Из кухни послышались леденящие душу крики.
– Поздно… – проронила Вита, хватая Нику за волосы и волоча прочь из столовой. – Сматываемся! – взревела она, ускоряясь.
– Но им надо помочь… – в недоумении уставилась на нее Марго.
– Забей на них! – повысила голос Ника, пытаясь приноровиться к бегу подруги.
– Им не поможешь… Хватит ныть! – с этими словами Вита пихнула Марго в спину и заставила семенить перед собой.
– Ты всегда командуешь… – через одышку попыталась надуться Ника.
Все же надо было почаще ходить на физкультуру…
– Идем всегда, куда ты скажешь, смотрим то, что ты хочешь… Но сегодня мне это по вкусу, – примирительно закончила она.
23
Через час все, кто остался в школе, вновь убегали.
Римма Эдуардовна, которой не мешал даже внушительный бюст, обрамленный видавшим виды мехом, с нежданной прытью неслась по коридору. За ней едва поспевали остальные. За ними хлюпала слизь, заглатывая попавшиеся под руку предметы. Стулья, двери, лампы погибали в ней, как в черной дыре. Пупок присоединился к общему движению и с завидной прыткостью при подобной комплекции бежал рядом с Никой, цепляясь за нее руками.
Зеленая волна накрыла бы бегущих, если бы они не успели спрятаться в туалете по соседству с протекающими трубами и отваливающейся раковиной без единого куска мыла. В помещении стояла духота. Ника слышала над своим ухом тяжелое дыхание Пупка и чувствовала, как в ней поднимается волна отвращения, досады и жажды мщения.
– Что за черт, – послышался его низкий скрипучий голос, – от кого мы убегаем?
Никто не потрудился ответить.
– Ладно, – решился через какое-то время Борис Федорович. – Мы должны предпринять что-то.
– Предпринять, – вмешался Кирилл, вертя, как хамелеон, круглыми глазами и показывая, что он с неконтролируемой толпой не имеет ничего общего. – Надо было школу закрыть, а не подвергать нас опасности! Теперь вы все получите по заслугам, – злорадно заключил он, скрещивая руки на груди.
Римма шикнула на него. Борис промолчал, исследуя стены. Остальные субъекты сильного пола не обладали достаточным мужеством, чтобы напрямую высказать свое недовольство. Тем более кто-нибудь мог счесть, будто они одобряют Кирилла.
– Не думаю, что у вас получится справиться со стихией… – протянул Пупок. – Вы просто преподаватель, не больше. Не стоит строить из себя спасителя.
– Борис Федорович хотя бы преподаватель биологии, а вы – простой физрук, – не скрывая раздражения и оторвавшись от руки Марго, в которую вцепилась как в спасательный щит, процедила Ника.
– Как ты смеешь так разговаривать с преподавателем? – изумилась Римма, пока Эмиль Рудольфович пытался отдышаться от ужаса.
– Да пошли вы! – взорвалась Ника, пытаясь ссорой выплеснуть все, что наболело в душе за последнее время. – Кто должен теперь слушать ваши бредни, если мы все умрем, а виноваты в этом вы, если позволяли ему, – она указала на Пупка, – замутить все это!
– Что ты несешь, Совина? – еще сильнее распылился Эмиль Рудольфович, пятнами краснея от негодования.
– Да вы думаете, мы не знаем, кто создал эту слизь? – в бешенстве закричала Ника.
Борис Федорович и девочки тщетно попытались успокоить ее. Разозленные флегматики с непривычки кажутся страшнее холериков, для которых ор – рутина.
– Да брось, Ник, – спокойно обратился к ней Кирилл. – У этого мозгов бы не хватило.
Эмиль подобрался к Кириллу (что было непросто при забитости комнаты и его профиле), отвесил ученику затрещину и гордо покинул территорию. Сочувствующая его настроениям Римма не решилась последовать за ним. Она робко озиралась кругом и молчала вопреки привычке.
Спустя некоторое время опустевшая школа разразилась женским воплем. Все, кто находился под сомнительным прикрытием ветхой двери, выбежали в коридор и услышали выстрел из кабинета директора.
Когда толпа добежала до него, Ника увидела Эмиля Рудольфовича, держащего на руках истекающую кровью Стелу Вениаминовну. Рядом с ее обездвиженной ручкой, изящно хватающейся за Эмиля, валялся пистолет. Вокруг стоял дым, волосы у директрисы были одного цвета с пеплом (она добровольно носила этот неестественный оттенок). Стела пыталась сказать что-то, но была так слаба, что окружающие расслышали лишь: «Как я… нельзя было брать руководство». Несмотря на ранение она какое-то время боролась за жизнь, грациозно елозя ладонями по пропитанной кровью одежде. Наконец, под гробовое молчание окружающих она затихла.
– Вы… – выдохнула Марго, поворачиваясь к Эмилю, – убили ее!
– Что ты несешь, Правдина! – взъерошился Эмиль.
«Он, кажется, звереет», – пронеслось в голове Виты.
– Так и есть! – взревела Ника, подбежала к учителю и, пользуясь тем, что Борис занялся заботой о теле Стелы Вениаминовны, вцепилась в седеющие волосы, обильно смазанные гелем для придания им притягательного блеска.
Осыпая Пупка пощечинами, Ника пришла в неописуемый экстаз, который появлялся у нее разве что в последний учебный день перед перспективой закрыться на чердаке и не видеть никого. Наконец, вездесущий Борис Федорович, как самый положительный герой, вынужден был оттащить любимую ученицу от нелюбимого коллеги.
