– Так ты его использовала!
– Конечно… – Кристина закатила глаза. – Не подумали же вы в самом деле, что он мне нравится! Этот идиот с круглыми глазами…
– Вообще-то он довольно симпатичный и популярный! – возмутилась Вита. – Ты его благодарить должна, что он на тебя позарился. Наверное, решил исследовать новую нишу.
Кристина поджала рот.
– … у него ведь были все ключи, поскольку он занимался волейболом в секции… Ну вот, кажется, и все…
– Как так? – запротестовала Вита, уютно примостив голову на талии Марго и с детским удовольствием слушая басенку о том, как одна злая девочка школу уничтожила.
– Знаешь, а я горжусь тобой, – неожиданно для себя открыла Ника. – Я всю жизнь хотела школу взорвать, да не решилась…
– Но ты не рассказала, как оно разрослось и начало нападать на людей, – хрипло добавил Кирилл.
Он уже отошел от шока, связанного с неожиданным обнародованием его приватных чувств.
– Да что тут рассказывать? Само выросло и начало нападать на всех. Мои надежды оправдались.
Итак, вместо того чтобы открывать сундук, наши герои прослушали исповедь Кристины. Вспомнили они о сундуке, только когда она поднялась с колен, потянулась и сказала:
– Ну что теперь. Попытаетесь все-таки отворить сундучок?
Все переполошились и повскакали с мест.
– Черт, как же мы забыли! – Кирилл схватил себя за чуб и опустил голову.
Вите показалось, что он осыпает себя неслышными уху обычного человека проклятиями.
Кирилл направился к сундуку. Стоило ему взяться за крышку, сестра, находившаяся сзади, подняла над его головой нож, и, прежде чем кто-то мог помешать ей, всадила его в спину брата. Кирилл упал вместе с вскриком Виты. В тот же момент Кристина подбежала к окну и, прошептав что-то, выбросилась в расступившееся отверстие.
Кирилл, истекая кровью, что-то негромко завещал Борису Федоровичу. Тот печально кивнул и положил его голову на пол. Через несколько секунд Кирилл затих.
Виту начало тошнить, Марго повела ее в угол. Ника, оцепенев, смотрела на Кирилла. Борис подошел к ней.
– Пора, Ника.
– К чему это все? – в отупении ответила она. – Эти смерти… Столько загубленных жизней… А был ли в них смысл? А есть ли он вообще в чем-нибудь?
– Мы не могли ничего изменить.
– Но ведь это Кристина наказала нас, значит, было за что…
– Нет, просто у нее не все в порядке с головой. Человечество никогда не было идеальным, но такие нацистские методы – не выход.
– Нас осталось так мало… – протянула Ника, давая понять, что утешения любимого преподавателя подействовали на ее эластичный разум. Из сердца уже меньше сочилась ядовитая жижа боли. – Только вот где твой прихлестень? – изумленно подскочила она на месте, поворачиваясь к Марго.
Та несколько мгновений недоуменно оглядывала подругу, затем вытянула челюсть и закусила губу. Взгляд ее словно поперхнулся на стене.
– А правда, где Валера? – повторила она, забыв даже обидеться на специфическую манеру Ники именовать друзей своих друзей.
С того момента, как Ника и Кирилл вернулись под школьный кров, никто не мог вспомнить, где сидел тихий друг Марго. Сама она начала набирать его номер, но быстро вспомнила, что связи здесь нет, огорчилась и не нашла лучшего выхода, чем скрипеть зубами, не хватаясь, тем не менее, за голову. Ведь на ней безмятежно покоилась поблескивающая прическа, доблестно сохраненная ей вопреки сегодняшним перипетиям.
Вита, справившись с дурнотой, кинулась к зеркалу и не осталась довольна результатом осмотра. Из-за потери салфеток для снятия макияжа она вынуждена была вытирать глаза с потекшей тушью пальцами. Поэтому все ее лицо приобрело грязно-серый оттенок.
– Вы видели, куда он делся? – обратилась Марго к Борису.
Тот покачал головой.
– Ладно, забей на него! – завыла Ника. – Хватит, откройте же этот долбанный сундук, меня достала вся эта хрень!
Борис послушался, в который раз подойдя к сундуку.
– Борис Федорович! – жалобно остановила его та же Ника, подбежала и обхватила его локоть. – Мне так страшно. Не открывайте, пожалуйста, это опасно!
– Ну что ж поделать, кто – то должен открыть его! – резонно проговорил Борис, с материнским пониманием трогательной и почти смешной детскости смотря не девчонку.
– Да, пусть кто-нибудь другой, кого не жалко!
– Ника, ты не должна так говорить.
– Но это правда!
– Тебе что, не жалко подруг?
– Конечно, жалко! – опомнилась Ника, оборачиваясь. – А не осталось кого-нибудь еще? Блин, они же все преставились…
– Ника, ты не должна так говорить, – мягко укорил Борис и разжал ее ладонь.
– Тогда я открою! – решила Ника, решительно опустившись на корточки.
– Ну, нет, дудки! – отрезал Борис, через силу поднимая ее.
– Борис Федорович! – слезно вмешалась Марго, дрожа, – время!
