Свежескошенная трава, плавящийся на солнце асфальт и выхлопные газы — эти запахи будут напоминать мне о том моменте, когда Шепли Мэддокс вышел из своего черного винтажного Чарджера и подбежал ко мне по ступенькам Морган Холла.
Его глаза прошлись по моему бледно — голубому макси платью, и он улыбнулся.
— Выглядишь отлично. Нет, лучше, чем отлично. Выглядишь так, словно мне нужно сегодня показать лучшее, на что я способен.
— Ты выглядишь обыкновенно, — сказала я, замечая его рубашку поло и то, что было похоже на его выходные джинсы. Я подалась вперед, — Но пахнешь невероятно.
Его щеки загорелись достаточно, чтобы цвет проступил над его загорелой кожей, и он понимающе улыбнулся.
— Мне говорили, что я выгляжу обыкновенно. Это не заставит меня отказаться от ужина с тобой.
— Говорили?
Он кивнул.
— Они лгали. Как и я, — Я обошла его, направляясь к ступенькам.
Шепли быстро обогнал меня, потянувшись к дверной ручке пассажирского сидения до меня. Он дернул её, широко открыв дверь одним движением.
— Спасибо, — сказала я, садясь на пассажирское сидение.
Кожа приятно охлаждала тело. Салон был совсем недавно пропылесосен и вычищен, и все пахло обычным освежителем воздуха.
Когда он сел на свое место и повернулся ко мне, я не смогла сдержать улыбку. Его энтузиазм был чудесным.
В Канзасе парни были не такими…усердными.
Глядя на золотистый тон его кожи и крепкие мускулы на руках, которые вздувались при каждом движении, я решила, что он, скорее всего, работал снаружи все лето: вязал в узлы сено или таскал тяжести. Его орехово — зеленые глаза практически сияли, и его темные волосы — не такие короткие, как у Трэвиса — освещались солнцем, напоминая мне теплый карамельный цвет волос Эбби.
— Я собирался отвести тебя в одно итальянское место тут в городе, но на улице стало достаточно прохладно, чтобы…я…я просто хотел потусоваться и узнать тебя вместо того, чтобы меня перебивал официант. Так что я сделал это, — сказал он, кивая на заднее сидение. — Надеюсь, все в порядке.
Я напряглась, медленно оборачиваясь, чтобы увидеть, о чем он говорил. В центре сидения, пристегнутая ремнем безопасности, стояла накрытая плетеная корзина на плотно сложенном одеяле.
— Пикник? — спросила я, не в силах скрыть удивление и восторг в голосе.
Он выдохнул с облегчением.
— Ага. Это хорошо?
Я развернулась на сидении, подпрыгнув один раз, обратившись лицом вперед.
— Посмотрим.
Шепли привез нас на частное пастбище к югу от города. Он припарковался на узкой гравиевой дорожке и вышел из машины, чтобы открыть замок на воротах и толкнуть их. Двигатель Чарджера зарычал, когда Шепли поехал по двум параллельным полосам голой земли посреди акров высокой травы.
— Ты проделал тут дорогу, да?
— Эта земля принадлежит моему дедушке и бабушке. У подножья есть пруд, куда мы с Трэвисом раньше ходили на рыбалку.
— Раньше?
Он пожал плечами.
— Мы самые младшие из внуков. Мы потеряли обе пары своих дедушек и бабушек к тому времени как учились в средней школе. Я не только был занят спортом и уроками в старшей школе, но и чувствовал, что неправильно рыбачить тут без дедушки.
— Мне жаль, — сказала я. У меня еще есть все мои дедушки и бабушки, и я не могла представить, что потеряю их всех.
— Обе пары? Три пары, ты хотел сказать? — сказала я, задумавшись вслух. — О боже, извини. Это было грубо.
— Нет, нет…это обоснованный вопрос. У меня постоянно такое спрашивают. Мы дважды кузены. Наши отцы братья, и наши мамы сестры. Я знаю. Странно, ага?
— Нет, на самом деле очень круто.
Проехав через маленький холм, Шепли припарковал Чарджер под тенистым деревом меньше чем в десяти метрах от пруда площадью около пяти акров. Летняя жара помогла вырасти полевому хвощу и кувшинкам, а вода была прекрасна, морщась от легкого бриза.
Шепли открыл мне дверь, и я ступила на свежескошенную траву. Пока я осматривалась, он нырнул на заднее сидение, появившись вновь с корзинкой и лоскутным одеялом. На его руках не было ни одной татуировки, в отличие от его покрытого чернилами двоюродного брата. Я задумалась, нет ли у него татуировок под рубашкой. Потом мне внезапно захотелось стянуть с него одежду, чтобы найти ответ.
Он одним взмахом расстелил одеяло, которое идеально легло на землю.
— Что? — спросил он, — Это не…
— Нет, это удивительно. Я просто…это одеяло такое красивое. Не думаю, что должна на него садиться. Оно выглядит совсем новым.
Ткань была все еще накрахмалена и на ней виднелись складки.
Шепли выпятил грудь.
— Моя мама сшила его. Десятки таких. Она сшила его для меня, когда я окончил школу. Это точная копия, — Его щеки порозовели.
— Копия чего?
Как только я спросила, он вздрогнул. Я старалась не улыбаться.
— Это увеличенная версия твоего детского одеяльца, так?
Он закрыл глаза и кивнул.
— Ага.
Я села на одеяло и скрестила ноги, похлопывая место рядом с собой.
