разбору.
Вдали послышался звук сирены. Мори слушал с широко раскрытыми глазами.
Глава 14
Как только Николь Тибодокс разобралась в ситуации, она отдала приказ убить рейхсмаршала Германа Геринга.
Это было необходимо. Возможно, что у революционной клики были с ним связи. В любом случае она не могла рисковать. Слишком многое было поставлено на карту.
В потайном дворике Белого дома взвод солдат с ближайшей военной базы сделал эту необходимую работу. Она рассеянно слушала глухой, почти неуловимый звук их мощных лазерных ружей, думая, что смерть Геринга наглядно доказывала, как мало власти он имел в Третьем рейхе. Поскольку его смерть не повлекла никаких изменений в ее времени, в настоящем; это событие не вызвало даже легкого волнения, предвещавшего изменения. Это было одной из характерных черт правительственной структуры нацистской Германии.
Затем она вызвала высшего представителя НП, Уайлдера Пемброука.
— Я бы хотела услышать ваш доклад, — сообщила она ему, — относительно того, откуда Карпы имеют такую поддержку. Вдобавок к их собственным ресурсам. Очевидно, что они не начали бы заваруху, если б не были уверены, что у них есть союзники. — Она пристально и сурово посмотрела на представителя НП. — Что думает Национальная полиция?
Уайлдер Пемброук спокойно отозвался:
— Мы готовы разобраться с заговорщиками.
Казалось, он совершенно не был взволнован. Фактически, подумала она, он был даже спокойнее, чем обычно.
— Между прочим, мы уже начали их арестовывать. Рабочих Карпа и представителей его администрации и персонал предприятия Фрауенциммера. И всех, кто еще причастен; мы пытаемся разобраться, используя аппарат фон Лессингера.
— Почему же вы до сего дня не были готовы, почему не использовали аппарат раньше? — резко спросила Николь.
— Признаться, там был такой вариант. Но только как очень маловероятная возможность. Один из миллиона возможных альтернативных вариантов будущего. Нам никогда не приходило в голову…
— Вы потеряли вашу работу, — заявила Николь… — Пришлите сюда подчиненных. Я выберу из них нового комиссара полиции.
Покраснев, Пемброук недоверчиво пробормотал:
— Но в каждый момент происходит уйма опасных изменений, таких пагубных, что если мы…
— Но вы знали, — сказала Николь, — что я в опасности. Когда гнусная тварь, марсианский зверь, укусил меня, это должно было послужить вам предупреждением. С того момента вам следовало бы ожидать всеобщего, крупного нападения, потому что это было начало.
— Мы должны арестовать Люка?
— Вы не можете арестовать Люка. Люк на Марсе. Они все сбежали на Марс, включая и тех двоих, что были здесь, в Белом доме. Люк забрал их. — Она швырнула Пемброуку донесение. — А впрочем, вы здесь уже никто.
Наступило напряженное, неприятное молчание.
— Когда меня цапнула гадина, — сказала Николь, — я поняла, что наступают тяжелые времена.
Но в одном отношении то, что ее укусило это существо, очень даже неплохо: оно заставило ее насторожиться. Теперь Николь нельзя было застать врасплох — она готова к неожиданностям, и пройдет немалый срок, прежде чем что-либо или кто-либо снова сможет ее укусить. Метафорически или буквально.
— Пожалуйста, миссис Тибодокс, — начал Пемброук.
— Нет, — сказала она, — не скулите. Вы уволены. Все.
В тебе есть что-то, чему я не доверяю, сказала она сама себе. Может, потому, что ты позволил папууле пробраться ко мне. Это стало началом твоего падения, краха твоей карьеры. С того момента я стала тебя подозревать. И, подумала она, это был почти мой конец.
Дверь кабинета открылась, и появился сияющий Роберт Конгротян.
— Николь, с того момента, как я отправил того психоаналитика из АО «Химия» вниз, в прачечную, я стал абсолютно видимым. Это чудо!
— Отлично, Роберт, — сказала Николь. — Однако у нас сейчас закрытое заседание. Зайдите позже.
Теперь Конгротян заметил Пемброука. Выражение его лица тут же изменилось. Враждебность… Интересно почему, подумала она. Враждебность и страх.
— Роберт, — внезапно сказала она, — как вы отнесетесь к посту комиссара полиции? Этот человек… — она показала на Пемброука, — уволен.
— Вы шутите, — сказал Конгротян.
— Да, — согласилась она. — В некотором смысле, по крайней мере. Но в некотором смысле — нет.
Он был ей нужен, но в каком качестве? Как она могла использовать его и его способности? В тот момент она просто не знала.
— Миссис Тибодокс, если вы измените свое решение… — сухо сказал Пемброук.
— Не изменю, — сказала она.
— В любом случае, — сказал Пемброук размеренным, искусственным голосом, — я буду рад вернуться на прежнюю должность и служить вам. — Он покинул комнату, и дверь за ним закрылась.
Тут же Конгротян сказал ей:
— Он что-то затевает. Я не уверен, что понимаю что. Вы можете сказать, кто вам предан в такое время? Лично я ему не верю; я думаю, он часть огромной конспиративной системы всепланетного масштаба, которая нацелена на меня. — И он поспешно добавил: — И, конечно, против вас тоже. Они охотятся за вами тоже. Разве нет?
— Да, Роберт, — вздохнула она.
За окнами Белого дома взвыла машина новостей; она слышала, как машина продавала детали, касающиеся Дитера Хогбена. Машина знала все. И она использовала все, что знала, на всю катушку. Она снова вздохнула. Правящий Совет, эти неясные зловещие фигуры, которые стояли за каждым ее шагом, без сомнения, здорово всполошились, как будто проснулись ото сна. Она подумала, что они будут делать. У них хватит мудрости, все вместе они достаточно стары для этого. Как змеи, они холодны и молчаливы, но вовсе не мертвы. Они никогда не выступали по ТВ, никогда не проводили экскурсий по Белому дому.