– Слушайте внимательно, – обратился Борис к девочкам. – Мы не знаем, что нас ждет при открытии. Вы как можно скорее уходите отсюда, слышите! И не оборачивайтесь, не пытайтесь вытащить ни меня, ни кого бы то ни было! Речь идет о ваших жизнях, и я как педагог обязан сберечь их.
Ника вцепилась в его рубашку. Вита и Марго взяли ее за плечи. Ника глубоко выдохнула, впитывая в себя тепло обступивших ее тел, поднялась на цыпочки и быстро поцеловала Бориса в щеку. Тот улыбнулся ей грустной успокаивающей улыбкой и подтолкнул к окну.
– Уходите.
Девочки благополучно скрылись за обступающей пеленой. Борис остался наедине с мертвецами и деревянным сундуком, который должен был раскрыть даже ценой собственной жизни.
27
Оказавшись на улице, Ника не испытывала ни облегчения, ни расслабления. Ее мозг работал так лихорадочно, что она не могла даже растянуться на траве, как Марго, и реветь, как Вита. Сердце жгло недосказанностью, а несправедливость происходящего изматывала и бесила. Не обращая внимания на слезы и молитвы подруг, она повернулась к ним спиной и, не понимая, что делает, побежала к подвалу школы. Там была одна из черноходовых дверей.
В начальной школе во время игр девочки их класса выдумали легенду о ведьме, прятавшейся в этом подвале и насылающей двойки за то, что они сердили ее криками и беготней. Однажды они нашли возле подвала умершую собаку и с удивлением смотрели на червей, пристроившихся к ее брюху. Тогда они решили, что и в этом повинна ведьма, испугались и перестали играть возле подвала. Сейчас Ника почему-то вспомнила эту историю и поразилась, что и ныне колдунья мстит ей за что-то.
– Ник, ты куда?
– Сумасшедшая! – разом вскрикнули Вита и Марго.
Ника с досадой услышала за своей спиной бегущие шаги. Несколько минут все трое безуспешно долбились в трухлявую, но по-прежнему крепко запертую дверь. Плечи болели от толчков.
– Да, жаль, что мы ходили на рисование, а не на борьбу, – пожалела Марго.
– А я всегда говорила, что девчонкам важнее самооборона, а не эти заморочки, – ответила Ника, так и не избавившись от привычки высказывать свое сверхценное мнение.
– Поэтому научилась играть на гитаре вместо карате? – ехидно изрекла Вита, предпринимая очередную попытку атаковать дверь.
– Я просто очень ленивая, а гитара мне действительно нравится.
Наконец, они сломали неподатливый замок.
– Девочки, – остановилась Ника у самого входа. – Я понимаю все и очень благодарна, но не обижусь, если вы не пойдете сейчас со мной. Я не могу вами рисковать.
– Слушай, заткнись уже, – прервала ее Марго, толкая в спину. – Раньше надо было думать.
Они пролезли в блок шестилеток, прошли по нескольким большим залам, которые всегда наводили на детей с неплохим воображением что-то вроде мистифицированного страха. Это были светлые просторные залы, окнами выходящие в коридорообразные тупики. Уже само по себе это заставляло воображение работать. Здесь появлялись и исчезали самые разные истории, которые любят придумывать дети и сами свято верят своему вымыслу. В детстве Ника всегда представляла, какова школа там, по ту сторону здания. Ей виделись шикарные фонтаны и причудливые птицы, развешанные в восточнообразных клетках. Вообще весь этот ансамбль в ее голове напоминал что-то среднее между Эрмитажем и страной тысячи и одной ночи. Ведь сказки и прогулки по Петербургу, куда часто возила ее бабушка, Ника и по сей день любила почти так же сильно, как треклятые американские мультики.
На покатой лестнице, где постоянно случались какие-нибудь происшествия со сломанными костями, межполовыми драками и прятками от надоевших надсмотрщиков, девочки услышали знакомый шум. Как будто тысячи мышей, погребенных в полых стенах, искали выхода.
– Ну и что теперь, Ник? Сначала уходим и обещаем не вмешиваться, а теперь?
– Да какая разница?! – отмахнулась Ника, взбегая вверх. – Если хотите, оставайтесь здесь.
В тот момент, когда она, едва не поскользнувшись, взобралась на последний порожек, дверь отворилась сама. За ней Ника не могла разобрать ничего. Она видела только клубы зеленоватого пара, за которым… в глубине класса стоял человек.
– Борис Федорович, – осторожно позвала Ника, надеясь, что не обозналась.
Ей вдруг стало жутко. Совсем как в детстве, если оставалась в комнате одна до того, как на улице зажигался фонарь. Фигура повернулась, за ней показался открытый сундук. Борис Федорович, а, может, вовсе и не он, медленно, как раненный, начал двигаться на Нику. Несмотря на то, что ее ноги приросли к полу, как бывает в кошмарах, она продолжала звать его. Наконец, из тумана появилось его лицо со светящимися зеленым глазами. Не осознавая, что делает, Ника спрыгнула вниз, презрев стоптанные ступени. Больно ударилась о перила.
– Он, он, он… – бессвязно повторяла она, хватаясь руками за подоспевших подруг.
Борис показался на лестничном проеме. Марго и Вита вскрикнули. Но не успели они подобрать с каменной лестницы Нику и побежать что есть сил, на Бориса с потолка закапала слизь, проступившая уже через побелку. Борис закричал, упал и начал содрогаться.