— Иди сюда.
— Не думаю, что могу. Кажется, я только что сгорел от стыда.
Я посмотрела на него, прищуривая один глаз от луча солнца, светящего сквозь листья дерева над нами.
— У меня тоже есть одеяльце. Марфин у меня под подушкой в общежитии.
Его плечи расслабились, и он сел, ставя перед собой корзинку.
— Блэйк.
— Блэйк?
— Кажется, я пытался сказать «блэнк», и в какой — то момент это стало Блэйком. (*Blank — от англ. пустой, чистый)
Я улыбнулась.
— Мне нравится, что ты не соврал.
Он пожал плечами, все еще смущенный.
— У меня это все равно не очень хорошо получается.
Я наклонилась, легко толкнув его плечо своим.
— Это мне тоже нравится.
Шепли просиял и открыл корзинку, достав накрытую тарелку с сыром и крекерами, а потом бутылку зинфанделя (*сорт калифорнийского вина) и два пластиковых бокала для шампанского.
Я подавила смешок, и Шепли хихикнул.
— Что? — спросил он.
— Просто…это самое милое свидание, на котором я когда — либо была.
Он налил вино.
— Это хорошо?
Я положила сыр на крекер и надкусила, кивая, и затем отпила вино, чтобы смочить горло.
— Определенно ставлю тебе пятерку за старание.
— Хорошо. Не хочу, чтобы это было настолько мило, что я окажусь во френдзоне, — сказал он, почти про себя.
Я слизнула крекер и вино со своих губ, глядя на его. Воздух между нами изменился. Он стал тяжелее…наэлектризовался. Я наклонилась к нему, и он безуспешно попытался скрыть удивление и возбуждение в своих глазах.
— Можно тебя поцеловать? — спросила я.
Его брови взметнулись вверх.
— Ты хочешь…ты хочешь поцеловать меня? — Он осмотрелся, — Прямо сейчас?
— Почему нет?
Шепли моргнул.
— Просто у меня, эм…никогда не было девушки…
— Тебе со мной неловко?
Он быстро замотал головой.
— Это определенно не то, что я сейчас чувствую.
Он накрыл ладонью мою щеку и притянул к себе, не колеблясь ни секунды. Я немедленно открыла рот, пробуя влажность внутренней стороны его губ. Его язык был мягким, теплым и имел вкус сладкой мяты.
Я промычала, и он отстранился.
— Давай, эм…я сделал сэндвичи. Тебе нравится ветчина или индейка?
Я коснулась своих губ, улыбаясь, а затем сделала невозмутимое лицо. Шепли выглядел возбужденным в самом хорошем смысле этого слова. Он протянул мне квадратик, завернутый в вощеную бумагу, и я осторожно развернула уголок, продолжая тянуть, пока не увидела белый хлеб.
— Слава богу, — сказала я, — Белый хлеб лучший!
— И не говори. Терпеть не могу цельнозерновой.
— К черту белизну и калории!
Я развернула бумагу и попробовала бережно приготовленную индейку и швейцарский сыр с чем — то, что пахло фермой, зеленью и помидорами. Я посмотрела на Шепли в ужасе.
— О боже.
Он перестал жевать и проглотил.
— Что?
— Помидоры?
Его глаза наполнились ужасом.
— Черт. У тебя аллергия? — Он лихорадочно огляделся, — У тебя есть уколы? Отвезти тебя в больницу?
Я откинулась назад, широко открыв рот и схватившись за горло.
Шепли навис надо мной, не уверенный, где до меня дотронуться или как помочь.
— Черт. Черт! Что мне делать?
Я схватила его за рубашку и притянула к себе, стараясь что — нибудь сказать. Наконец, я смогла заговорить.
— Рот — в–рот, — прошептала я.
Шепли напрягся, и затем его мышцы расслабились.
— Ты надо мной прикалываешься?
Он поднялся, а я рассмеялась.
— Иисусе, Мерик, я чуть с ума не сошел!
Мой смех утих, и я улыбнулась ему.
— Моя лучшая подруга называет меня Мерик.
Он вздохнул.
— Я точно останусь во френдзоне.
Я подняла руку над головой, накручивая длинные локоны, чувствуя холодную траву под рукой.
— Лучше предотвратить это настойчивой привлекательностью.
Он выгнул бровь.
— Я не уверен, что могу с тобой справиться.
— Не узнаешь, пока не попробуешь.
Шепли расположился на руках по обе стороны от меня, и затем наклонился, прикасаясь своими губами к моим. Я потянулась вниз, подбирая юбку, и улыбнулась, когда кромка ткани поднялась выше коленей. Его губы боролись с моими, в то время как он одним плавным движением расположился у меня между ног.
Его руки так хорошо ощущались на моей коже, а мои бедра сжимались и двигались в ответной реакции. Он просунул руку под моим коленом, подтягивая его к своему бедру.
— Святое дерьмо, — сказал он мне в губы.
Я притянула его ближе. Твердость под его молнией прижалась ко мне, и я промычала, чувствуя плотную ткань на кончиках пальцев, когда расстегивала пуговицу на его джинсах.
Когда я забралась внутрь, Шепли застыл.
— Я не взял…Я не ожидал этого. Совсем.
Свободной рукой я вынула маленький пакетик из своего лифчика без лямок.
— Вот это хочешь?
Шепли посмотрел вниз на квадратик фольги в моей руке, и выражение его лица изменилось. Он сел назад на колени, наблюдая, как я поднимаюсь на локтях.