– Вы… Вы… – от ярости брыкающаяся и невольно бьющая и Бориса Ника не могла говорить, то и дело запинаясь и кашляя. – Вы натравили на нас эту гадость, а теперь потешаетесь над нашими смертями!
По кабинету директора прошел гул. Пытающаяся оттереть кровавые пятна с ковра (кощунством было позволять такому дорогому приобретению окончательно испортиться!) Римма в нерешительности переводила взгляд с одной ругающейся стороны на другую.
– Замолкни, курица! Как ты смеешь… – взвизгнул Эмиль, схватился за сердце, хрипло задышал и свалился на только что вытертый ковер.
Никто не подбежал к нему. Все словно застыли в страхе за собственную жизнь.
– Он мертв, – декламировал Борис Федорович, стоило ему прикоснуться к груде на полу.
24
Уцелевшие заперлись в блоке шестилеток, поскольку только здесь Нечто не успело еще распустить свои жаждущие белка лапы. Помещение здесь давно не ремонтировалось и не отапливалось, с потолка свисали хлопья серой паутины. Истлевающая мебель разного возраста и цвета валялась на запыленном полу. Первоклассники давно были выгнаны с этой безопасной территории в разночинство смешанных классов, где преждевременно вступали на нелегкий путь взросления. Маленькие дети, только недавно оторванные от работающих матерей, быстро привыкали к вечному хаосу школы и привлекательным занятиям, от безделья выдуманным старшими авторитетными товарищами.
– Я, кажется, знаю, как справится с этой дрянью, – неожиданно раскрыл рот Кирилл, не славившийся красноречием.
Поскольку до сих пор никто не предложил вразумительный план борьбы с кровожадной слизью, особенного воодушевления высказано не было. Кристина же странно посмотрела на Кирилла и, по всему было видно, собиралась сказать что-то, но вспомнила о своей немоте. Степан забился в угол и не то что не собирался утешать возлюбленную, но, кажется, сам нуждался в поддержке.
– Ну и как? – осведомился Борис Федорович, не выдержав долгой паузы, которую взял Кирилл после своего заявления.
Ника подумала, не косит ли Кирилл под Джулию Ламберт, но с пренебрежением вспомнила, что он не увлекается литературой и как-то даже обронил, что в стихах Ахматовой не хватает рифмы. Напомнив себе об этом, она фыркнула и отвернулась от Кирилла.
– Этот код – 2=0… Значит что-то. Это не просто цифра, нацарапанная на стене, – глубокомысленно начал Кирилл, едва ощутимо картавя.
– Понесся… – запротестовала Вита. – Сейчас начнет про машину времени втирать.
– Ну, – невозмутимо продолжал умник, отрешенно глядя на товарищей по несчастью, – если вы хотите сдохнуть здесь от голода или кануть в пасти плесени, милости прошу…
– Ладно, ладно, – пошла на попятную ставшая толерантной Марго. – Выкладывай.
– В общем, это должно что-то значить, – завершил мысль Кирилл.
– Ты это уже сказал, – напряглась Ника.
Кирилл отвернулся к стене и не прибавил больше ни слова. Не желая успокаиваться, строптивая Ника подсела к нему и, не обращая внимания на остальных в классе, по полу которого они бегали в восемь лет, предприняла попытки разузнать все. Борис Федорович и Марго обсуждали возможность взрыва плесени, Вита заливисто смеялась со Степаном, оставив Кристину уворачиваться от спускающихся с потолка пауков. Кристина гневно оглядывала собравшихся, но молчала, как и Валера, тупо уставившийся на свои пальцы. Римма осталась у тела Пупка, а Нина Тамаровна исчезла в неведомом направлении.
– Кирилл, – неуверенно начала Ника, боясь спровоцировать насмешливый взгляд и почувствовать себя дурой. – Как ты не понимаешь, что подставляешь не только нас, но и себя с сестрой? Пусть ты нена… недолюбливаешь нас, но подумай хоть о себе…
– Ты предлагаешь мне стать эгоистом? – заносчиво процедил Кирилл.
– Все люди эгоисты, это норма.
– Наши жизни – ничто по сравнению с величием вселенной…
– Пусть так, но жить все равно хочется.
– Ладно. В общем, это код.
– Что за код?
– Обычный шифр.
– Это нелепица! – по обыкновению отрубила Ника.
– Нет, если принять за «равно» другой зашифрованный знак, – спокойно доложил ее собеседник.
Ника задумалась. За разговорами с Кириллом на нее находило чувство беспомощности перед его интеллектом.
– Перевернуть равно? – спросила она тихо.
Кирилл улыбнулся.
– Я всегда подозревал, что ты умнее, чем кажешься.
– И что теперь делать?
– Не знаю. Плевать.
– Получается… 2110. И что?
– Год конца света? – пошутил Кирилл и хмыкнул. Во всех его манерах сквозило что-то отталкивающе, хотя внешность нельзя было назвать неприятной. – А если 21-10?
– Получается 21 октября. Но сейчас май!
– Не вариант.
– Думай, Кирилл!
– Лучше отстань от меня.
Ника все-таки докатилась до обиды и отошла. В голове у нее вертелось только «21-10». Она поделилась догадками с друзьями. На несколько минут они включились в живейшее обсуждение.